Они о чем-то судачили, куда-то спешили с кошелками, с сумками, с портфелями. Это покоробило старика. Кровь пролилась! Родная кровь, а они ходят спокойнехонько, как ни в чем не бывало. А после, когда до него постепенно дошло, что кровь пролилась ради спокойствия этих вот людей, спешащих с работы и на работу, по своим неотложным делам, ‭ протяжно вздохнул и подумал: «А жизнь одна, едина у всех. Ах ты, Юрка, Юрка, сын ты мой, паренек ненаглядный…» Старик трудно волочил ноги. Голова его медленно клонилась, пригибала к земле и ласковые, непривычно нежные слова, каких он еще никогда не говорил сыну, так и колотились в голове, так и просились наружу, какие-то бабьи и в то же время единственно нужные сейчас слова. Их непременно надо сказать завтра сыну и кровь па переливание предложить. Своя кровь ‭ она горячее и живучести в ней больше. Вспомнив про кровь, старик сразу уверовал в чудо, приподнял голову. По улице все так же спешили люди, о чем-то говорили. смеялись, бранили шоферов и кондукторов, штурмуя автобусы; пили квас из единственной в городе новой тележки с никелированными оглоблями; стояли длинной очередью у кинотеатра. Жизнь шла своим чередом, шла без остановки. И как в прежние дни, вдоль тротуара, возле детских садов, на стадионе, в палисадниках и даже на балконах домов в узеньких ящичках росли цветы. Всюду росли цветы. 1959