Тот издал тревожный крик и легкой тенью выскользнул в распахнутую дверь. Дядя Кузя за ним. Да разве птицу догонишь! Чтоб тебе ни дна ни покрышки! грозил дядя Кузя балобану кулаком. Чтоб тебе кость куричья поперек горла стала, чтоб ты околел! Отругав балобана, дядя Кузя напустился на себя: А ты, плешивый олух, чего думал? С метелочкой побежал… Размахался! Дверь-то запирать кто будет? Вот тебе, полоротый! При этом дядя Кузя сложил дулю и поднес к своему же носу. Касатка больше не решалась отходить далеко от птичника. Но и здесь, у самой птицефермы, в третий раз высмотрел ее настырный балобан. Дядя Кузя был в это время у речки. Заслышав шум в птичнике, он схватил черемуховую палку и побежал что есть духу. На этот раз он уже не забыл захлопнуть дверь. Кривоногий балобан кричал пронзительно и гонялся за Касаткой. Лиходей! гаркнул дядя Кузя и топнул ногою. (Балобан вильнул вправо, влево, ринулся за печь, к дверям.) Попа-ал-ся-а! лютовал дядя Кузя. Я те угощу! Я те попотчую курятинкой! Голос старика прерывался. А куры, охваченные паникой, летали, кудахтали, хлопали крыльями, бились об окна, стены. Одна из них подвернулась на пути осатаневшего балобана и потащила за собой кровавый след: хищник успел рвануть ее когтями. Уконтромлю! Изничтожу! закричал дядя Кузя и швырнул палку. Палка хоть и не задела балобана, но оказалась пострашнее грозных криков. Балобан сложил крылья и тугим клином ударился в окошко, да угодил не в стекло, а в переплет рамы. Резиновым мячом отскочил он, упал вниз, очумело затряс головой и застучал клювом. Дядя Кузя схватил палку и начал молотить хищника так, что перья крутом полетели. Уработался старик, выдохся. Присел на ящик с песком. Куры сбились в угол птичника, кудахтали, а петухи кричали. Когда сердце унялось, перестало сильно стучать, дядя Кузя дрожащими руками взял мертвого балобана за крыло, отнес к реке и повесил на черемуху для острастки, чтобы и другим разбойникам неповадно было за курами охотиться. Как дядя Кузя лису перехитрил Лиса-плутовка повадилась таскать курочек еще от старой птицефермы: старая птицеферма стояла ближе к лесу и речке. Дядя Кузя долго ничего не подозревал. Летом пересчитать кур невозможно: некоторые из них ночевать оставались на улице. Однажды старик отправился в лес наломать веник. Под пихтой он увидел белые перья, свежую кровь и лапку курицы, а на сучке валежины заметил клок шерсти, рыжей, с проседью. Взял старик шерстку в руки, помял в пальцах. Так-так, значит, кумушка здесь промышляет, и вздохнул. Ну, эту мудрено изловить, это тебе не балобан. Хитрущая, старая лиса прикормилась… Дядя Кузя не ошибся. Лиса и в самом деле охотилась очень осторожно. К капканам, поставленным дядей Кузен, она не подходила. Лишь иногда рано утром дядя Кузя замечал лису на опушке леса или на поляне, возле стога сена, приметанного к ели. Речка вытекала из леса. Она заросла черемушником, ольховником, кустами смородины и тальника. Лучшего подхода для лисы к птицеферме нельзя было и придумать. Лиса бесшумной змейкой подкрадывалась к крупным молодкам и брала тех, которые отбивались от стаи. Зимой началось строительство нового здания. Лиса боялась стука топоров, голосов людей и не подходила к птичнику. За это время исчезло несколько кур из дворов колхозников. Но попробуй узнай, кто их стащил, если вокруг деревни живет, кроме лисы, множество всяких других хищников, любящих курятинку. К весне новое здание птицефермы было готово, старое разломали, и вскоре на его месте выросла лебеда, крапива, лопухи. Молодые куры неслись в густых и уютных, с куриной точки зрения, зарослях. Дядя Кузя проклинал все на свете, с кряхтением собирал яйца в колючем бурьяне. Зато молодки перестали ходить к лесу. Им нравилось сидеть в бурьяне, хлопать крыльями, разгребать лапами рыхлую землю. Словом, наступило для лисы голодное время. Томилась кумушка, томилась, да и выбралась из поймы речки: видно, изголодалась вконец. Охотиться она стала нахально, отбросив всякие свои лисьи увертки. От бурьяна к речке тянулась уже не одна полоска белых перьев. Как-то раз на глазах у дяди Кузи лиса схватила петуха, спустившегося к речке напиться, и унесла в кусты. Дядя Кузя хлопал себя по бедрам, ругался, плевался, грозил кулаком вслед лисице и в сторону правления колхоза, которое не построило вольеру из проволоки. Правленцы заявили: не все, мол, сразу; пусть дядя Кузя будет доволен пока и тем, что новый птичник соорудили. Дядя Кузя отводил душу, ругая лису. Поймаю шапку сошью из тебя, ведьма рыжая! Вот прошло лето, потом осень, наступила зима, и куры стали, по выражению дяди Кузи, жить дома, а лиса, целая и невредимая, бродила на воле, кружилась возле птичника по мягкому снегу. Манил кумушку запах курятинки. Но, как говорится, видит кошка молоко, да рыльце коротко! Лиса даже тявкала от досады должно быть и с тоской глядела на птичник. Дядя Кузя, наблюдая за рыжей гостьей, с ехидцей кричал в окошко: Ну что, облизываешься? Облизывайся, облизывайся, голубушка, пока на воле! Все равно скоро на моей голове будешь! Старик кричал так для успокоения души. Он уже испробовал все ловушки, взял даже ружье в деревне, но подстрелить лису не мог. Вот она, шапка, прыгает возле столба, мышей ловит, а попробуй надень ее на голову! Зимой на птицеферме заболели две курицы. Дядя Кузя напоил их рыбьим жиром, но было уже поздно. Однажды ночью обе курицы околели. Ветеринар вскрыл желудки птиц, и дядя Кузя вытаращил глаза: в желудке одной курицы оказалось два гвоздя длиной почти с безымянный палец, а у другой тоже гвоздь и копеечная монета. Обратите внимание, ветеринар поправил очки на приплюснутом носу, монетка-то старая, из красной меди, откопали куры где-то и в спешке проглотили. Известно, как они бросаются на каждый предмет, напоминающий червяка… Ну, ржавый гвоздь можно принять за червяка, а копейку? Жадность! Какое же, однако, горло у птицы и какой мощный желудок! Обратите внимание: у монетки сработана резьба, чуть заметна цифра, а у гвоздей отсутствуют шляпки. Однако и у куриного желудка не хватило сил переработать ржавчину и медную окись. М-да, причина смерти ясна, но… Ветеринар был молодой парень. Его в селе уважали как толкового работника. Но ветеринар мечтал о научных открытиях и свои мысли, выводы, теории высказывал всем, кто подвернется. Из-за этого старая вдова Федулиха, у которой квартировал ветеринар, называла его чумным. Ветеринар со страстью высказывал свои соображения дяде Кузе по поводу гибели кур. Старик сначала слушал ученого человека с глубоким вниманием, а потом сморил его сон, и он попросил ветеринара закругляться. Ветеринар составил акт, приказал закопать птиц подальше от птицефермы и ушел. Дядя Кузя облегченно перевел дух, завернул гвозди и монетку в тряпицу, чтобы завтра ошеломить деревенских жителей этакими находками. Потом oн пил чай и рассуждал сам с собой насчет науки, которая способна свернугь человеку мозги набекрень. Рано утром дядя Кузя дал корму птицам, открыл окна, чтобы проветрить помещение, и увидел лису. Она сидела возле столба и слышала, как бойко постукивают клювами куры. Сидишь? спросил дядя Кузя. Ну, посиди, поглотай слюнки. Врешь, ведь не выдержишь, когда-нибудь поближе подойдешь… Стоп! вскрикнул вдруг дядя Кузя так, что лиса обеспокоенно отскочила к речке. Смекнул чего-то дядя Кузя, довольнехонько потер руки и рассмеялся с ликованием: Охмурю я тебя, охмурю! Будешь ты на шапке, кумушка-голубушка!.. Эту шапку старик видел и во сне и наяву. Он даже иногда ощущал ее па голове, мягкую, теплую, рыжую и, самое главное, из той самой лисы, которая, по заверениям дяди Кузи, «выпила из него всю кровь, отняла полжизни и выудила из колхозной кассы мильен рублей». Дядя Кузя побежал в деревню, обошел почти все дома. Наконец в одной избе он отыскал моток рыбацкой жилки, выпросил ее у хозяина. Люди разводили руками, посмеивались над дядей Кузей. Чего, мол, это вздумалось человеку рыбачить на старости лет, да еще зимой. Дядя Кузя никому ничего не объяснял, только возбужденно наговаривал, привязывая жилку к лапке одной из мертвых кур: И буду рыбачить, да еще как рыбачить! Шапку поймаю во! Мертвых кур дядя Кузя отнес к столбу, положил в сухой, потрескивающий на ветру репейник. Жилку он размотал и один конец протянул в окно птичника. Лиса, видимо, почуяла что-то неладное и дня два совсем не показывалась. Но вот следы человека засыпало снегом, и дядя Кузя увидел кумушку. Она бойко бегала у ручья, водила носом, однако приблизиться к столбу не решалась. На следующий день лиса снова выбежала на полянку: играла лапками, помахивала хвостом, прыгала, зарывалась носом в снег, вынимала оттуда мышек. Но что значит мышка или даже десяток мышей для такой старой, прожорливой лисы. Вон как у ней живот подвело! Подойде-ошь, подойде-ошь, не втерпишь! дрожа от нетерпения, шептал дядя Кузя, наблюдая за лисицей. И все-таки лисе удалось незаметно стащить мертвую курицу ту, что лежала чуть подальше от столба. Но старик нe особенно досадовал на это, скорее даже обрадовался. Ага, клюнула! Попробовала, кумушка, курятинки! Идет дело. Скоро будет у меня шапка! С этими словами дядя Кузя взял жилку и подтянул вторую курицу метра на четыре поближе к птицеферме. Лиса, очевидно, заподозрила что-то, затаилась в кустах, смотрела, принюхивалась. Человеческих следов нет, как же тогда курица переметнулась с одного места на другое? Что за оказия? А ветер пошевеливал перья курицы, и это раздражало лису. Она не могла долго выдержать, стала приближаться к мертвой птице. Она кружила по поляне, ныряла в мышиные норки, убегала в кусты и снова появлялась. Прошло уже четыре дня с тех пор, как дядя Кузя положил приманку. Близко она лежала, дразнила лисицу. Кумушка беспокойно шныряла по бурьяну, репьев в шерсть понацепляла, не успевала зубами их вынимать. Снова явилась на полянку. Подкралась к столбу и опрометью обратно. Так целое утро, словно забавляясь, прыгала туда-сюда лисица, хитрила. Дядя Кузя наблюдал этот спектакль, посмеивался, бегая от окна к окну. Ночью подтянул приманку еще ближе. Лиса нервничала и беспокоилась все заметней. Она даже перестала мышковать вблизи птицефермы. Дядя Кузя вел ее как привязанную, вел на ниточке. Вот уже метров на семьдесят подвел. Но глаз у дяди Кузи