Это дело не охульное, а похвальное,
А она еще девочка, невинное дитя.
15 Господи праведный! как часто людские
Сужденья окутаны слепою мглой!
Бирен творит грехи и нечестье,
А кажется благ и едва не свят!
Однако гребцы берутся за весла,
Налегают прочь от верного берега,
И весело мчат через соленые заводи
В Зеландию и герцога и всех, кто с ним;
16 Уходит вдаль, скрывается из виду
Голландский край;
Ч т о б ы минуть Фризию, они правят,
Держа Шотландию по левой стороне,—
Как вдруг перестиг их вихрь,
И два дня кружил в открытом море,
А на третий к вечеру
Вынесло их к острову, дикому и пустому.
17 Как втянулись они в залив, Он бросает
Соступает Олимпия на берег: Олимпию
Тут ей, радостной, не чающей беды, на попутном
Вечеря с неверным Биреном, острове.
Тут ей ложе с мужем вдвоем
Под раскинутым шатром в пригожем месте;
А попутные люди их оставили
И вернулись ночевать на корабль.
18 От морской тоски,
От страха стольких дней,
Оттого, что земля тверда,
А дубрава далека от шума,
Оттого, что ни дума , ни забота
Ей не в тягость, коли милый рядом,—
Такой сон напал на Олимпию,
Ч т о медведи и сони не крепче спят.
19 А изменник, в недобром бденье,
Чуть почуял ее сон,—
166 Песнь X
Тихо, тихо встает с одра,
Платье в узел, одеться некогда,
И вон из шатра, и словно
На крыльях, летит к своим,
Будит спавших и без лишнего крика
Велит прочь от берега и прямо в море.
20 А на берегу
Бедная Олимпия лежала во сне.
Лишь когда с золотых колес Авроры
Пал на землю студеный иней,
И морская завела альциона
Долгий стон о своем старинном горе,—
Потянулась красавица, ни во сне, ни наяву,
Обнять милого своего,—и не может.
21 Его нет: рука вернулась праздно.
Снова тянется, и снова никого.
Ищет справа, слева, рукой, ногой—
Напрасно.
Страх снял сон: раскрывает очи, с м о т р и т —
Ни души. На вдовьей перине
Ни тепла, ни неги:
Она мигом на ноги, и прочь из шатра,
22 Бегом к м о р ю , ногтями в щеки,
Предвидя и видя свою судьбу,
И рвет волосы, и колотит в грудь,
И глядит, а луна ей светит,
Нет ли кого на берегу,—
Но ничего не берегу, кроме берега;
И зовет Бирена, и на имя Бирена
Лишь бесчувственным гулом отзывается грот.
23 Был на берегу утес,
Выклеванный волнами,
Выгнувшийся сводом над пустотой,—
Он стоял, нависая над морем,
На него крутыми шагами
(Властный дух дал ей сил)
Всходит Олимпия и видит вдали
Беглый парус безжалостного мужа.
24 Видит ли, видится ли он
В воздухе, еще не просветлевшем,
Но упала она ниц,
И белее и холоднее снега,
А как встала из крайних с и л —
Закричала вслед кораблю
И кричала, пока могла кричать,
Вновь и вновь к безжалостному Бирену.Песнь X 167
25 А когда не стало голоса —
Билась в муке и ломала руки
С плачем: «Куда торопишься, злорадный?
Не тот груз у тебя на борту:
Я — т в о й груз! Ты увозишь м о ю душу —
Увези же и тело, оно—легче!» —
И руками своими и одеждами
Помавала ему вернуться.
26 Но ветры, уносившие в море
Вздутый парус неверного повесы,
Уносили и мольбы и жалобы
Бедной Олимпии, и плач, и стон.
Трижды, не жалея себя,
Порывалась она с утеса в море,—
А потом покидает морской простор
И назад в шатер.
27 Припавши лицом к постели, Стенания
Увлажняя ее рыданьем, Олимпии.
«Не вчера ли здесь,— молвит,— заснули
вместе,
Почему не вместе мы проснулись?
Вероломный Бирен! злосчастен
День, когда родилась я жить!
Ч т о мне делать? что могу я одна?
Кто поможет? кто утешит?
28 Не видать ни людей,
Ни следов людских рук,
Ни челна,
Чтоб взойти и пытать спасенья: .
Я умру без сил, и мне никто
Не закроет очи, не зароет
Тело;—разве волки этих чащ
Мне дадут злой приют в своих утробах.
29 Мне страшно. Мне видится: из дубрав
Вот выходят львы, тигры, медведи,
Все, кому на зло дала природа
Пронзительный коготь и острый клык.
Но какой самый злобный зверь
Меня сгубит горше, чем злобный ты?
Им довольно с меня одной смерти,
А ты крутишь меня тысячью смертей.
30 Но пусть даже сюда причалит
Перевозчик, и меня пожалеет.
И медведей, тигров, львов
Мне не будет, ни голодной смерти,
Ни кровавой; но куда поплыву?
В Голландию? но там под тобой
I
168 Песнь X
Каждый город. В родную землю?
Ты ее оттягал коварством:
31 Все, что я имела,
Ты прибрал себе любовью и браком,
Там уже везде твои клевреты,
Чтоб ничто не ушло из-под руки.
Во Фландрию? но давно распродана
Здесь та малость, которой я жила,
Чтоб подмогой вырвать тебя из плена.
Бедная! Куда мне? не знаю.
32 Не во Фризию ли, где я могла
И из-за тебя не захотела
Королевствовать, и теперь у меня нет
Ни отца, ни братьев, никого, ничего?
Все, что я для тебя сделала,—
Не в угоду тебе, не в прок и не в укор:
Ты сам все видел —
И вот мне твоя отплата.
33 Ах, придут разбойные моряки
И возьмут меня и выставят в рабство!
Лучше б прежде волк, и лев, и тигр,
И медведь, и любой с клыком и когтем
Вышли бы заломать и растерзать
И мертвую меня растащить по логовам!»
Так рыдала она и ввивала
Пальцы в кудри, и рвала за прядью прядь.
34 И опять бежит по краю моря,
Водит взором, волосы в ветер,
Как безумная, словно за спиною
И не дьявол, а целый легион,
Или как Гекуба,
Обуянная погибелью Полидора;
А то всходит на камень и смотрит вдаль,
И сама на нем каменней камня.
35 Но оставлю я ее в ее горе Тем
До поры, и доскажу о Руджьере, временем
Который в полдневном зное, Руджьер
Истомленный, усталый, пробирается минует
по берегу, башню
Солнце бьет в холмы, отдается жаром, соблазна
П о д копытами кипит белый сыпкий Песок.
Л а т ы на его плечах
Все в огне, как только что из горнила.
36 И с докучливыми этими неразлучниками —
Жаждой, трудным песком и одиночеством —
Держа путь по опаленному прибрежию,
Вдруг он видит:Песнь X 169
Из воды стоит старинная башня,
А в ее тени на берегу
Узнает он по платью и повадке
Трех д а м от Альцинина двора.37 Раскинувшись на александрийских коврах,
Наслаждались они свежею тенью,
А вокруг
