полуголодныхъ.
Такимъ образомъ историки современной эпохи должны признать, что, въ зависимости отъ условій среды, практика частичныхъ стачекъ, предпринимаемыхъ толпой рабочихъ со сложенными руками, конечно, не представляетъ никакихъ шансовъ привести къ соціальному преобразованію. Но слѣдуетъ придавать значеніе не столько дѣйствительнымъ фактамъ, сколько плодотворнымъ идеямъ и тенденціямъ будущихъ событій. И идейное движеніе среди рабочихъ проявляется съ такой силой, которая во много разъ превосходитъ мелкую стачечную борьбу, въ общемъ признающую и, слѣдовательно, поддерживающую институтъ найма, т.-е. подчиненіе рабочихъ работодателямъ. Въ собраніяхъ, гдѣ мысль отдѣльныхъ лицъ слагается въ коллективную волю, увеличеніе заработной платы не провозглашается идеаломъ: на международныхъ конгрессахъ рабочіе всѣхъ странъ единодушно высказываются за захватъ земли, заводовъ и фабрикъ, разсматриваемый уже какъ исходный моментъ новой соціальной эры. Въ Англіи, Соединенныхъ Штатахъ, Канадѣ, Австраліи раздается кличъ: «націонализація земли!» и отдѣльныя коммуны и даже само правительство въ Новой Зеландіи уже сочли за лучшее отчасти уступить народнымъ требованіямъ. И развѣ въ простонародныхъ соціалистическихъ пѣсенкахъ и припѣвахъ настойчиво не выражается надежда на присвоеніе всѣхъ продуктовъ коллективнаго труда?
Nègre de l’usine,
Forcat de la mine
Ilote des champs,
Lève — toi, peuple puissant:
Ouvrier, prends la machine!
Prends la terre, paysan![1]
Пробудившееся сознаніе рабочихъ не выливается въ однихъ пѣсняхъ. Стачки принимаютъ порой аггрессивный, угрожающій характеръ. Это уже не простое проявленіе пассивнаго отчаянія, или шествіе голодныхъ людей, требующихъ хлѣба: нѣтъ, подобныя манифестаціи принимаютъ уже оборотъ, весьма непріятный для капиталистовъ. Развѣ мы не видѣли, какъ рабочіе въ Соединенныхъ Штатахъ въ теченіе 8 дней были хозяевами всѣхъ желѣзныхъ дорогъ Индіаны и части прибрежья Атлантическаго океана? А во время большой стачки лондонскихъ грузчиковъ и носильщиковъ развѣ всѣ доки не находились фактически въ рукахъ международной толпы рабочихъ, объединившихся въ братскій союзъ? Въ городкѣ Вьеннъ, близъ Ліона, сотни рабочихъ и работницъ, ткачи шерстяныхъ фабрикъ, сумѣли благородно отпраздновать день 1-го мая, выломавъ ворота одной фабрики не какъ грабители, а какъ судьи: величественно и съ религіознымъ воодушевленіемъ они взяли ими самими вытканный кусокъ сукна длиной болѣе 300 метровъ и спокойно раздѣлили между собой, зная, что на общественной площади въ это время уже стягивались цѣлыя бригады жандармеріи, вызванныя по телеграфу изъ всѣхъ сосѣднихъ городовъ, чтобы аттаковать и, можетъ быть, даже стрѣлять въ нихъ; но они знали также, что этотъ актъ захвата фабрики, коллективной собственности, захваченной капиталомъ, не будетъ забытъ ихъ собратьями по труду и страданіямъ. Они жертвовали собой ради общаго блага, и тысячи людей поклялись слѣдовать ихъ примѣру. Въ самомъ дѣлѣ, не открываетъ ли это замѣчательное событіе новую эпоху въ исторіи человѣчества? Вотъ настоящая революція въ благороднѣйшемъ смыслѣ слова: и притомъ, будь сила на ея сторонѣ, она тѣмъ не менѣе могла бы остаться совершенно мирной.
Весь вопросъ въ томъ, насколько подобныя дѣйствія осуждаются или оправдываются моралью рабочихъ. Склоняясь все болѣе къ ихъ оправданію, она создала бы и соотвѣтствующіе факты. Каменщикъ объявитъ своимъ выстроенное имъ зданіе, точно также какъ ткачъ взялъ себѣ вытканную имъ матерію, а земледѣлецъ завладѣетъ продуктами сельскаго хозяйства. Таковы надежды работника и таковы опасенія капиталиста. И развѣ въ лагерѣ привиллегированныхъ уже не раздавались крики отчаянія, развѣ они уже не прибѣгали къ крайнимъ мѣрамъ самозащиты? Такъ, знаменитый заводь Гомстэда въ Пенсильваніи, выстроенъ, какъ настоящая крѣпость, по всѣмъ правиламъ современной науки, со всѣми приспособленіями для защиты и отпора противъ рабочихъ. На другихъ заводахъ эксплоатируется трудъ арестантовъ, охотно поставляемыхъ государствомъ за самую низкую плату; всѣ усилія инженеровъ направлены къ примѣненію бездушной силы машинъ, управляемыхъ автоматическими движеніями несвободныхъ и отупѣвшихъ людей. И кто хочетъ быть благоразумнымъ, долженъ разслаблять и увѣчить себя, содѣйствуя такимъ образомъ торжеству болѣе ловкихъ и искусныхъ: онъ отступаетъ передъ трудностями борьбы, которая все-же скоро его настигнетъ.
Съ того времени, какъ только идея захвата проникнетъ во всю массу угнетенныхъ, всякое событіе, даже, повидимому, самое незначительное, можетъ оказаться рѣшающимъ толчкомъ къ соціальному преобразованію, совершенно также, какъ одна искра взрываетъ цѣлую бочку съ порохомъ. И уже были предвѣстники этой великой борьбы. Такъ, когда въ 1890 г. раздался призывъ къ празднованію «1-го мая», брошенный неизвѣстнымъ лицомъ, можетъ быть, какимъ нибудь товарищемъ-австрійцемъ, мы видѣли, какъ быстро объединились рабочіе всего міра, воодушевленные одной и той же мыслью. Въ этотъ день они доказали, что оффиціально погребенный Интернаціоналъ ожилъ однако — и не по призыву вожаковъ, но подъ натискомъ толпы. Ни «мудрые совѣты» соціалистовъ по должности, ни репрессивныя мѣры правительства не могли помѣшать угнетеннымъ всѣхъ народностей земного шара сознавать себя братьями и громко заявить объ этомъ всему міру. А между тѣмъ, повидимому дѣло шло о такой невинной и простой вещи, какъ платоническая манифестація, объединяющій лозунгъ, пароль для пропуска! Дѣйствительно, предпринимателями и правительствомъ, при содѣйствіи самихъ вождей соціалистическаго движенія, удалось свести этотъ вѣщій призывъ къ ничего незначущей формулѣ. И не смотря на это, этотъ кличъ, этотъ установленный день по своей универсальности получили этическое значеніе.
Всякій другой призывъ — внезапный, непроизвольный, непредвидѣнный — можетъ привести къ еще болѣе неожиданнымъ результатамъ. Сила вещей, т.-е. совокупность экономическихъ условій, конечно, породитъ по тому или другому поводу и, можетъ быть, самому незначительному, одинъ изъ тѣхъ кризисовъ, которые воспламеняютъ даже равнодушныхъ, и мы увидимъ, какъ вдругъ забьетъ ключемъ та неистощимая энергія, которая долго накоплялась въ человѣческихъ сердцахъ отъ оскорбленій, наносимыхъ чувству справедливости, отъ неискупленныхъ страданій и неутомленной ненависти. Съ каждымъ днемъ можно ожидать катастрофы. Увольненіе какого нибудь рабочаго, ничтожная стачка, случайное убійство, могутъ послужить поводомъ къ революціи: дѣло въ томъ, что чувство солидарности захватываетъ все большія массы, и всякое мѣстное волненіе грозитъ потрясти все человѣчество. Вотъ уже нѣсколько лѣтъ, какъ по всѣмъ мастерскимъ раздается новый лозунгъ: «всеобщая стачка». Лозунгъ сначала показался смѣшнымъ, его приняли за пустую мечту, химеру, затѣмъ онъ повторился громче, и теперь онъ раздается съ такой силой, что не разъ уже заставлялъ содрогаться капиталистическій міръ. Нѣтъ, общая стачка и я разумѣю подъ этимъ словомъ не простое прекращеніе работы, но грозное требованіе всего, что должно быть достояніемъ рабочихъ, — нѣтъ, осуществленіе ея не невозможно, оно стало неизбѣжнымъ и, можетъ, быть близкимъ.
Англійскіе, французскіе, бельгійскіе, нѣмецкіе, американскіе, австралійскіе наемные рабочіе понимаютъ, что отъ нихъ зависитъ въ одинъ и тотъ же день отказаться отъ работы на своихъ хозяевъ, захватить заводы и фабрики въ коллективное пользованіе и сознавая или, по крайней мѣрѣ, предчувствуя это сегодня, почему не могли бы они завтра осуществить это, въ особенности, если бы къ стачкѣ рабочихъ примкнули и солдаты? Газеты единодушно и весьма благоразумно замалчиваютъ военные бунты и массовые уходы со службы. Консерваторы, рѣшительно игнорирующіе факты, несоотвѣтствующіе ихъ желаніямъ охотно склоняются къ мысли, что подобная общественная гнусность невозможна, но массовое дезертирство, частичные мятежи, отказы стрѣлять — факты, часто повторяющіеся въ плохо организованныхъ войскахъ и случающіеся также въ самыхъ прочныхъ военныхъ организаціяхъ. Тѣ изъ насъ, кто помнитъ Коммуну, живо представляютъ себѣ еще и теперь, какъ разоружены были народомъ и легко склонялись на его сторону тысячи солдатъ, оставленныхъ Тьеромъ въ Парижѣ. Когда большинство солдатъ проникнется необходимостью стачки, то рано, или поздно представится возможность осуществленія ея.
Стачка или скорѣе даже только идея стачки, въ самомъ широкомъ смыслѣ этого слова, пріобрѣтаетъ особое значеніе въ особенности тѣмъ, что она вноситъ солидарность въ ряды борцовъ за свои права. Борясь за общее дѣло, они научаются любить другъ друга. Но кромѣ того существуютъ и профессіональныя организаціи, работа которыхъ все въ большей и большей мѣрѣ также содѣйствуетъ соціальной революціи. Правда, такія ассоціаціи, объединеніе силъ пролетаріевъ, земледѣльческихъ или промышленныхъ рабочихъ, встрѣчаются съ очень большими затрудненіями вслѣдствіе недостаточности у нихъ матеріальныхъ средствъ: необходимость заработка, обезпечивающаго существованіе, принуждаетъ нѣкоторыхъ изъ нихъ покидать родину, чтобы выгоднѣе продать свою рабочую силу, другихъ оставаться на мѣстѣ, соглашаясь на самыя низкія условія, которыя предлагаются нанимателями. Они порабощаются всѣми способами и ежедневная работа не оставляетъ времени на размышленія о будущемъ или на свободный выборъ товарищей въ жизненной борьбѣ. Такимъ исключительнымъ образомъ имъ приходится осуществлять сравнительно скромное дѣло, носящее тѣмъ не менѣе по отношенію къ окружающему міру зародыши новой жизни. И дѣйствительно, въ жизни рабочихъ мы наблюдаемъ многочисленные признаки будущей жизни, если условія благопріятствуютъ и если идеи проникли въ соціальныя группы, принадлежащіе къ привиллегированнымъ классамъ.
Насъ часто спрашиваютъ съ сарказмомъ о тѣхъ опытахъ болѣе или менѣе коммунистическихъ ассоціацій, которые уже дѣлались въ различныхъ частяхъ свѣта, и мы плохо бы понимали дѣло, если бы отвѣтъ на такіе вопросы насъ хоть сколько нибудь затруднилъ.
Дѣйствительно, исторія этихъ ассоціацій гораздо чаще говоритъ о неудачахъ, чѣмъ объ успѣхахъ, въ этихъ случаяхъ не могло быть иначе, такъ какъ дѣло идетъ о полной революціи, о замѣнѣ труда индивидуальнаго или коллективнаго въ пользу одного — трудомъ всѣхъ для блага всѣхъ. Лица, вступающія въ одно изъ такихъ обществъ, организованное соотвѣтственно новому идеалу, сами еще не вполнѣ освободились отъ предразсудковъ, старыхъ привычекъ, закоснѣлаго атавизма; они еще не «сбросили съ себя ветхаго человѣка». Въ своемъ «анархическомъ» или «гармоническомъ» міркѣ имъ постоянно приходится бороться противъ тѣхъ разлагающихъ и разъединяющихъ силъ, которыя представляютъ собой привычки, нравы, семейныя связи, всегда очень сильныя, дружба съ льстивыми совѣтами, любовь съ ея дикой ревностью, проявленія суетнаго честолюбія, жажда приключеній, страсть къ перемѣнамъ. Самолюбіе, чувство достоинства могутъ еще нѣкоторое время поддерживать новичковъ, но при первомъ разочарованіи въ нихъ зарождается тайная надежда, что предпріятіе не удастся и они вновь погрузятся въ мятежныя волны внѣшней жизни. Напоминаютъ о попыткѣ поселенцевъ Brok-Tarn въ Новой Англіи, которые, оставаясь вѣрными ассоціаціи только изъ привязанности къ добродѣтели и вѣрности своему первому влеченію, тѣмъ не менѣе мечтали о томъ, что случится пожаръ, который разрушитъ у нихъ общественные дворцы, освободивъ ихъ такимъ образомъ отъ связывающаго ихъ клятвеннаго договора, хотя и не заключеннаго по монашескимъ обрядамъ. Очевидно, ассоціація была осуждена на гибель, хотя бы и не случилось пожара, котораго втайнѣ желали многіе, потому что внутренняя воля членовъ общества находилась въ противорѣчіи съ дѣятельностью ихъ колоніи.
Большинство коммунистическихъ ассоціацій погибло по причинамъ аналогичнымъ, т. е. неприспособленности къ средѣ: онѣ не управлялись, какъ казармы или монастыри, неограниченной волею духовныхъ или военныхъ властей, державшихъ въ безусловномъ повиновеніи подчиненныхъ имъ солдатъ, монаховъ или вѣрующихъ. Съ другой стороны у нихъ не было развито достаточно то чувство глубокой солидарности, которое связано съ уваженіемъ къ другой личности, съ умственнымъ и художественнымъ развитіемь, съ перспективой широкаго и безконечно развивающагося идеала. Случаи такихъ разногласій и распаденій тѣмъ болѣе возможно предвидѣть, что колонисты, увлеченные миражемъ обѣтованной земли, направились въ страну, совершенно отличную отъ ихъ родины, гдѣ все казалось имъ
