Песнь XIII 217
12 Сам он быть не мог,
Потому что дряхлый его отец
Побудил его на помощь королю Франции,
И поставил он Одорика вместо себя,
Почитая его меж вернейших своих друзей
С а м ы м верным и самым другом.
Так бы оно и стало,
Будь дружба всегда ответом на добро.
13 В условленный срок для похищения
Привел Одорик оружную ладью,
И настал тот желанный день,
Когда вышла я в сад, чтоб быть застигнутой.
В ночь пред тем
С храбрецами, привычными к мечу и к веслу,
Всплыл рекою Одорик до ближнего города
И прокрался тайно в мой сад.
14 Не успел народ всполошиться,
Как была уж я на смоленой ладье,
Слуги, безоружные, с голыми руками,
Иные бежали, иные пали,
Иные схвачены в тот же плен.
Так простилась я с родною землею —
В несказанной радости
Вскоре насладиться милым моим Зербином.
15 Но едва мы миновали Монгию,
Как ударил нам влево ветер с моря,
Помутивши воздух, вспенивши зыбь,
Взбив вал до небес;
А навстречу встает дыханье с суши
Все сильнее и крепче с каждым часом,
До того сильней и крепче,
Ч т о невмочь перекидывать паруса.
16 Скручены паруса, повалены мачты,
Сорваны снасти,—мало!
Видим мы: безудержно
Мчит корабль на скалы, что пред Роцеллой,
И не будь над нами божией милости,
Быть бы нам разбитым о берег:
Мы неслись в злом вихре быстрее,
Ч е м стрела с тетивы.
17 Видит бискаец беду,
Прибирает ненадежное средство:
Спускает челн,
Сходит сам и приказывает мне.
И еще сошли двое,— и сошли бы
Все, кабы допустили их первые;
Но те выставили мечи, обрубили канат,
И вот мы одни в открытом море.
218 Песнь ХШ
18 Невредимыми вынесло на берег
Нас, которые были в том челне,
А прочие сгинули на проломленной ладье
В хищном море со всем, что с ними было.
И простерла я благодарящие руки
К вечной Благости, к бесконечной Любви,
Из ярости моря
Вызволившей меня увидеть Зербина.
19 Были у меня в ладье и платья
И каменья, и чего только не было,
Но в чаянье о Зербине
Мне не жалко их было в пучинной пасти.
Не было, где мы вышли,
Ни тропинки топтанной, ни приюта,
А крутая гора, и ей бичуют
Ветры—хвойный лоб, и море — взножье.
20 Здесь-то как Одорик
Беспощадный тиран Любовь, сам покусился
Вечно вероломный, вечно на нее
Мнущий в выворот каждый добрый умысел,
Обернул коварно и безжалостно
Благо — в зло, и утеху м о ю — в скорбь,—
Ибо тот, кому вверил Зербин себя и меня,
Вспылал страстью, и угасла верность:
21 Меж морских ли еще трудов
Возжелал он, но не решился выказать,
На пустынном ли берегу
Взыграла его досужая охота,—
Но не медля ни часа,
Захотел он утолить свою жадность,
А сперва для того почел он надобным
Из двух плывших с нами удалить одного.
22 Это был шотландец, именем Альмоний,
Верностью Зербину отменней всех;
«Вот совершенный воин!» —
Молвил князь, вручая его Одорику.
Одорик сказал Альмонию: срам,
Если я вступлю в Роцеллу пешею;
И просил, чтобы он пошел вперед
И привел мне хоть какую лошадь.
23 Ничего не заподозрив,
Тотчас Альмоний пустился в путь
К городу, который был за лесом
И от моря милях в шести.
А второму спутнику
Одорик сам открыл свой черный умысел —
То ли думав в нем найти пособника,
То ли просто не сумев его услать.220 Песнь XIII
24 Звали того Кореб,
Родом он был из Бильбао,
С детских лет
Взрос он в Одориковом доме,
И отважился изменник
Поделиться с ним злодейскою думою,
Полагая, что и тот
Чести предпочтет угоду другу.
25 Но был Кореб рыцарствен и вежествен,
Слушал и негодовал;
Крикнув он Одорику «Изменник!»,
Словом и делом встал на взмышленное зло.
Гнев вскипел великий в обоих,
Явили его нагие клинки;
А я, взвидев сталь,
В перепуге бросилась в чащу леса.
26 Одорик был воин из воинов —
В несколько он взмахов
Бросил наземь Кореба замертво
И помчался по моим пятам.
Мнится мне, сама страсть
Настигающие дала ему крылья,
И внушила ему мольбы и пени,
Чтоб смягчилась я его полюбить.
27 Тщетно!
Я решилась умереть, чем уступить.
Все пени, все мольбы, все угрозы
