Лудовико Ариосто, т. I
98 Песнь VI
Это было совсем не то,
О чем думал он, терзаясь отчаяньем.
А потом он слышит: Лурканий
Обличает Гиневру пред отцом.
8 Горит гневом Ариодант на брата.
Как горел любовью к королевне,—
Понимает, эта месть — за него,
Но не в меру она страшна и нещадна.
А потом он слышит: никто из храбрых
Не решается в защиту Гиневры,
Потому что Лурканий силен и смел,
И идти на него надобно подумавши;
9 А кто знал его, тот знал, что в нем —
Острый ум, здравый смысл и осторожность;
Значит, верно, в словах его — правда,
Коли он за них идет на жизнь и смерть.
Оттого-то бойцы и сомневались,
Вдруг защита обернется им бедой?
И поразмышляв, Ариодант
Сам решил предстать на вызов брата.
10 «Горе мне!—сказал он—нет сил
Видеть, как она за меня страждет!
Мне и смерть не в смерть,
Если прежде меня умрет Гиневра.
Она — моя дама, она — моя богиня,
Она моим о ч а м — к а к небесный свет;
Виновна она или не виновна,
Долг мой — спасти ее или пасть в бою.
11 Я знаю, она виновна. Пусть!
Я умру. Но и это мне не в тягость,
А лишь то, что вслед моей смерти
И она, прекрасная, должна умереть.
Только мне и утешенье в кончине,
Ч т о хваленый ее Полинесс
У нее на глазах
И не шевельнется ей на помощь,
12 А я, столько вынесши обид,
Пред ней паду за ее спасенье.
Заодно я накажу и брата,
Запалившего такой пожар:
Ему станет больно,
Как узнает он, что жестоким своим
подвигом
Он хотел отомстить за родного,
А сгубил его собственною рукой».
13 Додумав такую думу,
Добывает он новый доспех и коня,
Песнь VI 99
Черное покрывало и черный щит
В узоре горчичного цвета
И счастливо приискивает оруженосца,
Никому не знакомого в тех местах;
А потом я уже рассказал,
Как, неузнанный, он вышел на брата,
14 И что приключилось потом,
И как в нем признали Ариоданта.
И не меньше был рад ему король, Шневру
Чем освобождению дочери; выдают за
Рассудил он, что нет на свете Ариоданта,
Любовника искреннее и вернее,
Чтобы после таких обид
Встал за обидчицу на родного брата;
15 И по собственной душевной приязни
И по просьбам всего двора,
А пуще того — Ринальда,
Выдает он дочь за Ариоданта,
Герцогство же Альбанское,
Выморочное за Полинессом,
Ч т о б ы больше ему не пустеть,
Отдает он за королевною в приданое.
16 А Ринальд упросил за Далинду, а Далинда
Чтобы ей простить, в чем виновата; уходит
И она, уставши от мира, в монастырь.
Обратила душу к господу богу,
По обету приняла постриженье
И черницей скрылась в Датскую землю.
Но пора нам воротиться к Руджьеру,
Мчащемуся в небе на крылатом коне
17 Духом Руджьер тверд, Тем
Ликом не побледнел, временем
Но уж верно, сердце Руджьер на
Трепетало в нем, как лист на ветру, гиппогрифе
Далеко позади
Осталась Европа,
Далеко позади —
Геркулесов рубеж, заветный кораблям
18 Гиппогриф, пернатый исполин,
Мчит его стремглав
Быстрей орла,
Держателя огненных стрел;
Ни одна из птиц
Не проворнее его в выси,
И ни молния, ни гром
Не мгновенней меж небом и землей.
19 По прямой черте, не свернув,
Неоглядный покрыв простор,
100 Песнь VI
Начинает, наконец, летун,
Утомленный ветром,
Снижаться широкими кругами
Н а д островом,
Подобным тому, куда дева Аретуза
Тщетно сквозь пучину спасалась от любви.
20 Во всем своем перелете прилетает
Ничего Руджьер не видел краше и милей; на остров
Облети он весь свет, феи Алъцины.
Он нигде бы не нашел приюта сладостней,
Чем остров, куда, кружа,
Опускался его летун:
Пахотные долы, покатые холмы,
Светлые воды, прибрежные рощи, нежные
луга.
21 Привольные дубравы, где дышат
Лавры, пальмы, ласковые мирты,
Кедры, померанцы, чьи цветы и плоды
Все прекрасны и все по-разному,
Лиственными ветвями сплетали сень
От полуденного летнего зноя,
А в ветвях с бестревожным пением
Перепархивали соловьи.
22 Меж белых лилий и алых роз,
Вечно свежих под лелеющим зефиром,
Безмятежные виднелись зайцы и кролики,
Горделивые высились олени
И щипали или жевали травку,
Не боясь ни стрел, ни сетей,
И с луга на луг
Быстрые и проворные скакали лани.
23 Как спустился гиппогриф до земли,
И способно стало сойти с крылатого,
Соскакивает Руджьер с седла
И оказывается на цветистой траве,
Но узду не выпускает из рук,
Чтобы вновь скакун не пустился в лет,
И на берегу его привязывает
К зеленому мирту меж сосны и лавра.
24 Здесь, где бил источник
П о д сенью кедров и плодовых пальм,
Он слагает щит, он снимает шлем,
Вынимает руки из железных рукавиц,
И глядит то в море, то в горы,
Подставляя лицо живительному ветру,
Добрым шелестом
В высях колеблющему и бук и ель.
102 Песнь VI
25 Он остужает в светлой свежей струе
Высохшие губы, он окунает
Руки, чтобы выстыл их жар,
Натружденный железными доспехами.
Не дивитесь, что ему тяжело:
Не было ему передышек,—
Без оглядки, не снимая брони,
Он пронесся три тысячи миль.
26 А тем временем привязанный конь Здесь
Над густою травой, под густою сенью Астольф,
Рвется прочь, перепуганный обращенный
Из тенистой рощи неведомо чем: в мирт,