Сайт продается, подробности: whatsapp telegram
Скачать:TXTPDF
Аристократия в Европе. 1815—1914. Доминик Ливен

Германия. В то же время крепкая защита сельского хозяйства современной Германии и Японии не помешала им выдвинуться на передний план в международной торговле и технологии. Даже сугубо националистическая критика Макса Вебера в адрес юнкерства, которое он справедливо обвинял в привлечении польской рабочей силы в восточные пограничные районы, звучит несколько тягостно для слуха нынешних людей, не питающих большой симпатии к национализму и относящихся к миграции рабочей силы через границы с позиций логики международной капиталистической экономики. Конечно, дебаты о протекционизме в Имперской Германии никогда не носили только — или даже преимущественно — экономического характера. Да и к тарифам относились в целом отрицательно, потому что они защищали интересы могущественной юнкерской элиты, которую многие немцы ненавидели и с радостью уничтожили бы. И выудить правду о состоянии дел дворянского земледелия в кайзерcкой Германии из-за огневой завесы пропаганды, порожденной этим конфликтом, ох как непросто![143]

С одной стороны, создается впечатление, что во время Великой депрессии крупные восточные поместья потеряли свое неоспоримое первенство как прогрессивные сельские хозяйства. После 1840-х годов зажиточные крестьяне частично освободились от финансового бремени, легшего на их плечи сразу после освобождения от крепостной зависимости, в большей степени приобщились к образованию и научным сельскохозяйственным технологиям, а также не были, как правило, обременены большими долгами — не в пример восточным помещикам, которые в 1850-х и 1860-х годах продолжали с особым усердием заниматься земельными спекуляциями. Крупнейшей группой передовых аграрных хозяйств к 1900 г. были небольшие фермы в Саксонии, выращивающие сахарные и корнеплодные культуры, но даже на востоке сторонники мелкомасштабного сельского хозяйства заявляли, что крестьяне-новоселы получают по 266,2 немецких марок с гектара от животноводческой и зерновой продукции против всего 213,9 немецких марок, которые давали крупнопоместные хозяйства. Новосельческие фермы, благодаря своим размерам, были удобнее в управлении, не требовали больших затрат на рабочую силу, гораздо лучше удобрялись навозом и, согласно утверждению Эрика Кемпа, производили на 25–90 процентов зерна с гектара больше, чем местные крупные хозяйства[144].

Тем не менее, неэффективность юнкерских хозяйств была излишне преувеличена критиками, как и возможность легкого перехода к формам крупномасштабного сельского хозяйства, включавшего в себя не только выращивание зерна. «Большинство фермеров из восточных территорий, — утверждает Д. А. Перкинс, — не могли откармливать на мясо крупный рогатый скот или создавать молочные фермы на базе постоянных пастбищ вследствие неплодородности почв». Между 1873 г. и 1910 г. сельское хозяйство Германии значительно продвинулось, заняв ведущее место в мире по применению науки в сельском хозяйстве и став в один ряд с британским по урожайности зерновых с акра земли. Важную роль в этом сыграли крупные поместья. В периоды 1899–1903 гг. и 1904–1908 гг. урожай пшеницы с гектара возрос на 29 процентов, а ржи (зерновая культура юнкерских хозяйств par excellence — на 36 процентов, отчасти потому что все шире применялся севооборот, при котором зерновые культуры чередовались с корневыми. По-прежнему хороший доход давал картофель, выращиваемый для перегонки на спирт, и сахарная свекла, которые хорошо произрастали в крупнопоместных хозяйствах. Как заключает Перкинс: «Юнкера, производящие сахарную свеклу и картофельно-алкогольную продукцию, далеко не отвечали образцам, известным по исторической литературе. Они практически совершили полную метаморфозу — из феодальных землевладельцев XVIII века, чье родовое имущество требовало от них службы прусскому государству, они превратились в главных акул «агробизнесса», в котором наипрогрессивнейшее сельское хозяйство объединялось с промышленными предприятиями, основанными на передовых технологиях и принципе получения максимального дохода»[145].

Как в Германии, так и в Англии, вследствие бурного роста и процветания городов увеличивался спрос на мясную и молочную продукцию. В Германии ее преимущественно производили на крестьянских фермах в центральном, западном и южном регионах. В Англии региональное деление было еще четче выражено: десять ведущих графств по производству зерна, располагались на востоке, а десять ведущих в молочной продукции — на севере и западе. Среднее уменьшение арендной платы, составлявшее 26 процентов в период с середины 1870-х до середины 1890-х годов, сгладило различия между снижением платы на 41 процент в южновосточных пахотных регионах и 12 процентами в северо-западных скотоводческих, причем в последних оно в период общего падения цен катастрофическим отнюдь не было. Между 1858 и 1881 гг. герцог Сатерлендский потратил 100000 фунтов стерлингов на строительство и осушительные работы в своем животноводческом поместье в графстве Шропшир, но его капиталовложения окупились тем, что он пережил депрессию без каких-либо общих снижений арендной платы. Однако герцог Бедфорд, также потративший десять тысяч фунтов в борьбе с депрессией, улучшая земли в окружающих Лондон графствах (Мидлсекс, Эссекс, Кент, Сурей) обнаружил, что его инвестиции ничего не решили: дорогостоящий переход от пахотных земель к пастбищам не окупился, и значительное снижение арендной платы было неизбежно[146].

Хотя упадок британского земледелия в период Великой депрессии проявлялся в разных регионах по-разному, общее положение дел в сельском хозяйстве по сравнению с британской промышленностью, так и с иностранными фермами, было незавидным. По утверждению К. О’Града, «столкнувшись с иностранной конкуренцией, сельское хозяйство Британии выглядело не лучшим образом, по крайней мере, судя по чрезвычайно медленному общему росту продуктивности». Главным фактором здесь являлась защищенность: так, к 1890-м годам тарифы на германскую пшеницу соответствовали 30 процентам от британских цен и 40 процентам от французских. Тем не менее, как утверждает Эвнер Оффер, защищенность не являлась единственной составляющей: «Британия была не единственной страной с открытой экономикой. Бельгия, Голландия и Дания разрешили свободный ввоз зерна, при этом не прекратив выращивать его сами. Все три страны умеренно сократили этот сектор сельского хозяйства, с лихвой компенсировав его усиленным развитием животноводства. Дания, в частности, завоевала часть британского рынка, поставляя сыр, масло, бекон и яйца, тогда как Бельгия расширила производство скота для домашнего потребления»[147].

Пытаясь найти причины плохого функционирования британского сельского хозяйства, с точки зрения международных стандартов, Оффер рассматривает такие факторы, как транспорт, почвы, потребительские вкусы и механизацию; слабым местом Британии, имевшим, по его мнению, роковые последствия, являлась система земельной аренды. Ради престижа обладания землей аристократы поддерживали цены на землю на уровне, не соответствующем ее сельскохозяйственной ценности. Но прежде всего британским фермерам вредило чрезмерное, по международным масштабам, число наемных работников и низкий уровень семейного участия в трудовом процессе. Кроме того, им приходилось поддерживать не только чрезвычайно состоятельную и живущую на широкую ногу аристократию, но также и класс крупных фермеров, которые, не выполняя никакой физической работы сами, желали жить относительно беззаботно и комфортно, по меркам Америки и континентальной Европы. По мнению Оффера, «хижина бедняков» попросту оставила поместный особняк далеко позади. Тезис Оффера подтверждают выводы О’Града. В качестве подтверждения своего мнения О’Град с одобрением цитирует одного современного специалиста, объясняющего, почему в Восточной Англии, где многие местные арендаторы и лендлорды обанкротились, процветали шотландские фермеры-иммигранты: «они и их семьи работают не покладая рук. Шотландские женщины без дальних слов берутся за работу, делать которую ни одной жительнице Суффолка даже в голову не могло придти». Сами шотландские фермеры «обычно берут на себя работу бригадиров или управляющих; когда поутру приезжают их работники, они уже на посту и продолжают заниматься делами фермы, когда те вечером отправляются домой»[148].

Глава 4. Источники благосостояния: лесное хозяйство

В 1800 г. леса в Великобритании занимали менее миллиона гектаров, половина из которых находилась в Англии. Для английской аристократии девятнадцатого века, за редким исключением, лесное хозяйство играло второстепенную роль. Однако этого отнюдь нельзя сказать о Германии и России. Многие германские и русские аристократы, в особенности после отмены крепостного права, большую часть своего дохода получали от лесных угодьев. Прежде всего это относилось ко всем землевладельцам западной Германии и наиболее северных регионов российского Нечерноземья[149].

В 1800 г., в Западной Европе преимущественно преобладали лиственные леса, а на севере и востоке континента — хвойные. Более мягкий и влажный климат запада (благодаря теплому течению Гольфстрим) в большей степени благоприятствовал развитию лесоводства, нежели резко континентальный климат восточных равнин. На востоке снежный покров обычно лежал по четыре месяца в году, а почвы, в особенности в северо-восточной части Европы, были неплодородными и рыхлыми. В результате на западе деревья произрастали быстрее, а леса отличались большей густотой. Поэтому они также считались более ценными.

В Германии лиственные породы из лесов Саксонии, Вюртемберга и Бадена имели большую стоимость, нежели продукция (во всяком случае, более редких) восточных хвойных лесов Пруссии. В лесах было много прогалин, особенно в Бранденбурге, нижней Померании и восточной Пруссии, и количество лесоматериала, которое получали с гектара этих угодьев было гораздо ниже, например, среднего показателя Австрии. В 1860-х годах подлесья (Niederwald) Рейнской области могли вырубаться каждые 6—12 лет, но в восточных землях во избежание обезлесивания требовался интервал в 40 лет[150].

В российском Нечерноземье нередко положение складывалось еще хуже. Вследствие более сурового климата и менее плодородных почв для произрастания деревьев требовалось больше света, и леса становились менее густыми. Короткий теплый сезон, сильные ветры и нерегулярные дожди не содействовали лесоводству. Сравнивая неблагоприятные природные условия в России с Западной Европой, Фридрих Арнольд отмечал, что русским «для того, чтобы получить определенное количество древесины, требуется вырубить большую территорию леса, чем немцам, французам и итальянцам; еще важнее, что для поддержания лесов, нужно применять более разнообразные методы, чем за границей; и, главное, нужно с большой оглядкой разрешать вырубку леса или выгон туда скота». В начале двадцатого века в Бадене получали больше древесины от хвойных 20-летних деревьев, чем в С.-Петербургской губернии, где на выращивание подобных лесов уходило в четыре-шесть раз больше времени[151].

После отмены крепостного права в Германии и России леса преимущественно принадлежали одной из трех групп: государству, крупным землевладельцам, как правило, дворянам, и крестьянам. В Баварии большая часть лесных угодьев принадлежала крестьянам. В европейской части России 68,6 процентов земли находилось во владении государства. Напротив, в Пруссии в 1855 г.

13,9 миллионов гектаров леса из общего числа, равного 25,6 миллионам, являлось частной собственностью — как правило, крупных землевладельцев. Однако обобщенные статистические данные зачастую больше скрывают, чем отражают истинное положение дел. Например, в Восточной Пруссии государство владело большей частью лесных угодьев, тогда как в Мюнстере, в преимущественно польском районе Познани и в округах Оппелн и Легниц (Силезия), леса фактически целиком принадлежали частным землевладельцам. В потсдамском округе Бранденбурга, государственные владения приблизительно равнялись частным[152].

Гораздо более важное значение имели региональные различия в России. Более трех четвертей государственных лесов находилось в пяти самых северных губерния, европейской части России. Однако большая часть Архангельской, Вологдской, Пермской, Олонецкой и Вятской губерний представляли собой девственные территории, огромная протяженность которых и отсутствие сообщения препятствовали коммерческому использованию лесов. Если не

Скачать:TXTPDF

в Европе. 1815—1914. Доминик Ливен Аристократия читать, в Европе. 1815—1914. Доминик Ливен Аристократия читать бесплатно, в Европе. 1815—1914. Доминик Ливен Аристократия читать онлайн