Скачать:TXTPDF
Аристократия в Европе. 1815—1914. Доминик Ливен

дворе отличалась еще большей остротой, и усугублялась подлинной генеалогической манией и приверженностью букве закона, которая практически была неизвестна в Англии, и еще меньше в России. Значительное число мелких дворов, существовавших в Германии, способствовало усилению забот о «местничестве» и статусе. К тому же, немецкая аристократия унаследовала от Старого Рейха тщательно расписанную иерархическую систему, которая в 1806–1815 гг. была перевернута сверху вниз, в 1866–1871 годах подверглась дальнейшим разрушениям, а затем была буквально сметена разнонаправленным влиянием нескольких состоятельных семей в эпоху индустриальной революции. Таким образом, существовало достаточно поводов для конфликтов относительно престижа и опасений за свой статус. Так, семейство Реусс покинуло берлинский двор после того, как его представительницам не было дозволено носить шлейф, и, таким образом, подверглась сомнению их близость к правящему дому. Когда Вильгельм I удостоил званием Королевского Высочества представителей побочной ветви династии Гогенцоллернов, у большинства Standesherren это вызвало недовольство. Хуже всего было то, что Рыцари Черного Орла, которые зачастую являлись наиболее влиятельными прусскими государственными деятелями и военачальниками, неизменно занимали положение выше Standesherren; эта традиция вызывала такую ярость, что Вильгельм I попытался смягчить ее, издав указ, согласно которому привилегии не распространялись на жен рыцарей[251].

В девятнадцатом веке политическое значение королевских дворов неуклонно шло на убыль, при этом в Британии этот процесс был более очевиден, чем в абсолютных монархиях Восточной Европы. Тем не менее, даже в Британии Дуглас Хейг извлек пользу из событий Первой мировой войны, пользуясь связями, издавна существующими между его семьей и двором Георга V, а Эдуард VII имел значительное влияние на назначения наиболее важных послов. Не говоря уже о непосредственном политическом значении королевских дворов, именно там приобретались могущественные связи. В 1884 г. баронесса Шпитцемберг вернулась ко двору после многолетнего отсутствия, последовавшего за смертью ее мужа; несмотря на то, что жизнь при дворе была сопряжена с крупными расходами, баронесса предприняла этот шаг — отчасти вследствие того уважения, которое питала к старому императору, отчасти для того, чтобы обеспечить своим детям продвижение по службе и хорошие партии.

Королевский двор придавал жизни высшего общества значительность и окружал ее ореолом славы. Благодаря системе представлений ко двору, государство благословляло разделение между теми, кто принадлежал к числу избранных, и теми, кто к нему не принадлежал. Дворцовый этикет и четко определенная «табель о рангах» усиливали иерархию и приверженность условностям, определявшим жизнь социальной элиты, и предоставляли аристократии удобную сцену для демонстрации роскоши и эффектного гостеприимства. В Петербурге, чей двор не знал себе равных в пышности среди прочих европейских дворов, и чье высшее общество до 1914 г. уступало в богатстве лишь лондонской аристократии, отсутствие придворной жизни после 1905 г. было воспринято знатью с раздражением. Подобное положение содействовало отдалению петербургского аристократического общества от Николая II и его режима, и явилось важным политическим фактором, который повлек за собой готовность элиты освободиться от Романовых, что и произошло в феврале 1917 года[252].

Даже в Англии, где богатые и обладающие политическим влиянием представители знати не столь уж сильно зависели от двора, последний вносил немалую лепту в формирование светских ценностей и обычаев. Любовь к роскоши, присущая принцу Уэльскому, отказ от простых ценностей его отца, Георга III, прекрасно гармонировали с настроениями, царившими в ту пору среди аристократии, чья приверженность к роскоши неуклонно усиливалось в период с 1780 по 1815 год, по мере роста цен на сельскохозяйственные продукты. С другой стороны, королева Виктория, отказавшись от роскоши и той морали, которая была характерна для периода Регенства, поступила в полном соответствии с желанием высшего класса, членам которого необходимо было проявлять уважение к кодексу христиански богобоязненного правления в противовес критическим настроениям среднего класса и идеям французской революции. Что касается самой королевы, она всегда хорошо понимала, как аристократии следует вести себя, если она хочет сохранить свое положение; именно поэтому распущенность и недостаток серьезности, проявляемые ее старшим сыном, вызывали у королевы такую горечь. Эдуард VII питал пристрастие к роскоши, любил блестящее общество и не отличался особым снобизмом — все это сыграло свою роль в том, что высший класс Англии из аристократического превратился в плутократический.

И в Лондоне, и в Петербурге, и в Берлине были свои аристократические кварталы. К 1900 г. английская аристократия на протяжении уже нескольких столетий постоянно стремилась селиться в западной части города, подальше от Сити, промышленных районов, порта и железнодорожных вокзалов, подальше от сажи, копоти и соседства трущоб, поближе к паркам и относительно чистому воздуху Вест-Энда. Что касается Берлина, который в период между 1850 и 1900 гг. из провинциального города превратился в метрополис, переселение аристократии в район Тиргартена началось намного позднее. В 1850 г. в этом районе было несколько фабрик и пивных, хотя и царила «сельская, а не городская атмосфера». К 1900 г. Тиргартен превратился в район фешенебельных особняков, изобилующий «тенистыми аллеями и дорожками для верховой езды, которые в течение сезона более или менее заполняются цветом берлинского общества». В Петербурге незадолго до революции наиболее аристократической частью города оставался центральный район между Зимним дворцом и Таврическим садом, однако ситуация постепенно менялась. Согласно утверждению журнала «Столица и усадьба», эти кварталы, раскинувшиеся вокруг улиц Сергиевской, Фурштадской и Моховой, постепенно теряли свой престиж, и внимание высших кругов все больше привлекал расположенный в северной части города Каменный остров, где было много простора и свежего воздуха, и где уже возводились новые великолепные особняки[253].

В своих фешенебельных жилищах аристократы ели, пили и флиртовали. Они посещали оперу и драматический театр, а иногда развлекались постановками любительских спектаклей. Не пренебрегали и чтением, но большую часть времени посвящали игре в карты, визитам и, прежде всего, сплетням. Столичное аристократическое общество весьма напоминало маленькое селение, большинство обитателей которого состояло друг с другом в родстве, и почти все были с самого детства хотя бы шапочно знакомы друг с другом. Аристократия была по-сельски замкнутым мирком, где каждый испытывал живой интерес к делам соседа. И этот интерес жители «аристократической деревни» сочетали с преувеличенным представлением о собственной значимости. Им должны были принадлежать ведущие роли на мировой сцене, в то время как простым смертным в большинстве своем предоставлялось довольствоваться ролями второстепенными, а то и вовсе бессловесными. Живущие поблизости друг от друга, аристократические семьи, женская половина которых проводила значительную часть своих дней в бесцельной праздности и скуке, являли собой исключительно плодородную почву для сплетен и пересудов.

Согласно мнению капитана Гроноу, в 1850-х годах лондонские аристократы злоупотребляли спиртным намного меньше, чем два поколения назад. «Если бы представители хорошего общества 1815 года появились бы перед своими более умеренными потомками в том виде, в каком они обычно бывали после обеда, современники наши заявили, что предкам их прежде всего необходимо проспаться». Однако же, неумеренное пьянство по-прежнему считалось rite de passage[254] для молодых офицеров, в особенности в России, в наиболее престижных конногвардейских полках. На протяжении десятилетий трапезы становились все более изысканными, и зачастую именно в зависимости от того, пользуется ли представитель высшего сословия услугами дорогостоящего французского повара, его причисляли к истинной аристократии или к обычному дворянству. Русские аристократы, неизменно находившиеся под сильным влиянием культуры французского высшего света, как правило, оказывались в гастрономическом отношении на высоте, что же касается Англии, то Гроноу, описывая «на редкость плотные, горячие и питательные» трапезы, которым английское общество предавалось во времена его юности, отмечает, что непременными атрибутами их являлись «всеми любимый вареный картофель», приготовленное без затей мясо и «весьма неудачные попытки подражать ухищрениям континентальной кухни». Автор приведенных выше строк перебрался в Париж отчасти и для того, чтобы потешить свой желудок. На долю парижского manque[255], Эдуарда VII, выпало представить Англии более утонченное искусство кулинарии, причем принц выполнял эту задачу с таким знанием дела, что заслужил титул «tum-tum» («пузан»). Прусскому королевскому дому, — во благо или во вред — подобные устремления были совершенно чужды. В 1880 г. среди членов наиболее престижного берлинского клуба подавляющее большинство по-прежнему составляли «респектабельные пожилые помещики, настроенные весьма консервативно» и требовавшие, чтобы «в Казино царил истинно германский дух, без всяких развращающих влияний французской кухни»[256].

По мнению Гроноу, англичанки в период Регентства отнюдь не превосходили француженок добродетелью, напротив, с большей откровенностью демонстрировали свои супружеские измены. Основная причина этих измен заключалась в том, что «мужья их пропадали в охотничьих угодьях, или с головой уходили в политику». Граф Соллогуб, возможно, несколько преувеличивая, вспоминает, что в это же самое время «в высшем петербургском обществе редкий человек <…> в действительности являлся сыном своего номинального отца». Этот факт Соллогуб, убежденный русский патриот, без всяких веских оснований связывает с тем, что «некоторые дамы совершенно не умеют изъясняться по-русски». Двумя поколениями позже «граф Васили» тактично предостерегал молодых берлинских атташе аристократического происхождения от флирта с хорошенькими дочерьми еврейских буржуа, «так как манеры этих девиц совсем не те, что приняты в grande monde и у них <…> очень строгие правила»[257].

Свобода нравов, царившая в аристократических кругах, отнюдь не удивительна. Помимо всего прочего, представители знати проводили свои дни в полной праздности, и развлечения любого рода зачастую являлись основными их занятиями. Браки заключались прежде всего с учетом социальных и финансовых соображений, и хотя некоторые представители аристократии горячо верили в нормы супружеской жизни, установленные христианской этикой и общественной моралью, другие полагали, что все эти ограничения необходимы для низших сословий, а их самих связывать не должны. Согласно требованиям общественного порядка, на супружескую неверность набрасывался стыдливый покров, дабы клубные разговоры не появились в печати; и, как правило, высший свет от своих членов большего и не требовал.

При всем том не так просто вынести обобщенные заключения относительно поведения целых классов и даже отдельных семей в этой сфере. Например, Шарлотта Ливен едва не отказалась от почетного положения воспитательницы отпрысков царствующего дома, так как она не одобряла той нравственной атмосферы, какая царила при дворе Екатерины II. Среди любовников ее невестки Доротеи, вместе с супругом-послом проживавшей в Лондоне, были Меттерних и Гизо. Внучка Шарлотты, княгиня Мария Ливен, также была хозяйкой лондонского светского салона, но отнюдь не походила на свою тетушку Доротею. Покинув Россию по политическим соображениям, она стала одной из убежденных покровительниц немецких радикалов, бежавших после революции 1848 года. Согласно воспоминаниям одного из ее proteges, который впоследствии стал сенатором США, в моральном отношении княгиня была «совершенно безупречна и неприступна», и «для многих изгнанников стала настоящей доброй феей». Следующему женскому поколению семьи любовные эскапады Доротеи Ливен были столь же чужды, как и политический радикализм Марии. Значительную часть своей

Скачать:TXTPDF

в Европе. 1815—1914. Доминик Ливен Аристократия читать, в Европе. 1815—1914. Доминик Ливен Аристократия читать бесплатно, в Европе. 1815—1914. Доминик Ливен Аристократия читать онлайн