от остальной толпы, именуя высоким титулом «благородных». Монахи аббатства Сен-Рикье в середине IX века, отведя специальную церковь для вассалов монастыря, назвали ее «часовней для благородных» в отличие от другой, также расположенной на территории аббатства, куда слушать мессу ходил простой народ и низшие чины. Освобождая от службы в королевском войске держателей земли монастыря Кемптен, Людовик Благочестивый уточнил, что это освобождение не касается «более благородных», которых аббатство щедро оделяет всевозможными благодеяниями (244).Из всех употреблений слова «благородный» тому, где сливаются понятия«знать» и «вассалитет», суждена наиболее долгая жизнь.
На более высокой социальной ступени это слово-пароль выделялосреди людей, у которых все предки были свободнорожденными и которые не ведали унижающих связей зависимости, наиболее могущественные, наиболее древние и пользующиеся самым большим авторитетомсемьи. «Разве нет больше благородных в королевстве?» — вопрошали,
281
по свидетельству одного хрониста, магнаты Западной Франции, видя,как Карл Простоватый во всем полагается на советы своего фаворита Аганона (245). Хотя удачливый парвеню, как бы ни было неудовлетворительно его происхождение для представителей крупных графских родов, был из того же слоя, что и личные охранники, для которых в Сен-Рикье была построена «капелла для благородных». Но разве выражал этот эпитет когда-нибудь абсолютную величину? Знаменательно, что чаще всего его употребляли в сравнительной степени: nobiliorг, «благороднее, чем сосед».
Однако на протяжении первого периода феодализма определение«благородный» по отношению к средним слоям постепенно исчезло, зато сохранилось по отношению к той группе власть имущих с болееширокими возможностями, которой государственные потрясения и сильные покровители позволили возвыситься. Безусловно, пока еще вочень приблизительном смысле, без уточнения статуса и привилегий,но зато с ощущением явного превосходства по отношению к другим слоям и группам. Нет сомнения, что образ жесткой общественной иерархии уже закрепился в сознании тех, кто подписывал договор о мире в 1023 году, обязываясь не прикасаться к «благородным женщинам», речьо других, разумеется, не шла (246). Словом, дела обстояли следующимобразом: если аристократия как юридически оформленный класс по-прежнему не существовала, то с некоторого момента стало возможнымговорить о социальном сословии благородных, а еще точнее, о благородном образе жизни, так как нравы и обычаи этого сословия определялись как наличием богатства, так и возможностью распоряжаться другими.
2. Сословие благородных, сословие сеньоров
Называли ли когда-нибудь господствующий класс классом земле-владельцев? Если под классом землевладельцев подразумевать класс, члены которого получают все свои доходы с обработки земли, то называли. А какой еще источник доходов мог быть у этих людей? Разумеется, там, где возникала возможность, они охотно занимались и сбором дорожной пошлины, и пошлины с торговцев, и податей с ремесленников, но главной статьей дохода оставалась все-таки та или иная форма эксплуатации. О чем бы ни шла речь — о полях или — что бывало только в исключительных случаях — о торговой лавке или ремесленной мастерской, которые кормили благородного, он всегда получал доходы, благодаря работе других людей. Иными словами, в первую очередь всегда оставался сеньором, то есть господином. Но не все, чей образ жизни обычно называли благородным, были владельцами сеньорий — были
282
вассалы, которые жили в доме своего господина, были подростки-воcпитанники, которые часто проводили жизнь в военных скитаниях, но и они числились среди благородных.
И тут возникает еще одна проблема, касающаяся развития нашегообщества, такая же темная, как многие другие, — проблема возникновения родовитости. Предками многих знатных сеньоров были, вполневозможно, авантюристы, начавшие с нуля, воины, которые за счет своего военачальника сделались вассалами с феодом. Предками другой части, может быть, были богатые крестьяне, которые стали рантье, получая доходы с группы держателей, — мы видим таких в некоторых документах Х века. Но если так было, то скорее всего это были исключения, а не правило. На большей части Запада сеньории, пусть в зачаточном состоянии, существовали с очень давних времен. И пусть без конца меняющийся, принимающий разные формы, но класс сеньоровскорее всего сопутствовал сеньориям и был таким же древним, как они. Вполне возможно, что господа, которым виллан феодальных временплатил подати и был обязан повинностями, умей они писать, вписалибы в свои генеалогические деревья таинственные эпонимы множества наших деревень — и звучали бы их имена примерно так: Бренно де Берне, Корнелиус де Корнильяно, Гундольф де Гундольфхейм, Эльфредде Альвершам. А может быть, предками наших сеньоров были те местные вожди германцев, о которых Тацит пишет, что они богатели благодаря «подаркам» мужланов? Никаких сведений об этом у нас нет. Новполне возможно, что, ведя речь об оппозиции между хозяевами сеньорий и бесчисленным числом держателей, мы затрагиваем одну из древнейших линий расслоения нашего общества.
3. Воинское призвание
Если обладание сеньорией становилось, и в самом деле, признакомаристократического достоинства наряду с большим количеством монет или драгоценностей, — потому что только такого рода богатство казалось достойным высокого положения — то потому, что сеньория представляла собой возможность иметь власть и управлять людьми. Разве возможность сказать «я так хочу» не самое главное основание для авторитета? Но само по себе положение благородного запрещало ему какую-либо экономическую деятельность. Он должен был телом и душой служить своему призванию — призванию воина. Именно эта черта, — а она самая главная — и определяет то место, какое занимали воины-вассалы среди средневековой аристократии. Но они не были ееединственными представителями. Из благородных мы не можем исключить сеньоров-аллодистов, очень быстро, кстати сказать, усвоив-
283
ших образ жизни вассалов-феодалов и иногда более могущественных,чем последние. Но вассалитет, безусловно, был основой и фундаментом сословия благородных. Переход от старого понимания «благородных» как священной расы к новому пониманию «благородных» как ведущих особый образ жизни прекрасно прослеживается в изменении англосаксонской терминологии. Там, где старинные законы противопоставляли eorl и ceorl — благородный в германском понимании этого слова и обыкновенный свободный человек, более поздние, сохраняявторой термин антитезы, заменяют первый такими словами как thegn, thegnborn gesithcund, компаньон или вассал — в первую очередь, королевский вассал или рожденный от вассала.
Разумеется, не только вассал мог, был должен и даже любил сражаться. Иначе и быть не могло в начальный период феодализма, когдавсе общество сверху до низу было проникнуто или страстью к насилию, или страхом перед ним. Законы, которыми пытались сузить кругносящих оружие или запретить носить его низшим классам, появилисьне раньше второй половины XII века; их появление совпало с развитием юридической иерархизации общества и с относительным успокоением смут. Караванщики, купцы, — как говорит о них конституцияФридриха Барбароссы, — перемещались, заткнув «клинок за седло»; вернувшись к своим прилавкам, они сохраняли привычки, полученныево время полной приключений жизни, какой была тогда торговля. О многих буржуа эпохи бурного возрождения городов можно сказать, каксказал Жильбер де Монс о жителях Сен-Трона: «Они отлично владелиоружием». Ставшее традиционным представление о трусливом лавочнике, боящемся драк, если оно не легенда целиком и полностью, болеесоответствует эпохе стабильности, начавшейся с XIII века, забывшей о прошлых странствиях и купцах-бродягах. Как ни малочисленно было средневековое войско, пополняли его не только благородные. Сеньорнабирал себе пехотинцев из своих вилланов. Начиная с XII века, вилланов все чаще избавляют от обязательства служить или ограничивают их пребывание в войске одним днем, используя их для несложных операций полицейского характера, в то же самое время менее обязательной становится и служба вассалов. Иными словами, вассалы нестановятся на место копейщиков или лучников из простых крестьян. Крестьяне становятся ненужными, потому что вместо них используются наемники, которые помогают устранять недостатки, свойственные феодальной кавалерии. Хотя вассал или сеньор-аллодист — там, где таковые еще сохранились, — словом, представители «благородного сословия», были по сравнению с массой случайных солдат, безусловно,гораздо лучше вооруженными и более профессиональными воинами.
284
Вассал сражался на коне, а если во время боя сражался пешим, топеремещался непременно верхом. Больше того, он сражался определенным оружием. Для нападения у него были копье, меч, иногда булава. Для обороны — шлем, защищающий голову, закрывающая тело одежда с металлическими пластинками, в руках треугольный или круглый щит. Так что лошадь была не единственной принадлежностью рыцаря-всадника. Ему нужен был еще и конюший, человек, который ухаживалбы за лошадьми и на протяжении дороги обеспечивал бы подставы. Иногда в войске наряду с рыцарями-кавалеристами были еще и болеелегко вооруженные всадники, которых обычно называли «сержантами». Самый высокий класс воинов состоял из определенным образом
вооруженных всадников.
Усовершенствование вооружения по сравнению с эпохой франковпривело к тому, что оно стало гораздо более дорогим, и с ним стало труднее обращаться, — все это закрывало доступ к участию в боевыхдействиях бедных людей; тех, кто не был вассалом богатого сеньора, итех, кто не был профессиональным воином. Освоив стремена и оценив их удобство, к Х веку воины отказываются от фрамеи, небольшого копья, и заменяют его тяжелым и длинным: в боевой позиции воин брал его себе подмышку, а отдыхая, ставил на стремя. Шлем обогатился сначала назальной пластиной, а потом забралом. Доспех, представлявший собой сначала кожаную или полотняную рубаху с нашитыми на неекожаными или металлическими пластинами, сменился кольчугой, может быть, в подражание арабам; она была гибкой и состояла из металлических колец. Монополию на экипировку диктовала профессиональным воинам поначалу просто практическая необходимость, но современем эта монополия превратилась в право. Монахи Болье в 970 году, придерживаясь мудрой умеренности в отношении своих вассалов-офицеров, запрещали им носить щиты и мечи; их собратья из Санкт-Галлена примерно в то же самое время упрекали своих вассаловза слишком красивое оружие (247).
Представим же себе войско тех времен, с характерной для него двойственностью. С одной стороны, плохо вооруженные как для нападения, так и для защиты пехотинцы, они медленно шли в атаку и так же медленно убегали, изнуренные долгими переходами по плохим дорогам или без дорог по полям. С другой, глядящие из седел своих скакунов на бедолаг, что тащатся «кое-как», — так говорится в куртуазном романе, — по пыли и грязи, настоящие воины, гордящиеся своим умением драться и маневрировать, искусные, быстрые, удачливые, о которых биограф Сида говорит, что только их и стоит брать в расчет, когда речь идет о войске (248). В обществе, где война была повседневностью, более разительный контраст трудно себе представить. Слово «всадник» в это время стало почти что синонимом «вассала» и уж точно эквивалентом для понятия «благородный». Зато многие тексты почти как юридический термин употребляют по отношению к простолюдинам пре-
285
небрежительное наименование «ходоки», «пехотинцы» и да позволено нам будет прибавить: топтуны. «У франков, — сообщает арабский эмир Узам, — всеми преимуществами пользуются всадники. Это единственные люди, которые что-то значат. Они подают советы, они творят правосудие» (249).
Если по вполне объяснимым причинам общественное мнение превыше всего ценило силу, причем в самом примитивном ее проявлении, то как не быть самым опасным, самым уважаемым
