видел не тот мир, что его соседи. Они его все равно любили — несмотря на идеи, которые на любой из стадий его быстрого интеллектуального роста были равно необычны. Примерно в 1981 году он начал рассылать пробные письма по почте и нашел братьев по духу. Его небольшая зарплата уходила на марки, книги, журнальные подписки и копировальные услуги (ну, и, если честно, на водку и метедрин). В те годы он жил в клоповнике для амбулаторных пациентов ветеранского госпиталя, с которыми подружился (например, читал им вслух «Дон-Кихота»). Какое-то время он играл с единственной, быстро распавшейся, шериданской рок-группой — но гораздо больше времени проводил с теми левыми и либертарианцами, кого можно было найти в городе. С одним из либертарианцев — с тем, кто позже под именем «Сун-цзы» участвовал в книге Рейта «Нейтронная пушка», — он начал осуществлять первый свой самостоятельный политический проект: Миссию Слова Правды.
Объединенные менкеновской ненавистью к деревенским приличиям, они вдвоем написали серию маленьких памфлетов, в которых, приняв Библию абсолютно всерьез, доказали, что на вопросы вроде «Повелел ли Бог устроить Холокост» и «Стоял ли Сатана за Американской революцией» надо отвечать «да». Собственно текст писал Сун-цзы, сын проповедника, но Рейту, ответственному за переписку, пришлось за все отвечать — как только правоверные начали присылать жалобы. Кажется, они перестарались — по слухам, памфлет про Холокост перепечатала неонацистская группа где-то в Джорджии. Та, кто на это пожаловался — подросток-панк по имени КарлиСоммерстейн, — в конце концов сама приняла участие в «Нейтронной пушке», так что последними посмеялись отнюдь не нацисты. Но суть в том, что с самого первого дня Джерри Рейт играл с огнем.
Скоро Рейт уже писал все и всем — плакаты, сотни писем, политические трактаты, беллетристику, притчи, темные тексты в духе Берроуза, рецензии на книги, даже стихи. Сначала письма, потом статьи и истории шли в АРА, фэнзины, в те неортодоксальные, не боящиеся оскорблений дикие края анархистского и либертарианского движения, которым он отдал так много сил, включая их в общий антиавторитарный диалог. С удивительным успехом Рейт протаскивал свои идеи в местные ежедневные газеты, пользуясь их терпимостью к индивидуалисту-эксцентрику с Дикого Запада — которым он, разумеется, и был. Полиция, однако, оказалась не так восприимчива к его проекту по заклеиванию Мейн-стрит, а один раз его даже арестовали — за то, что он кидал снежки в местный филиал закусочной «Дайри-Квин». Агенты в штатском, следящие за организованным Либертарианской партией антиналоговым пикетом 15 апреля, вызывали в нем параноидальный страх — хотя и не такой силы, как когда он стал жаловаться, что начальник практикует на нем «масонские техники управления мозгами»!
Психи — это увлечение на любителя, которое разделяют немногие; но если Рейт и другие маргиналы — в какой-то степени сумасшедшие, то в любом случае они не только сумасшедшие. Честность и быстро развивающиеся литературные способности Рейта обеспечили ему центральное место в том трансконтинентальном почтовом салоне, где в начале 80-х собрались неприкаянные поэты, художники и радикалы квазилевого толка. Читая запоем все подряд, Рейт стал учителем: политиканам он впаривалМисиму и Пинчона, правым либертарианцам — рабочие советы, широкой публике — неуважение к религии. Не все соединения оказались удачными — но бытовая мудрость выглядела настолько очевидно бредово, что Рейту приходилось собирать куски для головоломки отовсюду, из всех других мест. Вот к чему всё свелось. Как дело свободы, важное (в любой из многих известных Рейту формулировок) лишь для немногих, может победить, не будучи насаждаемым просвещенной элитой и тем самым обращая собственную победу в поражение?
В неопубликованном рассказе Рейта описана курсовая работа по политологии — удачная социальная революция: не нарушая никаких прав собственности, экономику дара доводят до такой степени конкурентоспособности, что все 500 лидирующих компаний вместе с их союзником-государством просто оказываются скуплены. Истории Рейта из «Нейтронной пушки» ближе к действительности — в качестве катализатора для очистительного катаклизма в них выступают несколько удачно внедренных террористов и киллеров; но частное мнение Рейта было, что такого сорта усилия — например, бомбистов из канадского «Прямого действия» — контрпродуктивны. Что же оставалось?
Образование — как раз то, чем он занимался последние два-три года без какого-либо заметного вознаграждения. У его учеников — в отличие от студентов воображаемого курса по политологии — были свои проблемы, для них более важные, да и разбросаны они были по всей стране. Почти никого из своих ближайших друзей Рейт никогда не видел. Сама тщательность, цепкая систематичность, с которой он подходил к предполагаемым спасителям мира, вызывала отчаяние. Рейт достаточно обоснованно предположил, что если бы в мире существовала реальная стратегия социальных перемен, он бы о ней услышал хотя бы мельком. В позднем тексте «О невозможности дочитаться до анархии» рассказывается, как раньше его радовал почтовый ящик, переполненный анархизмом, и как теперь ящик этот вызывает тоску и скуку. Для такого человека, как Рейт, подобная статья была равносильна предсмертной записке — хотя оставленная им предсмертная записка оказалась более емкой. Возросшие возможности восприятия мира никак не добавляли Рейту возможности его изменить.
Неудачная любовная связь усилила депрессию. Публикация «Нейтронной пушки» без конца задерживалась из-за финансовых и нефинансовых проблем издателя — книга вышла только через год после смерти Рейта. Наконец, почта, которая, как пуповина, связывала его с внешним миром, сработала как инструмент разрушения. Одно из адресованных ему писем было «по ошибке» доставлено в местный полицейский участок, там его передали в ФБР, которое допросило соседей Рейта. Очевидно, обыденного использования таких слов, как «анархизм», оказалось достаточно, чтобы потревожить правительственных агентов Пояса Прерий. Рейт позвонил в ФБР — там отказались вернуть письмо и сказали, что «мы все про тебя знаем». Это была чушь собачья, и Рейт в последних письмах сам так и говорил, но это оказалось последней каплей. В оставленной записке было написано: «Я должен или выкарабкаться, или умереть». На практике он умер — застрелился. По рассказам, он подсчитал все «за» и «против» жизни и смерти и, обнаружив полное равенство, бросил монетку.
Самоубийство молодых людей, потерявших контакт с миром, превратилось в штамп — от мифического Вертера Гёте до не намного более реалистичного Сида Вишеса (кроме того, самоубийство является причиной все большего количества смертей юных американцев.) Рейт типичен для маргиналов не тем, как он кончил (среди маргиналов я знаю всего лишь еще один случай самоубийства), но широтой и силой своих увлечений. Тексты его, хоть и местами тенденциозны, в лучших образцах своих четкие и энергичные, без единого лишнего слова. Он видел вселенную как нечто по сути неупорядоченное и описывал ее, используя виньетки противоборствующих стилей. Юмор, которым пронизано большинство маргинальных текстов, в его случае скорее колкий, чем радостный. При этом далеко не все тексты Рейта — депрессивные или доктринерские. Описывая темы, далекие от ключевых вопросов о свободе и о правде, он мог расслабиться и вдруг стать совершенно очаровательным.
Хороший пример этого — книжная рецензия? инструкция по применению? под названием «Кихот: что с ним делать», напечатанная в антологии Джона Беннета «Хороший день, чтобы сдохнуть». Но для книги «Нейтронная пушка» — наполовину написанной им самим, наполовину его друзьями по переписке — Рейт сознательно отобрал те рассказы, в которых политические вопросы выражались открыто. Он пытался свести счеты с модернизмом, либерализмом, религией, обществом потребления, марксизмом и т. д. — потому что все это загораживало ему дорогу к тому, чего он хотел от жизни. Может быть, он надеялся, что его книга станет «Хижиной дяди Тома» 80-х? В конце концов, все остальные средства он уже испробовал.
Джек Сандерс сказал, что хотя не бывает неопубликованных великих книг, многие великие книги остаются ненаписанными. Возможно, Рейт был автором некоторых таких книг. Книга, которую он все же успел собрать, — это набор тревожащих знаков и обещание большего. Как антология она может служить введением в американскую самиздатскую культуру. В ней видно недовольство — более глубокое, чем в ориентированных на конкретные вопросы 60-х, под мостом больше воды. Но насколько оно способно на действие? Вот вопрос, на котором споткнулся Джерри Рейт.
НЕВЕСТА СЫНА ВОЗВРАЩЕНИЯ ИЗ-ПОД ПОДПОЛЬЯ, ИЛИ ПОД ПОДПОЛЬЕМ II
Через восемь лет после моего обзора маргинальное сообщество в значительной — возможно, в слишком значительной степени — находится там же, где и было в 1986 году. Число участников увеличилось раза в три. Выходят не только фэнзины, но и книги. В либеральных еженедельниках для яппи вроде «Виллидж войс» появляются обзоры, интервью и рецензии. АйвенСтэнг, использовав маргиналов как ступеньку наверх, теперь отрекается от них — но именно они в массе своей покупают его салонные альбомы, изданные «Саймоном и Шустером» (на настоящий момент вышло три). Очень небольшое количество литературно ориентированных маргиналов (С.П. Стрессман, Рейн Арройо, КирбиОлсон) проникли в традиционные малотиражные литературные журналы, включая наименее традиционный из них, «Изысканный труп». Но до неизбежной (за отсутствием кого бы то ни было еще) гегемонии маргиналов в некоммерческой культуре остается лет десять, не меньше.
Рядом с моей книгой «Отказ от работы и другие эссе», выпущенной в 1986 году, на книжной полке типичного маргинала теперь стоит много другого. Книги таких участников движения, как Джон Крофорд, Эд Лоренс, Л.А. Роллинс и Хаким-Бей, я прославляю в других главах этого тома. Из антологий с большим количеством маргинального материала следует назвать «Semiotext(e) U.S.A.», антологию журнала «Популярная действительность» и невероятно расширенное второе издание книги «Лучшие хиты Лумпаникс». Меньшие количества можно найти в «Культуре Апокалипсиса» (под редакцией Адама Парфри), в книге «Проповеди и подстрекательские листовки» (под редакцией Парфри и моей) и в выпуске «Re/Search», посвященном «Розыгрышам». Отрицательные примеры — книги, изданные «Переработанным миром» и субгениями. Самая, возможно, необычная антология — это «PozdraviizBabilona» («Поздравления из Вавилона»), перевод североамериканских маргинальных текстов на словенский, отредактированный мной и Грегором Томичем и выпущенный в 1987 году в том, что тогда было Югославией.
Два маргинальных издательства, «Лумпаникс Анлимитед» и «Амок» (распространяющие свои книги по почте), добились такого успеха, что попали на деловую страницу «Ньюсуик». («Амок Пресс» как отдельная сущность больше ничего нового не публикует, но публикуют его наследники — «Бласт» и «Ферал Хаус».) Кое-кто из нас, ветеранов, получил возможность наблюдать собственные труды в виде книги: Джон Зерзан, «Элементы отказа» («LeftBankBooks»), Эд Лоренс, «Переоткрывая колесо… кармы» («BombShelterProds»), Эрнест Манн, «Я, Робот» («Little FreePress»), а также «Бластер», антология Эла Акермана. Хотя маргинальные издательства проходят и уходят — так, издательство «Ни-Ни», выпустившее в 1987 году новое издание «Нейтронной пушки», больше не публикует — но некоторые, такие как «Аутономедиа» и «Лумпаникс», наверняка будут помогать маргиналам
