и героем которой является индивидуальная человеческая личность: святая и грешная, темная и бунтующая, страдающая и гибнущая, животная и вместе с тем божественная, порабощенная и рвущаяся к свободе, великая и безымянная.
Заложенные в человеке инстинкты, стихийный жизненный опыт достигают постепенно стадии самоосознания «собственной идеи» (в применении к народу, Бакунин говорит о выработке народного идеала – см. 28; 510). Резюмируя свое понимание истории, Бакунин пишет: человек «вышел из животного рабства и, пройдя через божественное рабство, переходный этап между его животностью и человечностью, идет ныне к осуществлению своей человеческой свободы» (234; 456).
Выступая за полное освобождение человеческой личности, Бакунин проповедовал полную свободу для женщин, резко критиковал патриархальность русской крестьянской жизни, общинного быта, подавляющего личное начало. Так, горько иронизируя над верой Герцена и Огарева в «мистическую святая святых: великорусскую общину», Бакунин в письме к ним 19 июля 1866 года задает им вопросы – «почему эта община, от которой вы ожидаете таких чудес в будущем, в продолжение 10 веков прошедшего существования не произвела из себя ничего, кроме самого печального или гнусного рабства? – Безобразное принижение женщины, абсолютное отрицание и непонимание женского права и женской чести… Гнусная пошлость и совершенное бесправие патриархального деспотизма и патриархальных обычаев, бесправие лица перед миром и всеподавляющая тягость этого мира, убивающая всякую возможность индивидуальной инициативы…, его систематическая злорадостная, жестокая притеснительность в отношении к тем лицам, в которых проявляются притязания на малейшую самостоятельность, – и готовность продать всякое право и всякую правду за ведро водки – вот, во всецелости ее настоящего характера, великорусская крестьянская община» (297; 283-284). Наряду с этим, Бакунин упоминает еще «мгновенное обращение всякого выборного крестьянина в притеснителя чиновника-взяточника», покорность общины самодержавной власти, отсутствие внутреннего развития у общины и ее разложение… Конечно, помимо этих пороков крестьянской общинной жизни, Бакунин указывает и на другую – бунтовскую, «разинско-пугачевскую» сторону общинной жизни, но это не отменяет ни констатации им патриархальности русской общины, ни горячего протеста против нее во имя свободы личности. Как мы видим, Бакунин не только углубил персонализм и либертарность прудоновского учения, не только радикализировал и социализировал его, но и очистил его от патриархальных наслоений, категорически высказавшись против подавления личности общиной, за освобождение женщины и разрушение семьи.
Описывая современное материальное и духовное порабощение личности, ее конформизм и задавленность социальными условиями, предрассудками и иллюзиями, Бакунин горько констатирует: «Громадное большинство человеческих индивидов не только среди невежественных масс, но точно также в образованных и привилегированных классах хочет и думает лишь то, что все вокруг них думают, чего все хотят. Они верят, конечно, будто хотят и думают самостоятельно, но на самом деле они лишь рабски, по рутине, с ничтожными, едва заметными модификациями воспроизводят чужие мысли и желания. Это рабство, эта рутина, неиссякаемый источник общих мест, это отсутствие бунта воли, инициативы мысли индивидов, – главные причины безнадежной медлительности исторического развития человечества» (234; 498).
Понимая причины, обусловившие такое положение, Бакунин призывает личность, посредством «бунта воли», развития самосознания, выйти за узкие пределы устоявшихся ценностей, мнений и стереотипов, подняться над сословной, классовой и национальной узостью и, освобождая себя, бороться за освобождение общества. Ведь: «великая, настоящая цель истории, единственная законная, это – гуманизация и эмансипация, действительная свобода, действительное благосостояние, счастье каждого живущего в обществе индивида. Ибо в конечном счете… нужно признать, что коллективная свобода и коллективное благосостояние действительны лишь тогда, когда они представляют собой сумму индивидуальных свобод и процветаний» (234; 478-479).
Как представлял себе Бакунин согласование интересов и взаимодействие личностей в безгосударственном, свободном, федералистском обществе? Принцип авторитета Бакунин предлагал заменить свободным договором, федерализмом и принципом взаимности. Он признавал свободную и добровольную дисциплину, как согласование индивидуальных действий, допускал авторитет – в качестве добровольного, временного, преходящего, неустойчивого авторитета тех или иных компетентных людей по тем или иным конкретным вопросам, отрицая монополию определенного круга лиц на управление. «Вся политическая и экономическая организация в целом не должна, как в наши дни, исходить сверху вниз, от центра к периферии, по принципу единства, а снизу вверх, от периферии к центру, по принципу свободного объединения и федерации» (234; 275-276)..
Безусловная децентрализация общественной жизни, построение ее снизу вверх, отсутствие регламентации, групповая собственность трудящихся на средства производства, гарантированное каждому члену общества «равенство в исходной точке» (но не уравниловка в течение всей жизни), замена парламентаризма системой делегирования и императивных мандатов – таким, в общих чертах, представлялось Бакунину либертарное общество. При этом он использовал как теоретические построения Прудона, так и опыт Парижской Коммуны, ставшей первой попыткой воплотить в жизнь идеи безгосударственного социализма. Не насилие, а интерес, не принуждение, а добровольность – таковы должны быть основные принципы взаимодействия между личностями, – был убежден Бакунин. Реальное участие всех членов общества в самоуправлении позволит существовать и функционировать коллективу, основанному на принципах свободы, равенства и солидарности. «Я получаю и даю, – такова человеческая жизнь. Всякий является авторитетным руководителем, и всякий управляем в свою очередь. Следовательно, отнюдь не существует закрепленного и постоянного авторитета, но постоянный взаимный обмен власти и подчинения, временный и – что особенно важно, – добровольный» (цит. по 3; 170).
Чрезвычайно высоко оценивая как философию Бакунина вообще, так и его учение о личности, мы, однако, должны отметить, что одним из самых противоречивых и слабых его аспектов являлась разработка им теории организации. Противоречивы и высказывания Бакунина по вопросам революционной этики (призывы к братским и равноправным отношениям среди революционеров и к тому, чтобы «морализовать народ» сочетались с проповедью вседозволенности по отношению к врагам революции) и по вопросам структуры революционной партии: здесь тайна и жесткая дисциплина сочетались с отсутствием вождей и отрицанием попыток «командовать народом». Антиавторитаризм и авторитаризм причудливо переплелись в бакунинском учении о революционной организации: заявлялось одновременно, что все решает народная стихия, что задача революционеров – лишь связать между собой локальные бунты и «морализовать народ», и тут же указывалось, что революционная организация – нечто вроде «тайного генерального штаба» – сохранится (в тайне) и после революции, и, во взбаламученной стихии народного движения, будет проводить свою линию.
На горьком опыте своего сотрудничества с С.Г.Нечаевым Бакунин в значительной мере сумел осознать противоречивость подобных воззрений, но преодолеть эту противоречивость так и не смог. В целом, мы разделяем мнение А.К.Исаева и Д.И.Олейникова о том, что, «несомненно, теория партии была на рубеже 60-70-ых годов XIX в. одной из наиболее уязвимых сторон бакунизма и вступала в противоречие со в сей концепцией анархической революции» (128; 121). Глубокий гуманизм, персонализм и антиавторитаризм общефилософской концепции Бакунина и его социального идеала несколько диссонировал с элементами авторитаризма, аморализма и антиперсонализма в этом учении. Говоря о соотношении личности и революционной партии во взглядах Бакунина, А.К.Исаев и Д.И.Олейников признают, что есть основания «упрекать Бакунина в… стремлении нивелировать личность в рядах «крепко спаянного коллектива единомышленников»» (128; 123).
Наша характеристика бакунинского учения о личности была бы не полна, если бы мы не упомянули об его учении о воспитании личности. Развивая идеи Прудона об «интегральном образовании» и о «равенстве в исходной точке» как необходимой предпосылке гуманного и справедливого воспитания, Бакунин считал, что в процессе воспитания должна формироваться личность – свободная, развитая, а не «подданный» государства, законопослушный и покорный. Бакунин так характеризует цели и содержание воспитания: «Для того чтобы быть совершенным, воспитание… должно быть индивидуализировано в духе свободы и уважения свободы, даже и у детей. Его задачей должна быть не дрессировка характера, ума и сердца, а их пробуждение к независимой и свободной деятельности. Такое воспитание, широко распространенное на всех, как на мужчин, так и на женщин, при экономических и социальных отношениях, основанных на строгой справедливости, привело бы к исчезновению многих так называемых природных различий» (28; 121-122). Целями воспитания являются развитие разума, личного достоинства, независимости, любви к истине и справедливости, а не развитие веры, набожности, послушания. Бакунин, уподобляя индивидуальное развитие личности развитию целого человечества в сторону нарастания свободы, выдвигает весьма интересную концепцию «убывающего авторитета» в воспитании: «Принцип авторитета в воспитании детей представляет собой естественную отправную точку. Он законен, необходим, когда прилагается к детям младшего возраста, пока их ум еще совершенно не развит». Но, поскольку всякое развитие постепенно отрицает свою исходную точку, «этот принцип должен постепенно уменьшаться по мере того, как воспитание и образование ребенка подвигаются вперед, чтобы уступить место его возрастающей свободе. Всякое рациональное воспитание по существу есть не что иное, как прогрессивное уменьшение авторитета в пользу свободы, так как конечной целью воспитания должно быть создание людей свободных и полных уважения и любви к свободе других» (234; 465). Так великий почитатель свободы вносит ее даже в такое, казалось бы, насквозь авторитарное дело, как воспитание, создавая оригинальную теорию либертарного воспитания личности.
Остановимся теперь на этических воззрениях Бакунина в связи с его учением о личности. В своих этических идеях Бакунин отчасти выступил предшественником П.А.Кропоткина, например, в поисках предпосылок человеческой морали в животном мире: он находит у животных «эгоистический инстинкт» или «инстинкт самосохранения Индивида» и «социальный инстинкт» или «инстинкт сохранения Вида» (см. 28; 84-85), которые он считает равновеликими по силе. Однако принципиально то, что, если Кропоткин практически «растворяет» человека в мире животных, то Бакунин не только сближает, но диалектически противопоставляет эти два мира – ведь человек, по его учению, исходя из животного состояния, преодолевает его.
Этическое учение Бакунина сформировалось в острой полемике с идеалистами, теологами, последователями Руссо. Отрицая все концепции, основанные на учении о бессмертной душе человека, о его изначальной невинности и свободе и последующем грехопадении, и обосновывающие его нынешнее рабство и несовершенство, Бакунин, напротив, указывал, что человек развивается от рабства к свободе, к эмансипации общества и вочеловечиванию человека, от «грубого материализма» к господству идеальных целей, мотиваций и идеалов. По словам Бакунина, идеалисты исходят из божественности и свободы воли личности, и приходят – к установлению рабства и обоснованию авторитета. Материалисты же, исходя из первоначальной животности человека и детерминированности личности, приходят к человечности и свободе: «Одним словом, в любом вопросе вы всегда уличите идеалистов в практическом осуществлении материализма. Между тем как материалистов вы, напротив, увидите всегда преследующими и осуществляющими самые глубокие идеальные стремления и мысли» (234; 471).
Еще одна «общая и основная ошибка всех идеалистов… – это искание основы морали в изолированном индивиде, между тем как она заключается и не может не заключаться – лишь в ассоциированных индивидах» (234; 510). «Этот человеческий одинокий и отвлеченный индивид есть такая же фикция, как и Бог» (234; 500). Бакунин полагает, что постулирование наличия абсолютно разобщенных
