своему идеалу спокойствия. В иные дни он создавал до семисот стихотворных строк. И все же поэзия не давала достаточного выхода деятельной натуре Морриса. В 1865 году он основал в содружестве с другими прерафаэлитами фирму по производству мебели и предметов внутреннего убранства домов, которая была призвана изменить вкусы публики и тем самым внедрить в мир красоту.
Первые два года фирма почти не имела клиентуры и Моррису приходилось довольствоваться украшением церквей. Однако, начиная с 1867 года, мебель, обои, драпировки, гобелены и другие предметы, выпускаемые фирмой «Моррис и компания», начали пользоваться большим спросом. Стиль, утвержденный Моррисом и его компаньонами, вошел в моду. Борьба Морриса за «небуржуазное» искусство принесла наконец долгожданные, но — увы! — оказавшиеся горькими плоды, — буржуа с восторгом раскупали изделия фирмы Морриса, оставаясь, разумеется, такими же буржуа. Остальным — не только рабочим, но и просто людям не очень богатым, — все эти предметы были не по карману. Моррис признавал только ручное производство, старался обеспечить своим рабочим высокие заработки и выплачивать высокий дивиденд непрактичным компаньонам-художникам.
Сколько людей искусства, начав с бунта против буржуазного общества, отходили потом, добившись признания и успеха, от идей своей юности! У Морриса путь был иной. Он с юных лет усвоил проповедуемый Рескином принцип единства Добра и Красоты, всегда оставался ему верен и крупнейший свой успех воспринял как величайшее свое поражение. Он внедрил, как ему казалось, в общество свое представление о красоте, но оно было по-прежнему далеко от добра. В справедливости самого принципа Моррис не усомнился. Но он понял, что этот принцип неосуществим в буржуазном обществе и начинать надо с другого — с изменения самой общественной системы.
Жизнь за стенами дома и мастерской Уильяма Морриса немало способствовала перемене его убеждений. В семидесятые годы кончился период промышленной монополии Англии. Страну один за другим начали потрясать экономические кризисы. То тут, то там возникали стачки. По улицам Лондона двинулись демонстрации безработных. В буржуазных кругах заговорили об опасности революции. За примерами далеко ходить не приходилось — в самом начале семидесятых годов английская буржуазия была насмерть напугана Парижской коммуной. Сколько ненависти по отношению к рабочему классу изливалось в эти годы в респектабельных клубах Лондона! Моррис не мог без отвращения слышать эти крики озверевших от страха собственников. Он сознавал справедливость требований рабочих, и единственное, что еще удерживало его в течение некоторого времени от того, чтобы стать на сторону рабочего класса, все громче теперь заявлявшего о своих правах, — это сомнение в возможности социализма. В справедливости его он не сомневался. Моррис принялся читать буржуазных политэкономов и пришел к выводу, что их критика социализма не убедительна и отнюдь не бескорыстна. Потом он обратился к «Капиталу» Маркса (не владея немецким языком, Моррис читал его по-французски) и, хотя не смог одолеть экономической части этого труда, очень внимательно изучил его историческую часть и во всем с ней согласился. С тех пор Моррис называл себя коммунистом.
Эта перемена убеждений не прошла безболезненно для Морриса. Каждый день на стол ложились газеты, полные ядовитых насмешек. Люди, прежде охотно предоставлявшие помещение для публичных выступлений известного поэта и теоретика искусства, давали теперь понять, что больше ему не следует прибегать к их любезности. Рядом оставались друзья юных лет, развивавшиеся все эти годы в другом направлении. Россетти, его бывший кумир, превращался в неврастеника-декадента, и социалисту Моррису не о чем больше было с ним говорить. Они сейчас не только думали по-разному, но и весь духовный склад у них был разный. И еще рядом была Джен, сошедшая некогда молчаливо и безучастно в мир с его собственных и Россетти полотен. Там, на картинах, она казалась живой и близкой. В жизни — безмерно далекой. Ей было о чем помолчать с Россетти и не о чем говорить с Моррисом и ею новыми друзьями. Чем дальше шел он своей дорогой социалиста, тем дальше она становилась от него и тем ближе к Россетти. Тот поселился у Морриса, и хозяин дома, чтобы с ним не встречаться, уезжал иной раз из Лондона на целый год… Сейчас трудно выяснить все перипетии домашней трагедии Морриса. Часть его писем не может быть вскрыта до 1989 года. Ясно одно — эта трагедия была частью цены, которую он заплатил за перемену своих убеждений.
А переменились не только его убеждения — переменился весь образ его жизни. Моррис не был человеком кабинетного склада. Он желал принять практическое участие в борьбе за социализм. Когда в самом начале 1883 года была создана Социал-демократическая федерация, Моррис сразу же стал ее членом.
Социалистические организации в Англии были в те годы еще очень слабы. Рабочее движение находилось под влиянием левого крыла либеральной партии, и попытки ораторов-социалистов выступать на рабочих митингах против либералов, связанных с тред-юнионами, обычно встречались свистом и улюлюканьем. В лондонской и немногочисленных провинциальных организациях Социал-демократической федерации насчитывалось всего лишь несколько сот членов. К тому же Федерация была очень пестра по своему составу. В нее входили оуэнисты — сторонники одной из теорий утопического социализма, — многочисленные анархисты и близкие к ним «крайние левые» (в Федерации их называли «леваками»). Людей, знакомых с работами Маркса и Энгельса, среди членов Федерации было совсем немного. К тому же политический авантюрист Гайндман, претендовавший на то, чтобы считаться основоположником научного социализма в Англии, захватил руководство Социал-демократической федерацией и стремился свести на нет влияние Энгельса.
Придя в Социал-демократическую федерацию, Моррис сразу же сделался там очень видной фигурой. Его имя, известное к тому времени повсюду, прибавляло веса этой только что созданной и еще не успевшей окрепнуть организации. Моррис финансировал в основном журнал, издаваемый Федерацией — «Джастис», — и активно сотрудничал в нем. Он изо дня в день выступал с лекциями о социализме, сам продавал на улицах «Джастис», участвовал в митингах и демонстрациях. Однако положение Морриса в Федерации было достаточно сложным. Он оказался где-то посредине между оппортунистом Гайндманом и «леваками». С последними Моррис был согласен в неприятии любых форм парламентской борьбы, но во многом и расходился. Гайндман все больше отталкивал его своим шовинизмом, оппортунизмом и безответственными истерическими призывами к немедленной революции. Моррис, подобно большинству членов Федерации, тоже в то время верил, что в Англии со дня на день должна начаться революция, но он прекрасно понимал, что Социал-демократическая федерация, почти не связанная с рабочим движением, не сыграет в ней сколько-нибудь заметной роли, если не будет заниматься главным своим делом — путем пропаганды неустанно воспитывать социалистов.
Моррис очень боялся раскола единственной социал-демократической организации в Англии, но все же с каждым месяцем становилось яснее, что раскол неизбежен. Последние месяцы речь уже шла только о том, Гайндман или Моррис первым выйдет из Федерации. 27 декабря 1884 года Моррис, Элеонора Маркс, Эдвард Эвелинг, а вслед за ними еще около двухсот членов, в значительной части анархистов и «леваков», вышло из Федерации и 30 декабря организовало собственную Социалистическую лигу. Полтора года спустя Лига насчитывала более тысячи членов и имела несколько отделений в провинции. Она издавала собственный журнал «Коммонуил», в котором Энгельс, желая оказать моральную поддержку Моррису, Элеоноре Маркс и Эвелингу, напечатал одну свою статью и две небольшие заметки.
Впрочем, Социалистической лиге тоже не суждено было вырасти в подлинную марксистскую организацию в Англии. Ее раздирали беспрестанные противоречия. Моррису пришлось выдержать продолжительную борьбу с анархистами, захватившими в конце концов «Коммонуил». Моррис, этот, по характеристике Энгельса, «социалист чувства», не сумел противопоставить анархистам достаточно разработанной и последовательной системы взглядов. В нескольких пунктах он сам сближался с анархо-коммунизмом, и тем труднее ему было бороться с ними по другим вопросам теории и тактики. Уже в середине 1886 года Моррис, по словам Энгельса, был целиком в руках у анархистов. Его самостоятельная роль в организации была фактически сведена на нет. К концу восьмидесятых годов Моррис отходит от активного участия в делах Лиги. Он теперь снова посвящает большую часть времени литературной работе и участию в различных обществах любителей старины. В дополнение к старым мастерским своей фирмы Моррис основывает еще издательство, печатавшее книги старинным способом. В нем он начинает публиковать свои прозаические произведения. В этих повестях и романах сказочного характера не могли, конечно, не отразиться в какой-то мере мысли и чувства, которыми Моррис жил последние годы, однако они были близки произведениям, опубликованным им в период увлечения прерафаэлизмом. Впрочем, все это не составляло самой ценной части деятельности Морриса в последний период его жизни. Если Моррис и чувствовал в эти годы горечь своей неудачи в роли политического деятеля — неудачи, которую предчувствовал Энгельс, назвав Морриса еще в период формирования Лиги, в числе других ее руководителей, человеком честным, но таким непрактичным, что подобных днем с огнем не сыщешь, — то с тем большей страстностью он отдается теперь созданию литературных произведений, в которых формулирует свои социалистические идеалы. В 1886 году Моррис заканчивает поэму «Пилигримы надежды», в которой рассказывается о трех англичанах, представителях разных слоев общества, принявших участие в защите Парижской коммуны. В 1886 — 1887 годах в «Коммонуил» сразу после «Пилигримов надежды» публикуется его повесть «Сон про Джона Болла», рассказывающая об одном из эпизодов восстания Уота Тайлера (XIV в). Моррис продолжает выступать как социалистический публицист и оратор. В этот период и появилась лучшая книга Морриса «Вести ниоткуда».
Книга «Вести ниоткуда» принадлежит к числу тех, о которых принято говорить, что автор готовился к ним всю жизнь. В этом романе весь Моррис с его удивительной трезвостью мысли и не меньшей наивностью, с его достижениями и его ошибками — весь Моррис, и Моррис-поэт, и Моррис-социалист, и Моррис-художник, и даже просто Моррис-человек с его привычками, манерами, образом мышления. Подобная книга не обязательно бывает задумана задолго до момента написания. Она может появиться в результате непредвиденного случая. Именно так, на первый взгляд случайно, из журнальной полемики, родилась главная книга Морриса.
В 1888 году в США вышла в свет утопия мало до той поры известного романиста Эдуарда Беллами «Взгляд назад». Успех книги был разительный. Ее раскупали так, что типографии не успевали удовлетворять спрос на нее. За короткий срок было издано около миллиона экземпляров. Год спустя книга была опубликована в Англии и тоже имела большой успех.
Герой этой книги, молодой состоятельный человек по имени Джулиан н по фамилии Уэст, страдая бессонницей, построил под своим домом подземную спальню, куда не проникали внешние шумы. Однажды зимней ночью случился пожар, пожарные машины залили подземелье водой и Джулиан пролежал там
