кредитов, необходимых для его приобретения.
Подведем итоги: новорожденные испанские коллективы сразу же оказались в смирительной рубашке войны, осуществлявшейся классическими военными методами, войны, во имя или под предлогом которой республика обрезала крылья своему собственному авангарду и пошла на компромисс с внутренней реакцией.
Тем не менее, урок, данный коллективами, является вдохновляющим. В 1938 г. он вдохновил Эмму Гольдман на такие хвалебные слова: «Коллективизация промышленности и земли предстает как величайшее достижение любого революционного периода. Даже если Франко суждено победить, а испанским анархистам суждено быть уничтоженными, идея, рожденная ими, будет жить». В своей речи 21 июля 1937 г., произнесенной в Барселоне, Федерика Монтсени четко обозначила альтернативы: «С одной стороны, приверженцы власти и тоталитарного государства, экономики, управляемой государством, социальной организации, военизирующей всех людей и превращающей государство в единоличного хозяина, в великого посредника; с другой стороны, управление шахтами, полями, заводами и цехами самим рабочим классом, организованным в профсоюзные федерации». Это дилемма не только Испанской революции. Быть может завтра в мировом масштабе она станет основным вопросом всего социализма.
Поражение Испанской революции лишило анархизм его единственного оплота в мире. Он вышел из этого испытания сокрушенным, разобщенным, в некоторой степени дискредитированным. Приговор, вынесенный ему историей, был слишком суров и во многих отношениях несправедлив. Не он был настоящей — и в любом случае уж точно не главной — причиной победы франкистов. Опыт самоуправляющихся коллективов как в сельском хозяйстве, так и в промышленности разворачивался в трагических, неблагоприятных условиях, но в целом продемонстрировал вполне положительные результаты. Этот опыт был, однако, не до конца понят, недооценен и оклеветан. Авторитарный социализм, наконец, избавился от нежелательного конкурента в лице социализма либертарного и на многие годы стал хозяином положения в мире. Какое-то время казалось, что государственный социализм может быть оправдан благодаря военной победе СССР над нацистами в 1945 г. и бесспорными, внушительными успехами в технической области.
Однако именно крайности этой системы вскоре вызвали внутренние противоречия, которые вели к ее отрицанию. Это породило идею о необходимости смягчения парализующей государственной централизации, о том, что производственные предприятия должны иметь больше автономии, что рабочие будут иметь стимул трудиться больше и лучше, если будут принимать участие в управлении предприятиями. В одной из стран, ставших вассалами Сталина, зародилось то, что в медицине называется «антителами». Югославия Тито освободила себя от тяжелого ярма, превращавшего ее в своего рода колонию. Там произошла переоценка догм, антиэкономический характер которых теперь бросался в глаза. Югославские коммунисты обратились к изучению уроков прошлого. Они открыли для себя труды Прудона и стали черпать идеи в его предвосхищениях. Исследовались также малоизвестные либертарные идеи в работах Маркса и Ленина. Между прочим, было извлечено на свет понятие «отмирания государства», которое не исчезло, конечно, целиком из политического словаря государственно-социалистических режимов, но которое стало не более чем ритуальной формулой, лишенной своего содержания. Изучив краткий период, во время которого большевизм идентифицировал себя с пролетарской демократией снизу, с Советами, Югославия подобрала слово, произнесенное и затем быстро забытое теми, кто одержал победу в итоге Октябрьской революции: самоуправление. Она также обратила внимание к зародившимся в то же самое время, благодаря распространению «революционной заразы», зародышам фабричных советов в Германии и Италии, а также, намного позже, в Венгрии. Как пишет во французском журнале «Arguments» итальянец Роберто Гвидуччи, возник вопрос: не может ли «идея Советов, которые были подавлены сталинизмом по очевидным причинам», «быть поднята снова в современных терминах».[109]
Когда Алжир был деколонизирован и добился независимости, его новое руководство стремилось узаконить и упорядочить стихийный захват крестьянами и рабочими оставленного европейскими собственниками имущества. Они черпали вдохновение из югославского прецедента и взяли югославское законодательство в этом вопросе за основу.
Если не подрезать самоуправлению крылья, оно, несомненно, станет учреждением с демократическими, даже либертарными тенденциями. Подобно испанским коллективам 1936–1937 гг., самоуправление стремится передать экономику под управление непосредственных производителей, для чего на каждом предприятии выборным путем создается трехуровневое представительство рабочих: верховное общее собрание (ассамблея), совет рабочих — меньший совещательный орган и, наконец, административный комитет, который является исполнительным органом. Законодательство обеспечивает определенные гарантии против бюрократизации: избранные лица не могут бесконечно осуществлять свои полномочия, они должны быть непосредственно вовлечены в производство и т. д. В Югославии кроме общих собраний (ассамблей) рабочие могут также проводить референдумы, а на очень крупных предприятиях общие собрания проводятся в производственных цехах.
Большую важность также придают местному сообществу (коммуне), по крайней мере, в теории, или в качестве обещания на будущее, и здесь гордятся преобладанием представителей самоуправляющихся трудящихся. В теории управление общественными делами также снова должно стать децентрализованным, и осуществляться на местном уровне во все больших масштабах.
Однако на практике все выглядит по-иному. В этих странах самоуправление возникает в рамках диктаторского, военного, полицейского государства, скелет которого сформирован единственной партией. У руля стоит авторитарная и патерналистская власть, которая находится вне контроля и вне критики. Налицо несовместимость авторитарных принципов политического правления и либертарных принципов управления экономикой.
Кроме того, определенная степень бюрократизации проявляет себя даже на уровне предприятий, несмотря на предосторожности, предусмотренные в законодательстве. Большинство рабочих еще недостаточно созрело для того, чтобы эффективно участвовать в самоуправлении. Они испытывают недостаток образования и технических знаний, не избавились до конца от старого мышления наемных работников и слишком охотно отдают свои полномочия в руки делегатов. Это позволяет меньшинству быть реальными управляющими предприятия, обладать всевозможными привилегиями и делать все так, как им нравится. Они утверждаются на руководящих постах, управляют без контроля снизу, теряют связь с реальностью и отдаляются от рядовых рабочих, к которым часто относятся с высокомерием и презрением. Все это деморализует рабочих и настраивает их против самоуправления.
Наконец, государственный контроль часто осуществляется так неосмотрительно и жестко, что «самоуправленцы» в действительности вообще не занимаются управлением. Государство утверждает членов правления в органы самоуправления, не принимая во внимание, соглашаются ли последние или нет, хотя, согласно закону, с ними нужно консультироваться. Эти бюрократы зачастую чрезмерно вмешиваются в управление и иногда ведут себя так же, как прежние хозяева. На очень крупных югославских предприятиях члены правления назначены исключительно государством; эти должности розданы маршалом Тито своей «старой гвардии».
Кроме того, югославское самоуправление сильно зависит от государства в финансовом плане. Оно существует благодаря кредитам, предоставляемым государством, и свободно распоряжается лишь малой частью своей прибыли, а остальное выплачивает казначейству в счет погашения долга. Доход, полученный из самоуправляющегося сектора, используется государством не только для того, чтобы развивать отсталые сектора экономики, но также и на оплату в значительной степени бюрократизированного правительственного аппарата, армии, полиции и на поддержание собственного престижа, затраты на что являются иногда чрезмерными. Когда членам самоуправляемых предприятий неадекватно платят, это притупляет энтузиазм в отношении самоуправления и противоречит самим его принципам.
Свобода действия каждого предприятия, кроме того, жестко ограничена, поскольку каждая организация является субъектом централизованных экономических планов власти, которые составляются без участия рядовых работников. В Алжире самоуправляемые предприятия также обязаны уступить государству право распоряжаться сбытом значительной части своей продукции. Кроме того, они помещены под наблюдение «органов опеки», которые должны оказывать техническую и бухгалтерскую помощь, но на практике стремятся заместить органы самоуправления и принять на себя их функции.
Вообще, бюрократия тоталитарного государства противоречит требованиям самоуправления и автономии. Как предвидел Прудон, самоуправление плохо терпит любую внешнюю по отношению к себе власть, которая стремится не к социализации, а к национализации, то есть к прямому управлению со стороны государственных чиновников. Задача последних состоит в том, чтобы посягнуть на самоуправление, уменьшить его полномочия и, фактически, поглотить его.
Единственная партия страны [в рамках однопартийной системы] не менее подозрительно относится к самоуправлению и, соответственно, плохо выносит конкурента. Она, как удав, стремится задушить самоуправление в своих объятиях. Партия имеет ячейки на большинстве предприятий и настоятельно пытается принять участие в управлении, дублировать органы, избранные рабочими, или свести их к роли послушных инструментов, выхолащивая выборы и составляя списки кандидатов заранее. Партия пытается побудить советы рабочих лишь утверждать решения, уже принятые заранее, а также стремится управлять и формировать национальные съезды трудящихся.
Некоторые самоуправляемые предприятия реагируют на авторитаризм и тенденции к централизации, проводя политику изоляционизма. Они ведут себя так, как если бы они были ассоциацией мелких собственников, и пытаются действовать только ради непосредственной выгоды вовлеченных в производство рабочих. Они стремятся сокращать количество рабочих мест, чтобы делить прибыль между меньшим количеством работников. Они также стремятся произвести всего понемногу, вместо того чтобы обеспечивать специализацию. Они посвящают время и энергию тому, чтобы обходить планы или инструкции, разработанные в интересах всего общества. В Югославии была разрешена свободная конкуренция между предприятиями как в качестве стимула, так и для защиты потребителя, но на практике тенденция к автономии привела к сильному неравенству результатов при эксплуатации предприятий и к иррациональности в экономике.
Таким образом, самоуправление можно уподобить маятнику, который раскачивается между двумя крайностями: чрезмерной автономией или чрезмерной централизацией, «властью и анархией», управлением снизу или управлением сверху. В течение нескольких лет Югославия, по сути, заменяет централизацию автономией, а затем автономию централизацией, постоянно реконструируя свои учреждения, до сих пор не достигнув в этом «золотой середины».
Большинства недостатков самоуправления можно было бы избежать или исправить их, если бы существовало подлинное профсоюзное движение, независимое от власти и от единственной партии, движение, возникающее непосредственно в среде рабочих и в то же самое время организующее их, вдохновленное духом испанского анархо-синдикализма. В Югославии и Алжире, однако, профсоюзное движение либо играет второстепенную роль, выступает в качестве «лишней шестеренки», либо подчинено государству, единственной партии. Соответственно, оно не способно адекватно выполнять функцию примирения автономии с централизацией, которую могло бы исполнять намного лучше, чем тоталитарные политические организации. Фактически, профсоюзное движение, которое действительно идет от рабочих, видящих в нем свое собственное отражение, будет самым эффективным органом для того, чтобы согласовать центробежные и центростремительные силы, для того, чтобы «уравновесить», как выразился Прудон, противоречия самоуправления.
Эта картина, однако, не должна казаться совсем удручающей. У самоуправления, конечно, есть сильные и стойкие оппоненты, которые не оставляют надежды на то, что оно потерпит неудачу. Но оно, фактически, показало себя очень динамичным в тех странах, где эксперименты продолжаются. Оно открыло новые перспективы для рабочих и вернуло им некоторое удовлетворение от своего труда. Оно начало открывать им основы подлинного социализма, который влечет за собой постепенное исчезновение системы наемного труда, раскрепощение производителя, его движение к свободному самоопределению. Самоуправление также привело к увеличению производительности труда. Несмотря на неизбежные трудности и ошибки начального периода, оно записало на свой счет неоспоримые положительные результаты.
Небольшие группы анархистов, следившие, правда, издалека, за путями развития югославского самоуправления, испытывали к нему
