и творческим действием народных масс и законодательным улучшением существующих условий, созданных капиталистическим строем». (172; 373).

[97]

О бакунизме в России см. работы Н.М.Пирумовой, И.Л.Кислицыной и А.Карелина – (4, 141, 148, 295; 231-298).

[98]

Бунт Бакунина и Белинского против Гегеля был ускорен смертью сначала сестры Бакунина – Любови, а затем Н.В.Станкевича. Смерть таких прекрасных людей никак не подтверждала «разумности» происходящего.

[99]

Любопытно, что Г.В.Плеханов, начинавший свою революционную деятельность бакунистом, впоследствии признавался, что из «сочинений Бакунина… вынес великое уважение к материалистическому объяснению истории» (цит. по 295; 286).

[100]

М.А.Бакунин в своих работах подробно разбирает вопросы психологии: национальной и классовой, личной и общественной, специально останавливается на рассмотрении психологии революционера, «чернорабочего человека», крестьянина, буржуа, офицера, священника и чиновника, глубоко и реалистично анализирует мотивы, страсти, мысли и устремления, характерные для представителей различных наций и социальных групп. Через призму социальной психологии Бакунин проницательно изучал общественные явления и процессы.

[101]

В письме к Герцену в 1860 г. М.А.Бакунин решительно заявлял: «Все христианство должно выбросить за борт» (297; 150).

[102]

По-видимому, Бакунин считал «принцип бунта» и важным методологическим принципом своего эпистемологического учения. Так, говоря о важной роли критики в научном познании, он восклицал: «Только она, представительница великого принципа бунта в науке, есть строгая и неподкупная хранительница истины» (234; 400).

[103]

О биографии П.А.Кропоткина, помимо его замечательных мемуаров («Записки революционера»), дневников и переписки с братом Александром (171, 172 и 186), см. также работы Н.К.Лебедева, В.А.Маркина, Н.М.Пирумовой и С.Ф.Ударцева (191, 214, 293 и 374).

[104]

Подробнее об отношении Кропоткина к дарвинизму и к «географической школе» см. в работах Д.Тодеса и В.Ф.Пустарнакова (362 и 325).

[105]

Так, диалектику Гегеля Кропоткин именовал «средневековой схоластикой», противопоставляя ей «подлинно научный» «индуктивно-дедуктивный метод» (см. 182; 283). Еще более упрощенно и искаженно он представлял себе философию Канта.

[106]

Отчасти ощущая противоречивость своих историософских взглядов и желая углубить и скорректировать свою позицию, Кропоткин указывал, что созданные ранее народным творчеством формы общежития и союзы (полис, гильдия, коммуна и пр.) – были «неполными» и непоследовательными в проведении принципа взаимной помощи: впадали в клановый, классовый, национальный эгоизм, подвергались застою и окостенению, изолировались, разлагались изнутри и в итоге оказывались легкой добычей наступающего государства. Так, античные полисы господствовали над рабами, средневековые города – над деревенской округой и раскалывались изнутри борьбой между мастерами и подмастерьями. Все эти недостатки, по Кропоткину, надо преодолеть в будущем анархическом обществе, которое распространит принцип взаимопомощи на все человечество.

[107]

Кропоткин, впрочем, признавал, что созданные народным творчеством учреждения склонны, институционализируясь, застывать и устаревать, сковывая инициативу людей, в результате чего из них выделяются две группы личностей: одни стремятся усовершенствовать эти учреждения, и, сохранив начало взаимопомощи, расширить его и облечь в новые формы, а другие – своекорыстно желают разрушить эти учреждения и подчинить их своей власти.

[108]

Кропоткин пишет о «полноте жизни для всякой отдельной личности, которая произойдет от соединения умственного и физического труда» (180; 208).

[109]

«Мы же должны помнить, что революция, которая будет только наслаждаться красивыми фразами о Свободе, Равенстве и Братстве, но сохранит домашнее рабство женщины, не будет настоящей революцией. Целой половине человечества, находящейся в кухонном рабстве, пришлось бы впоследствии начать свою революцию, чтобы освободить себя от другой половины» (182; 136-137).

[110]

Порой Кропоткин даже прямо называет нигилизм «анархической философией» (185; 284).

[111]

Петр Алексеевич заявляет: «Мы отказываемся уродовать личность во имя какого бы то ни было идеала; все, что мы позволяем себе, – это искренне и откровенно выражать наши симпатии и антипатии к тому, что мы считаем хорошим или дурным» (185; 307-308).

[112]

Полное непонимание Кропоткиным Достоевского, действительно, чрезвычайно показательно и много говорит о самом Петре Алексеевиче – на это обращали внимание многие исследователи. Так А.М.Никулин подчеркивал: «гармоничная натура Кропоткина и не могла увидеть в будущем то, что предчувствовала «отколовшаяся от нормы» душа Достоевского» (261; 75). См. также – 214; 285).

[113]

Принципиальный противник анархизма, но честный и добросовестный исследователь, кадет П.И.Новгородцев справедливо акцентирует внимание на данном моменте: «анархизм лишь до тех пор остается анархизмом, пока он сохраняет свое индивидуалистическое начало в его исключительности и безусловности и пока в силу этого он отрицательно относится к идее власти» (267; 621). «Идея личной свободы» – центральный мотив анархизма – подчеркивает Новгородцев (267; 624).

[114]

«Философия жизни» – один из могучих философских источников анархизма; последнему глубоко созвучны присущие «философии жизни» апология стихии, спонтанности, воли, бунт против застывшей иерархии, окостеневшей формы, против культа объективного и рационального. В руках теоретиков анархизма: Штирнера, Бакунина, Борового «философия жизни», наряду с гегелевской диалектикой, оказалась сильным оружием – оружием критики и бунта, философской опорой веры в благость (или хотя бы естественность) личности и общества, не опекаемых и неоформляемых насильственно извне. Второй мировоззренческий поток анархизма, питающий пафос его социологии, его позитивных конструкций – рационалистический, просветительско-позитивистски-социалистический, опирающийся на философию Гельвеция, Гольбаха и других просветителей, на позитивизм Конта и Спенсера, антропологизм Фейербаха и труды французских социалистов: на данную традицию опирались Годвин, Прудон и Кропоткин. Бакунин же, как видим, и в этом отношении занимал промежуточное, синтетическое положение.

[115]

По мнению известного современного исследователя русского анархизма – С.Ф.Ударцева, А.А.Боровой является крупнейшим представителем «постклассического анархизма» в России.

[116]

Важнейшие анархические работы Алексея Борового: «Общественные идеалы современного человечества. Либерализм. Социализм. Анархизм», «Революционное миросозерцание», «Революционное творчество и парламент», «Анархизм», «Бакунин», «Личность и общество в анархическом мировоззрении». Работая над данным исследованием, мы также использовали огромное рукописное наследие мыслителя, находящееся в РГАЛИ (в частности, неопубликованные работы Алексея Алексеевича: «Фрагменты о «зле»», «Детерминизм и фатализм», «Власть» и др.).