Как сюда я вошел, так и отсюда
Выйду, а со мною и вы,
Ежели, как я, душой не дрогнете
Облечь тело в животный смрад».
53 Он поведывает уловку . выручает
Юдовой жены против юдина, чутья, из плена
И зовет одеться в козьи шкуры, своих
Чтоб злодей не ущупал нас на выходе. спутников,
Никто не стал поперек;
И вот, сколько нас мужчин и сколько
женщин,
Столько мы взрезали козлов,
Выбирая подряхлей и позловоннее,
54 Умастились от темени до пят
Густым салом козьих утроб
И оделись всклоченными шкурами.
А уже из золотого подворья
Вышел день, и по первому лучу
Всходит пастух к пещере,
Дунул в гудкие дудки
И выкликает стадо на пастбище.
55 Пятернею загородивши выход,
Чтоб со стадом не выскользнули пленники,
Пропускал он в щель
Всех, чьи спины в шерсти или в щетине.
Чужеходным следом
В космах шкур тянемся и мы,
И никому помехи от чудища,
Пока в страхе не подошла Люцина.
300 Песнь XVII
56 Тем ли она пахучим салом и только
Погнушалась умаститься так, как мы, Люцина
Поступью ль была плавней и медленней, остается
Чем скотина, какой хотела быть, в неволе,
Юдова ли длань на крестце
Вынудила из нее крик испуга,
Кудри ль не в меру пали длинно,—
Я не знаю, но она была узнана.
57 Все мы, каждый сам о себе,
Не закидывали взора на ближнего;
Только я на крик
Обернулся и вижу: сорвав шкуру,
Ю д о гнало царицу снова в заперть;
Мы же—прочь, и за диким пастухом
Бродим в стаде, пластаясь в козьих кожах,
По зеленым луговинам меж всхолмьями.
58 А когда, во весь рост разлегшись в тень,
Захрапело хоботное чудище,—
Кто пустился к м о р ю , кто в горы,
И один не пустился Норандин.
В неизбывной своей любови
Хочет он с тем же стадом в тот же грот
И принять т а м смерть,
Коль не выдастся верная подруга.
59 Ибо впрямь, увидевши, как за входом
Лишь она осталась в плену,
В буре горя едва он сам не бросился
В ненасытную чудищеву пасть
И уже стоял под самым хоботом,
На размол жестоким жерновам,—
Но сдержала его надежда
' Все же вызволить милую из узилища.
60 Пришел вечер, пригнало чудище
Скот к пещере, смотрит, а нас нет,
И кричит, голодное,
Ч т о Люцина одна всему виной,
И велит ее выставить в оковах
По край жизни на крутую скалу.
Видит царь, как она за него страждет,
И крушится, и только что не мертв.
61 Поутру и повечеру,
С стадом в поле и с стадом в стойло,
Смотрит ввысь горестный влюбленный,
Как подруга мучится и плачет,
А она ему жалостным лицом
Дает знак скрыться, скрыться ради Бога:
Здесь опасно,
А помочь он бессилен.Песнь XVII ‘ 301
62 Людоедова жена тоже просит
Короля бежать, и тоже тщетно:
Нет ему пути от Люцины,
И его постоянству нет конца.
В том служенье Любви и Верности
Велико было его испытание,
Пока случаем к той круче не привеялись
Агриканов Мандрикард и царь Градасс.
63 Славная их отвага пока ее
Умыслом, а пуще удачею не спасают
Вызволила светлую Люцину; Мандрикард
И — н а взморье, а т а м ее отец, и Традасс.
И они ему вручают спасенную,
А был ранний час,
И король Норандин
Еще медлил в стойле между жвачными
64 Белый день отомкнул ему затвор,
Он увидел, что нет его красавицы,
И услышал, как было дело
(Все сказала людоедова жена),
И преблагодарно молит Господа,
Чтоб она, исторгшись из бедствий,
Обрелась в достижном краю
Его слову, клинку или золоту.
65 А потом с плосконосым стадом
Вновь спешит на пастбищный луг
И, ликуя, ждет, пока юдище
Н« уснет в тени на траве;
И — б е ж а т ь , весь день и всю ночь,
Чтоб завериться от юдова плена,
И в Атталии всходит на корабль,
И уж вот три месяца, как он в Сирии.
66 А свою прекрасную королеву
Он послал разыскивать в Кипр и Родос,
В Африку, в Египет и в Турцию,
Но сыскал ее лишь третьего дня:
Ибо третьего дня из Никозии
Пришла грамотка, что она жива,
И с отцом, и на Кипре, хоть и долгие
Были ветры паруснику их в лоб.
67 И на радостях о счастливой вести
Огласил король неслыханный праздник,
И чтоб каждый четвертый месяц
Быть такому снова и снова
Для утешной памяти о том,
Как, бродивши четыре полных месяца
В козьих космах меж юдиных стад,
В этот день он нашел свое спасение.
302 Песнь XVII
68 Ч т о сказал я, то видел я воочию
Или слышал от самого короля,
Все иды и все календы
Прострадавшего от горя до радости;
А кто станет насказывать иное,
Тому молвите: лучше бы молчал».
Вот таков от хозяина Грифону
Был рассказ, отчего такое празднество.
69 За долгою об этом беседою
Препровели рыцари немалую ночь
И пришли к тому, что король
Великую изъявил любовь и верность.
А восстав от трапезы,
Разошлись почивать по сладким ложницам.
А поутру, светлому и яркому, В Дамаске
Пробудились они шумом веселья. по этому
случаю
70 Били бубны, дули трубы,. устроен
Шли и вели город на площадь, турнир.
Гул и отгул несся над улицами
От копыт, колес и голосов.
И тогда Грифон надел свои светлые
Латы, каких ни у кого,
Закаленные непробойным закалом
Белой феи ворожащею рукой;
71 И злонравный антиохиец —
Тоже в сталь, тоже в путь,
А радушный хозяин им вручил
Копья, мощные, как узлистые палицы,
И собрал небеззнатных спутников,
И с роднёю выехал сам,
А за ними — отборные в служении
Конные и пешие щитоносцы.
72 Выехали на площадь, стали в стороне,
Не спешив выставлять себя на зрелище,
И глядят, как Марсовы витязи
Чередой едут на праздничную брань,
И как каждый несет цвета,
Или роспись щита, или знак на шлеме,
Какова к нему его дама,
И приветна ее любовь или нет.
73 А латы и шлемы в Сирии
О ту пору были таковы, как у нас,—
Полагаю, от соседственной смежности
С теми франками, чья долгая власть
Осеняла ту Святую Землю,
