Скачать:TXTPDF
Лудовико Ариосто, Неистовый Роланд. Песни I-XXV
верна. 7 И сперва он слышит: Гиневра Чуть жива от великой горести (Лишь о том по сей стране и твердили — Так шумела о том молва).

Лудовико Ариосто, т. I
98 Песнь VI

      Это было совсем не то,
      О чем думал он, терзаясь отчаяньем.
      А потом он слышит: Лурканий
      Обличает Гиневру пред отцом.

 8    Горит гневом Ариодант на брата.
      Как горел любовью к королевне,—
      Понимает, эта месть — за него,
      Но не в меру она страшна и нещадна.
      А потом он слышит: никто из храбрых
      Не решается в защиту Гиневры,
      Потому что Лурканий силен и смел,
      И идти на него надобно подумавши;

 9    А кто знал его, тот знал, что в нем —
      Острый ум, здравый смысл и осторожность;
      Значит, верно, в словах его — правда,
      Коли он за них идет на жизнь и смерть.
      Оттого-то бойцы и сомневались,
      Вдруг защита обернется им бедой?
      И поразмышляв, Ариодант
      Сам решил предстать на вызов брата.

 10   «Горе мне!—сказал он—нет сил
      Видеть, как она за меня страждет!
      Мне и смерть не в смерть,
      Если прежде меня умрет Гиневра.
      Она — моя дама, она — моя богиня,
      Она моим о ч а м — к а к небесный свет;
      Виновна она или не виновна,
      Долг мой — спасти ее или пасть в бою.

 11   Я знаю, она виновна. Пусть!
      Я умру. Но и это мне не в тягость,
      А лишь то, что вслед моей смерти
      И она, прекрасная, должна умереть.
      Только мне и утешенье в кончине,
      Ч т о хваленый ее Полинесс
      У нее на глазах
      И не шевельнется ей на помощь,

 12   А я, столько вынесши обид,
      Пред ней паду за ее спасенье.
      Заодно я накажу и брата,
      Запалившего такой пожар:
      Ему станет больно,
      Как узнает он, что жестоким своим
                                       подвигом
      Он хотел отомстить за родного,
      А сгубил его собственною рукой».

 13   Додумав такую думу,
      Добывает он новый доспех и коня,

Песнь VI 99

 Черное покрывало и черный щит
 В узоре горчичного цвета
 И счастливо приискивает оруженосца,
 Никому не знакомого в тех местах;
 А потом я уже рассказал,
 Как, неузнанный, он вышел на брата,

14 И что приключилось потом,
И как в нем признали Ариоданта.
И не меньше был рад ему король, Шневру
Чем освобождению дочери; выдают за
Рассудил он, что нет на свете Ариоданта,
Любовника искреннее и вернее,
Чтобы после таких обид
Встал за обидчицу на родного брата;
15 И по собственной душевной приязни
И по просьбам всего двора,
А пуще того — Ринальда,
Выдает он дочь за Ариоданта,
Герцогство же Альбанское,
Выморочное за Полинессом,
Ч т о б ы больше ему не пустеть,
Отдает он за королевною в приданое.

16 А Ринальд упросил за Далинду, а Далинда
Чтобы ей простить, в чем виновата; уходит
И она, уставши от мира, в монастырь.
Обратила душу к господу богу,
По обету приняла постриженье
И черницей скрылась в Датскую землю.
Но пора нам воротиться к Руджьеру,
Мчащемуся в небе на крылатом коне

17 Духом Руджьер тверд, Тем
Ликом не побледнел, временем
Но уж верно, сердце Руджьер на
Трепетало в нем, как лист на ветру, гиппогрифе
Далеко позади
Осталась Европа,
Далеко позади —
Геркулесов рубеж, заветный кораблям
18 Гиппогриф, пернатый исполин,
Мчит его стремглав
Быстрей орла,
Держателя огненных стрел;
Ни одна из птиц
Не проворнее его в выси,
И ни молния, ни гром
Не мгновенней меж небом и землей.

19 По прямой черте, не свернув,
Неоглядный покрыв простор,
100 Песнь VI

       Начинает, наконец, летун,
       Утомленный ветром,
       Снижаться широкими кругами
       Н а д островом,
       Подобным тому, куда дева Аретуза
       Тщетно сквозь пучину спасалась от любви.

  20     Во всем своем перелете                     прилетает
       Ничего Руджьер не видел краше и милей;      на остров
       Облети он весь свет,                        феи Алъцины.
       Он нигде бы не нашел приюта сладостней,
       Чем остров, куда, кружа,
       Опускался его летун:
       Пахотные долы, покатые холмы,
       Светлые воды, прибрежные рощи, нежные
                                           луга.

  21   Привольные дубравы, где дышат
       Лавры, пальмы, ласковые мирты,
       Кедры, померанцы, чьи цветы и плоды
       Все прекрасны и все по-разному,
       Лиственными ветвями сплетали сень
       От полуденного летнего зноя,
       А в ветвях с бестревожным пением
       Перепархивали соловьи.

  22   Меж белых лилий и алых роз,
       Вечно свежих под лелеющим зефиром,
       Безмятежные виднелись зайцы и кролики,
       Горделивые высились олени
       И щипали или жевали травку,
       Не боясь ни стрел, ни сетей,
       И с луга на луг
       Быстрые и проворные скакали лани.

  23   Как спустился гиппогриф до земли,
       И способно стало сойти с крылатого,
       Соскакивает Руджьер с седла
       И оказывается на цветистой траве,
       Но узду не выпускает из рук,
       Чтобы вновь скакун не пустился в лет,
       И на берегу его привязывает
       К зеленому мирту меж сосны и лавра.

  24   Здесь, где бил источник
       П о д сенью кедров и плодовых пальм,
       Он слагает щит, он снимает шлем,
       Вынимает руки из железных рукавиц,
       И глядит то в море, то в горы,
       Подставляя лицо живительному ветру,
       Добрым шелестом
       В высях колеблющему и бук и ель.

102 Песнь VI

  25    Он остужает в светлой свежей струе
        Высохшие губы, он окунает
        Руки, чтобы выстыл их жар,
        Натружденный железными доспехами.
        Не дивитесь, что ему тяжело:
        Не было ему передышек,—
        Без оглядки, не снимая брони,
        Он пронесся три тысячи миль.

  26      А тем временем привязанный конь            Здесь
        Над густою травой, под густою сенью           Астольф,
        Рвется прочь, перепуганный                    обращенный
        Из тенистой рощи неведомо чем:               в мирт,
        Сотрясает
Скачать:TXTPDF

верна. 7 И сперва он слышит: Гиневра Чуть жива от великой горести (Лишь о том по сей стране и твердили — Так шумела о том молва). Лудовико Ариосто, т. I 98