116 Песнь VII
Это чары Альцины
Стерли шрамы прежних нежных ран
И вчертили Альцину и ее любовь.
И ее лишь образ врезан в душу.
Не осудим же доброго Руджьера,
Ч т о случился он нетверд и неверен.
19 А над знатным пиром
Цитры, лиры, арфы
Звоном зыбили воздух
В сладком согласье и звучном созвучье;
А иные пели
О любовной сласти и страсти,
А иные стихами
Изъясняли милые образы.
20 Ни победная роскошь
Наследников Нина,
Ни славной той Клеопатры
Пиршества с латинским победителем
Не сравнятся с этим, которым
Рыцаря приветила влюбленная фея.
Я не верю в такой пир даже там,
Где чашником Ганимед при Юпитере.
21 А как стал конец тому застолью,—
Сели в круг для милой игры:
Каждый каждому на ушко
Нашептывал любовные тайности,
Это ли не случай влюбленным
Без помехи оказать свою любовь?
И последнее меж ними было слово —
Провести эту ночь в одной постели.
22 Тут кончается игра,
Не дождавшись обычайного часа.
Входят отроки, вносят факелы,
Разгоняют светочами сумраки,—
И меж свиты сзади и спереди
Отправляется Руджьер на покой
В чисто убранную опочивальню,
Избранную ему между лучшими.
23 Вновь подносят ему по обычаю
И сласти и доброе вино,
И учтиво клонятся, и расходятся
Каждый в назначенный приют.
А Руджьер возлег на душистые полотна, Они
Тонкие, словно из Арахниных рук, становятся
Но ухо — настороже, любовниками.
Не послышится ли поступь красавицы.
Песнь VII 117
24 На каждый чуемый шорох
Вскидывал он голову — не она ли?
И будто бы слышал, и вновь не слышал,
И опомнясь, вздыхал о своей ошибке,
И вскакивал с ложа, и распахивал дверь,
И выглядывал, а там никого.
И по тысяче он раз проклинал
Так медлительно тянущееся время.
25 Почасту говорил он: вот она вышла;
И принимался отсчитывать шаги
От своей опочивальни до той,
Откуда ждал он выхода Альцины.
И эти, и другие, и разные
Тщетные он считывал счеты
И боялся, не взошла ли помеха
Меж рукой и не дающимся плодом?
26 Альцина же
От долгих благоуханных умащений
Вставши к часу, когда не время медлить,
Потому что все затихло во дворце,—
Вышла из своего покоя,
Молча, одна, по тайному переходу,
Туда, где за Руджьерово сердце
Долго уже бились надежда и страх.
27 Как увидел Астольфов сменник
Вставшую ему улыбчивую звезду,—
Словно сера вспыхнула в его жилах,
Словно в собственной коже не мог он
усидеть:
По самые очи
Погрузился в море он нег и услад.
Он взлетает с ложа, он хватает ее в объятья,
Он не в силах ждать, чтоб она себя раздела,—
28 А на ней и так ни платья, ни подплатья,
Только покрывало легкого шелка
Поверх сорочки
Тончайшей и белейшей.
Охватил ее Руджьер, ниспадает покрывало,
И в прозрачном полотне
Явлена она и сзади и спереди,
Как розы и лилии под ясным стеклом.
29 Не так плотно плющ
Оплетается вокруг своего дерева,
Как сплелись наши двое любовников,
Друг у друга впивая с губ
Вздохи, слаще которых нет в посевах
На индийском и савском ароматном берегу.
118 Песнь VII
Два языка в каждых устах
Были красноречьем их услады.
30 Обо всем об этом никто не знал,
А которые и знали, те молчали,
Потому что губы на замке
Редко нам во вред, а часто во благо.
Но догадлив двор,
И в приветной лести стелется пред
Руджьером:
От каждого честь, от каждого поклон —
Так по нраву влюбленной Альцине.
31 Ни одна отрада их не минет —
Всё сошлось в чертоге любви.
По два и по три раза на день
Переменяются платья для веселых забот:
Повседневно — пир, повсечасно—праздник,
Борьба, турнир, театр, купанье, пляска;
А подчас под навесом у фонтана
Читают они про старинную любовь;
32 Или по светлым холмам и темным долам
Гонят гоном пугливых зайцев,
Или шумом вспугивают фазанов
Чуткими псами по кустарникам и жнивью,
Или на дроздов в пахучем можжевельнике
Ставят клейкие прутья и хваткие силки,
Или сетью, или обманчивым силком
Беспокоят затишья рыбных заводей.
33 Так-то праздновал Руджьер, так-то
радовался
Между тем, как тягались Карл и Аграмант,
О которых нимало не хочу я забыть,
Ни о Брадаманте,