немолодой, ружьишко худенькое, из него надо бить близко и наверняка. Прошел еще день. Лиса измучилась, да и дядя Кузя выглядел неважно. Он мало спал ночами, совсем лишился аппетита. Можно было только дивиться, откуда взялось у такого суетливого старика столько терпения! Шапка, должно быть, шапка была всему причиной. Наконец-то подтянул дядя Кузя мертвую птицу метров на сорок и оставил. Заряженное ружье стоит в углу. Из рамы вынуто одно звено стекла. Дядя Кузя между делом наблюдает за крадущейся лисой. Плотно приникая к снегу, прячась за бугорки, выползла наконец она из бурьяна, огляделась, а потом подбежала к мертвой курице, цап ее и назад. Но щелкнул в морозном воздухе выстрел, и сунулась лисица седым носом в снег, будто за мышкой. Подергала ногами, вытянулась, затихла. А от птичника торопился дядя Кузя в одной рубахе, без шапки. Он черпал снег голенищами валенок и прерывающимся голосом выкрикивал: Ага-а-а! Попала-ась! Которая куса-алась! Сколько вор ни ворует… Попила кровушки! Шапка! Шапочка! Зря говорить не стану!.. Так дядя Кузя перехитрил лису, а я узнал, откуда у старика рыжая шапка. Сшил он ее собственноручно. Шапка получилась не очень модная, но все-таки дороже всех шапок она старику: мех-то для нее он сам добыл. Десятник, рыбак и еще… При знакомстве дядя Кузя заявил, что на ферме случается множество приключений. Однако нe из одних же приключений жизнь состоит. Главное-то в жизни не приключения, а труд. А уж чего-чего, но работы у дяди Кузи хватало и хватает. Сколько хлопот, к примеру, было, когда новый птичник в колхозе сооружали! Строила новое здание бродячая артель плотников. Вроде бы дядя Кузя тут ни при чем, но ему до всего дело, за всем он должен уследить, потому как человек он непоседливый. А тут еще и плотники подрядились непутевые. За три недели они сделали сруб, расчистили площадку и наладились уже помещение «на мох ставить». А «на мох ставить» это значит собирать заготовленный дом. Пришел однажды дядя Кузя к срубу, долго оглядывал его со всех сторон и вдруг зашумел: Вы что же это, мошенники, делаете, а? Чего обзываешься, старик? Обзываюсь?! Да я лупить вас скоро начну за такую работу! гремел дядя Кузя, наступая на бригадира. Кто ты такой? Что за указчик? Не указчик, а заведующий фермой, отчеканил дядя Кузя, этой самой фермой, которую вы ладите и которую я у вас не приму! Ну-ну, эти шутки ты брось! Видали мы таких! Ишь, на бабью должность затесался и еще задается. Я-а-а! На бабью!.. задохнулся дядя Кузя. Я-а, на бабью!.. И пошел старик честить плотников, и пошел. Плотники сперва только посмеивались, но когда дядя Кузя пригрозил пожаловаться товарищу Красногрибову, струсили. Товарищ Красногрибов районный финансовый инспектор был грозой всех спекулянтов и разных там любителей даровых денег. Ладно, ладно, переделаем, все переделаем: и пазы углубим у бревен, и стойки другие поставим, и моху еще подвезем. С этого дня плотники стали делать все так, как хотел и как велел старик. Были они с ним очень обходительны, любезны и льстиво называли его десятником. Придут, бывало, утром на работу, сядут покурить и скажут: А где же это десятник-то наш? Неужто проспал? Здесь я, здесь, отзывался дядя Кузя из сруба и вылезал в окно, весь в стружках и клочьях моха: это он раньше всех явился и все проверил. Как работа? спросят, бывало, плотники. А чего как? невозмутимо ответит дядя Кузя. Коли немножко получше, так и было бы в самый раз. Глаз да глаз за вами нужен. И так вот до самой весны, покуда не было закончено строительство, ходил дядя Кузя в должности десятника, но зато уж помещение птицефермы получилось на славу: теплое, светлое, просторное. А плотники, получая расчет за работу, жаловались председателю: Ну, брат, давненько мы такого тяжелого строительства не производили, давненько… Дядя Кузя находился в это время здесь же, в бухгалтерии колхоза, и только кашлянул и хитровато переглянулся с председателем, как бы говоря: «Ну, этих мы маленько поучили честно работать». Но застрял, как заноза, в мозгу дяди Кузи упрек в том, что он бабью работу исполняет. Прямо за самое нутро задело это старика. Начнет дядя Кузя топором орудовать, ну, там корытце новое сколотит, или подправит ящики, или дрова колоть возьмется, и приговаривает; Вот те и бабья! Вот те и бабья! Пусть какая баба так изладит. Но все это не успокаивало дядю Кузю. И тут пришло ему в голову такое, чему вся деревня поразилась. Яйца дядя Кузя собирал в ведро. На других фермах, где в основном работали жнщины. яйца тоже собирали в ведра, и никого это особенно не беспокоило было бы что собирать. Однако дядя Кузя решил это дело механизировать и принялся сооружать автояйцесборочный агрегат. Он сыскал в кузнице четыре небольших железных колеса, приделал к ним оси, а затем связал их рамой. На рамы поставил два квадратных ящика и разбил их на ячейки так, что ящики стали походить на пчелиные соты. В каждый такой сот, по расчету и умыслу дяди Кузи, нужно было класть яйцо. Куры в птичнике сначала испуганно разлетались при виде агрегата, который скрипел, позвякивал и трещал на ходу, но дядя Кузя смазал свое сооружение дегтем, и куры скоро привыкли, перестали шарахаться. Приходили люди глазеть, хвалили старика. Дядя Кузя, млея от гордости и удовольствия, набивался с одним и тем же вопросом: Ну, скажи ты, добрый человек, какая женщина может такую штуку смастерить либо выдумать? Потакая честолюбию старика, люди говорили: Да где там женщина, и мужику-то не всякому подсильно такое. Тут должна мысль работать в особом направлении. Вот то-то и оно, удовлетворенно подхватывал дядя Кузя. А иные люди говорят… Но кто эти иные и что они говорят, дядя Кузя нe разъяснял. В последнее время дядя Кузя занялся рыбалкой. Никогда односельчане не замечали за ним пристрастия к рыбной ловле, а тут на тебе все свободное время пропадает старик на льду и подергивает коротенькую, ровно бы игрушечную, удочку. В детство вдарился старик, заключил председатель колхоза, узнав об этом. Надо будет замену ему отыскать, а то он всю птицеферму проудит. Зря говорил председатель такое, зря. Из-за птицефермы и сделался дядя Кузя рыбаком. Услышал он однажды по радио совет столичного знатока сельского хозяйства: скармливать больным курам сырое мясо или рыбу. Хорошо вам, сидя в Москве, рассуждать, кому и что скармливать, буркнул дядя Кузя. А где я рыбу-то возьму? Но все-таки запали старику эти советы. Однажды спустился он на реку. Там каждое воскресенье собирались городские рыболовы. Ни мороз, ми пурга им нипочем. Сидят себе на ящичках возле лунок, ровно колдуны. У ног их валяются растопыренные от холода окунишки с побелевшими глазами, плотвички и подлещики. И до того рыбаки закоченели, что руками уж плохо владеют. Это что же, братцы милые, заставляет вас такую кару переносить? посочувствовал дядя Кузя. А ты попробуй порыбачь и узнаешь, посоветовали ему рыбаки. «Нет, подумал дядя Кузя, такие страдания на себя ни за что не приму». И все-таки попробовал. В ту зиму куры сильно болели авитаминозом, и «госпиталь» у дяди Кузи под столом был все время переполнен. Старик выхаживал больных кур, как детей родных, и часто сокрушался, глядя на них: И что это за оказия в природе? Откуда эти болезни берутся? Кура самая безвредная птица и та очень страдает. И решил дядя Кузя, что уж лучше самому страдать, чем смотреть, как мучаются беззащитные птицы. Жилка у него осталась еще от охоты на лисицу. Палочку он вырезал в лесу, а блесенок ему дали городские рыбаки. И пошла работа. Каждый свободный часок дядя Кузя выбегал на лед. Выдернет десяток-другой рыбешек и на ферму. Куры их моментом склюют и тянут головы из-за планок стола еще просят. На глазах поправлялись и веселели больные куры, некоторые стали даже ходить; прихрамывая, правда, но все-таки ходили. Как-то раз пришел председатель и не застал на месте дядю Кузю. Глянул в окно старик на реке. Ну и ну, ослабоумел, видно, старик. Рыбку удит! Придирчиво осмотрел председатель птичье хозяйство. Никакого запустения нет, все как будто в порядке. Но председатель решил все-таки дождаться старика и сделать ему внушение. Куда это годится: старый человек, при должности, и на тебе пустяками занялся. Но когда узнал председатель, зачем мерзнет на льду дядя Кузя, отпала у него охота совестить старика. И только глянул на дядю Кузю и сказал: Радетель ты колхозного добра, Кузьма Варфоломеевич, большой радетель. Вот если бы все такие были, так наш колхоз давно из прорухи вышел бы и миллионером сделался. Дядя Кузя сконфузился от таких слов, засуетился, а председатель задумался и прибавил: Однако рыбу удить тебе не след. Простудишься, захвораешь. Завтра выпишу со склада мясо для твоего госпиталя. А удочку брось. С тех пор выдают на птичник сырое мясо и даже тресковое филе в магазине как-то закупали. Куры на птицеферме теперь болеют меньше. Раньше болели десятками, а теперь одна-две за зиму. Но рыбалку дядя Кузя забросить уже не в силах. Тайком-тишком, конфузливо озираясь, раненько утром или поближе к вечеру спустится он на реку, продолбит луночку и сидит, сидит. Городские рыбаки иной раз посмеиваются над ним: Ну как, Кузьма Варфоломеевич, узнал, что такое рыбалка? Узнал, узнал, чтоб вам ни дна ни покрышки, откуда вы взялись на мою голову! ворчал дядя Кузя, а сам не спускал глаз с кончика удочки, ежился от холода и потряхивал, потряхивал блесенку. Говорят, охота пуще неволи. Как видите, рыбалка тоже. Милаха и кот Громило Свирепее, прожорливее и коварнее всех вредителей на птицеферме была крыса с желтоватой, будто подпаленной шерстью на спине и с коротким хвостом. Должно быть, еще во времена разгульной молодости она лишилась половины хвоста может быть, оторвали его крысы в драке, а может быть, в капкане оставила. Эта крыса держала в страхе всех обитателей птичника. Мыши разбегались по сторонам, когда появлялась среди них толстая мордатая
