региональный съезд крестьян проголосовал за коллективизацию земли под контролем и управлением профсоюзов. Социализации подлежало движимое и крупное недвижимое имущество фашистов. Мелкие же землевладельцы могли свободно выбирать между частной и коллективной формой собственности. Это решение было узаконено несколько позднее: 7 октября 1936 г. центральное республиканское правительство конфисковало без какого-либо возмещения имущество «лиц, замешанных в фашистском мятеже». Эта мера была неполной с точки зрения закона, поскольку узаконивала лишь небольшую часть захвата имущества, уже стихийно осуществленного народом: крестьяне провели экспроприацию, не делая различия между теми, кто участвовал в военном путче, и теми, кто в нем не участвовал.
В слаборазвитых странах, где ощущалась большая нехватка технических средств, необходимых для крупного земледелия, бедные крестьяне в большей степени бывали соблазнены частной собственностью, доселе еще им не известной, чем социалистическим сельским хозяйством. Однако в Испании либертарное воспитание вкупе с коллективистской традицией компенсировали техническую неразвитость, противодействовали индивидуалистическим поползновениям крестьян, толкая их сразу же к социализму. Крестьяне победнее сделали такой выбор, а более обеспеченные, как в Каталонии, держались за индивидуальное хозяйство. Подавляющее большинство сельскохозяйственных работников (90 %) предпочло с самого начала вступить в коллективы. Тем самым был скреплен союз крестьян с городскими рабочими, поскольку последние были сторонниками обобществления средств производства по самой природе своих функций. Кажется, что социалистические настроения в сельской местности были даже более распространены, чем в городах.
Сельскохозяйственные коллективы создали для себя двойную систему управления: производственного и местного. Эти две функции были разделены, но в большинстве случаев существовали профсоюзы, которые брали их на себя или контролировали.
Для управления производством общее собрание трудящихся крестьян выбирало в каждом селе управляющий комитет. За исключением секретаря все остальные его члены продолжали заниматься физическим трудом. Работа была обязательной для всех здоровых мужчин от восемнадцати до шестидесяти лет. Крестьяне разделялись на группы по десять или более человек с делегатом во главе. Каждой группе отводилась зона земледелия или поручалась определенная функция, с учетом возраста членов группы и вида работ. Каждый вечер управляющий комитет принимал делегатов групп. Для решения местных административных вопросов коммуна часто созывала жителей на общее собрание, заслушивая отчеты об их работе.
Все было собрано в общий фонд, за исключением одежды, мебели, личного хозяйства, мелкого домашнего скота и птицы, садово-огородных участков для семейного использования. Ремесленники, парикмахеры, сапожники и т. д. сгруппировались в коллективы. Общинные овцы были собраны в стада по несколько сотен голов, а пастухи равномерно распределяли эти стада в горах.
Были испробованы различные системы распределения продуктов: одни, основанные на коллективизме, другие более или менее коммунистические, третьи — результат сочетания первых двух. В большинстве случаев вознаграждение устанавливалось в зависимости от потребностей членов семьи. Каждый глава семьи получал в счет ежедневной платы талон в песетах, который он мог обменять лишь на потребительские товары в коммунальных магазинах, часто располагавшихся в бывших церквях или пристройках к ним. Неиспользованная сумма клалась в песетах на индивидуальный резервный счет. Можно было получить из нее деньги на карманные расходы, но в ограниченном количестве. Аренда жилья, электричество, медицинская помощь, лекарства, услуги по уходу за престарелыми и т. п. были полностью бесплатными, как и школы, часто расположенные в бывших монастырях и обязательные для детей до четырнадцати лет, которым воспрещалось заниматься ручным трудом.
Вступление в коллектив оставалось добровольным, в соответствии с извечной заботой анархистов о свободе. Никакого давления на мелких землевладельцев не оказывалось. Поскольку они добровольно держались в стороне от общины, они не могли ждать от нее услуг и выгод, так как утверждали свою самодостаточность. Однако они вполне могли по собственной воле участвовать в общем труде и сдавать в коммунальные магазины свою продукцию. Они допускались на общие собрания, имели право на некоторые коллективные блага и преимущества. Им воспрещалось только иметь больше земли, чем они могли обрабатывать самостоятельно, и ставилось единственное условие: ни в чем ни самим, ни посредством своего имущества не нарушать социалистического порядка. Тут и там социализированные земли укрупнялись путем добровольного обмена на участки, принадлежащие крестьянам-собственникам. В большинстве социализированных сел количество единоличников, будь то крестьяне или торговцы, сокращалось с течением времени. Они чувствовали себя изолированными и предпочитали вступать в коллективы.
Однако кажется, что группы, применявшие коллективистский принцип вознаграждения за каждый рабочий день, оказались более устойчивыми, чем те, более малочисленные, где попробовали слишком быстро установить полный коммунизм, отмахнувшись от эгоизма, еще крепко сидевшего в человеческом сознании, особенно среди женщин. В некоторых селах, где деньги были отменены и население пользовалось общим фондом, где производство и потребление было ограничено узкими рамками одного коллектива, стали давать знать о себе неудобства и недостатки такой парализующей автаркии; индивидуализм вскоре одержал верх, вызвав распад общин в силу выхода из них мелких собственников и землевладельцев, вошедших в них, не приобретя подлинного коммунистического сознания.
Коммуны объединялись в местные федерации, в свою очередь, входившие в региональные федерации. Все земельные участки местной федерации образовывали, теоретически,[104] единое целое, без размежевания. Солидарность между деревнями достигла предела, а компенсационные кассы позволяли поддерживать беднейшие коллективы. Инструменты, сырье и избыточная рабочая сила предоставлялись в распоряжение нуждающихся общин.
Степень социализации на селе была различной, в зависимости от провинции. В Каталонии, местности, где преобладали мелкие и средние землевладения, где крестьяне имели сильные индивидуалистические традиции, социализация свелась лишь к нескольким показательным коллективам. Напротив, в Арагоне более трех четвертей земли было социализировано. Здесь прошла анархистская милиция, Колонна Дуррути,[105] по дороге на Северный фронт для сражения с франкистами. Следствием этого было установление революционной «власти», построенной снизу, единственной в своем роде, в республиканской Испании и стимулировавшей созидательную инициативу сельских тружеников. Было образовано около 450 коллективов, насчитывавших в общей сложности около полумиллиона членов. В пяти провинциях Леванта, наиболее богатой части Испании (со столицей в Валенсии), возникло около 900 коллективов. Они охватывали 43 % населенных пунктов, 50 % производства цитрусовых и 70 % их сбыта. В Кастилии было образовано около 300 коллективов, в которых участвовало 100 тысяч крестьян. Социализация охватила также Эстремадуру и частью Андалусии. В Астурии[106] она вызвала несколько робких, но быстро сошедших на нет попыток к сопротивлению.
Необходимо отметить, что этот «социализм снизу» не был, как думают некоторые, делом одних только анархо-синдикалистов. Самоуправленцы часто были, по свидетельству Гастона Леваля, «либертариями, сами того не ведая». В последних из перечисленных нами провинций, инициатива коллективизации исходила от крестьян социал-демократов, католиков и даже коммунистов, как, например, в Астурии.
Самоуправление в сельском хозяйстве, бесспорно, было успешным, за исключением случаев, когда оно саботировалось его противниками или было прервано войной. Успехи были достигнуты отчасти по причине отсталого состояния испанского сельского хозяйства. Побить прежние «рекорды» крупных землевладельцев было нетрудно, поскольку рекорды эти были плачевны. Около десяти тысяч землевладельцев обладали половиной территории Пиренейского полуострова. Они предпочитали оставлять значительную часть своих земель под паром, чем дать образоваться классу независимых фермеров или пойти на выплату батракам приличной заработной платы, что нанесло бы ущерб их положению средневековых властителей. Тем самым они сдерживали освоение природных богатств испанской земли.
Земельные участки укрупнялись, земля теперь обрабатывалась на больших пространствах в соответствии с общим планом и указаниями агрономов. Благодаря советам агротехников производительность возросла на 30–50 %. Увеличилась площадь засеваемых пространств, усовершенствовалась методика труда, человеческая, животная и механическая энергия стала использоваться гораздо рациональнее. Сельскохозяйственные культуры стали более разнообразными, развивалось орошение земель, лес был частично восстановлен, открывались питомники, строились хлева, создавались сельскохозяйственные технические училища, оборудовались показательные фермы, скот подвергался селекции и давал прирост, заработали вспомогательные области промышленности. Социализация показала свое превосходство как над уклонявшимися от ведения хозяйства крупными землевладельцами, оставлявшими невозделанными некоторую часть земель, так и над мелкими землевладельцами, которые обрабатывали землю по устаревшей технологии, засевали ее низкокачественными семенами, не употребляли удобрений.
Сельскохозяйственное планирование, по крайней мере, наметилось. В его основу легла статистика производства и потребления, поступавшая от коллективов, собираемая соответствующими окружными комитетами, а затем группируемая региональным комитетом, контролировавшим качество и количество производимой продукции. Торговля за пределами региона была возложена на региональный комитет, который собирал товары на продажу и в обмен на них приобретал товары, необходимые региону в целом.
Лучше всего сельский анархо-синдикализм проявил свои организаторские способности, как и способности к интеграции, в Леванте. Экспорт цитрусовых требовал наличия современных коммерческих методов; они были с блеском внедрены, вопреки некоторым, часто обостренным, конфликтам с крупными частными производителями.
Культурное развитие шло рука об руку с развитием материальным: началось обучение взрослых грамоте, региональные федерации составляли программы лекций, кинопоказов, театральных представлений в селах.
Эти успехи были обусловлены не только силой профсоюзной организации, но также и, в значительной степени, интеллектом и инициативой людей. Крестьяне, хотя большинство из них было неграмотными, продемонстрировали уровень социалистического сознания, практический здравый смысл, дух солидарности и жертвенности, который приводил в восхищение иностранных наблюдателей. Феннер Броквэй, тогда член британской Независимой лейбористской партии (позднее ставший лордом), посетив коллектив в Сегорбе, писал: «Состояние духа крестьян, их энтузиазм, их вклад в общее дело, гордость, которую они испытывают, — все это достойно восхищения».
Самоуправление было также опробовано в промышленности, в особенности в Каталонии, наиболее промышленно развитом регионе Испании. Рабочие, чьи работодатели бежали, стихийно взяли на себя обязанности по поддержанию работы фабрик. Более чем четыре месяца фабрики Барселоны, над которыми развивался черно-красный флаг НКТ, управлялись революционными рабочими комитетами без какого-либо содействия или вмешательства государства, иногда даже без квалифицированной помощи управленцев. Определенную роль сыграло то, что рабочих поддержали специалисты. В России в 1917–1918 гг. и в Италии в 1920 г. во время кратких экспериментов по захвату фабрик инженеры отказывались помогать новому опыту социализации; в Испании, напротив, многие из них тесно сотрудничали с рабочими с самого начала.
В октябре 1936 г. в Барселоне состоялся профсоюзный съезд, на котором были представлены 600 тысяч трудящихся, целью которого была социализация промышленности. Рабочая инициатива была узаконена декретом каталонского правительства от 24 октября 1936 г., который, утверждая свершившийся факт, привносил в самоуправление элемент правительственного контроля. Были созданы два сектора: социалистический и частный. Были национализированы заводы, на которых было занято свыше ста рабочих (заводы с пятьюдесятью рабочими подвергались национализации по требованию трех четвертей трудового коллектива), заводы, владельцы которых были объявлены народным трибуналом «мятежниками» или прекратили производство, а также предприятия, важное значение которых для национальной экономики оправдывало их изъятие из частного сектора (в действительности, было социализировано большое число прогоревших или влезших в долги предприятий).
Самоуправляемым заводом руководил управляющий комитет, состоявший из 5–15 членов, представлявших различные профессии и службы. Они назначались на общем собрании рабочими сроком на два года, причем половина из них сменялась ежегодно. Комитет назначал директора, которому
