13 Лудовико Ариосто, т. I
386 Песнь XX
Вся—спесь, вся — чванство,
И полетать ей был паладин.
111 А он был тот самый Пинабель,
Майнцский граф,
Кем немного тому месяцев
Была сброшена в пропасть Брадаманта.
Все те вздохи, все те стоны,
Все те слезы, слепившие ему очи,
Источались о той, что нынче с ним,
А тогда была в плену чародея.
112 Но как волею и силою Брадаманты
Свеялся с вестимой горы
Черный замок старого кудесника,
Всех поволив, кто куда хотел,
То красавица, быв уже давно
Благосклонна к Пинабелеву вожделенью,
Воротилась к нему, и теперь
Разъезжает с ним из замка в замок.
113 По недоброму своему веселонравию,
Взвидевши Марфизину старуху,
Не сдержала она уст
От глумливых слов и насмешек.
Гордая"иа~то Марфиза,
Не привыкши к обиде своим попутным,
Отвечает с пылом,
Ч т о старуха краше, чем та сама,
114 И она красавицыному рыцарю
Докажет свое булатом,
С уговором: коли ссадит его,
То возьмет с его д а м ы коня и платье.
Пинабелю молчать не в честь,
Он непрочь перемеряться оружием,
Щит в руку, копье в другую
И вразбег на Марфизу, горяча коня.
115 А Марфиза Пинабеля в забрало
Так бьет тяжелым копьем,
Ч т о он рушится, оглушенный, наземь
И час не подымал головы.
Победительница Марфиза
Велит даме совлечься всех одежд,
И уборов, и всего, чем блистала,
И отдать старухе, а той,
116 Как молоденькой,
Нарядиться и одеться с головы до пят
И воссесть в седло
На коня, ходившего под красавицею.
Вновь Марфиза в путь, старуха за ней,
Ч е м пышнее, тем и уродственнее;Песнь XX 387
Едут день, и другой, и третий,
Ничего не повстречавши достопамятного;117 А на четвертый день встречает
Видят, скачет одинокий рыцарь. насмешника
А тот рыцарь, кому угодно знать, Зербина,
Был Зербин, шотландский королевич,
Дивной красоты, славной доблести,
Но снедаемый гневом и тоскою,
Ч т о не смог отмстить
Попретителю своего великодушия.
118 Тщетно из дебри в дебрь
За своим он гнался обидчиком—
Так умело тот выкруживал путь,
Так любое улучал укрытие,
Так пособны были и лес и мгла, •••..ь:
Утреннее туманившая солнце,
Ч т о ушел он от Зербина цел
Раньше, чем тот выдохнул гнев и ярость.
119 Но и в ярости,
Взвидевши старуху, Зербин
Не сдержался от смеха: уж таков
Дряхлый лик в молодом уборе.
И сказал он ехавшей обок •••:>-.
Марфизе: «Ай, рыцарь, ты умен
Взять такую даму, за которую
Нечего тебе бояться соперников!»
120 А и впрямь, как посчитать ее морщины,
Была д а м а — с е с т р а самой Сивилле,
И на вид точь в точь
Ряженая обезьяна при гаере.
А теперь еще тем страшней,
Ч т о сердита, и очи мечут молнии:
Видно, хуже нет обиды женщине
Услыхать, что стара и нехороша!
121 Для потехи
Изъявляет Марфиза гнев и страсть
И гласит:
«Как Бог свят,
Моя дама прекрасна, а ты невежа,
И твои с л о в а — н е от души:
Ты не хочешь признать ее красавицею,
Чтоб не выдать, каков ты трус,
122 Ибо разве истинный паладин,
Увидавши столь юную и взрачную
В темном лесе без многой свиты,
Устоял бы ее не отхватить?»
А Зербин: «Вы друг другу столь подстать,
Ч т о такую пару грех разрознивать:
388 Песнь XX
Я не так жесток,;
Чтоб тебя обездолить: живи на* радость!
123 По иному переведавшись счету,
Я бы рад показать тебе себя,
Н о за эту
Я не слеп тебя тешить, одноборствуя.
Хороша ли она, нехороша л и —
Будь с тобою, а я вам не разлучник:
Вы друг дружке ровнюшки, видит Бог:
Как она мила, так и ты удал».
124 А Марфиза ему: «Хочешь, не хочешь,
А сразиться за нее ты изволь:
Я не потерплю,
Чтобы муж не польстился на эти прелести!»
А Зербин: «Зачем
Рваться мне к опасному жребию
Для победы, которая милей
Побежденному пуще победителя?»
125 «Ежели не нравится уговор —
Вот тебе другой, и не отделывайся
(Говорит Марфиза): если ты
Одолеешь, я при ней и останусь,
Если ж я, то вручу ее тебе
Силою! Побьемся, кому быть вольным!
Берегись: коли ты не устоишь —
Век бродить тебе с нею и за нею».
126 «Будь по-твоему»,—ей Зербин, побивает
И бросает коня вразбег на схватку: его
Врос в седло, тверд в стременах и переса
И без промаха живает
Бьет в щит, в самый его пуп — Шбрину
Тщетно! как в железную гору. к нему.
А воительница разит его в шелом,
И он валится, ошеломленный, наземь
127 Очень не по Зербиновой душе
Было пасть, как не падывал ни единожды,
Стами сот ниссаживая врагов,—
И невмочь ему вспомниться от срама.
Долго он лежит, распростертый,
Но еще того ему тошней*
Как приходит в память его обет
