ли соловьем заливается, так ли восторженно славит жизнь, жену свою, дочку да березку под окном, что и удивляться только остается этакой сладкозвучно- сти «лиры».
В очередной раз на «губу» Максимов угодил за то, что объявил в своем издании панихиду по императору Александру III, который благополучно здравствовал, а надо было поминать в Бозе почившего Александра II, большими неприятностями могло это кончиться для небдительного редактора и его семьи, если бы влиятельные друзья не заступились за него.
Продолжая служить и «шебаршить», Максимов не прекращал литературной деятельности. Он пишет воспоминания о поэте Мее, Островском, о декабристах Дмитрии Иринарховиче Завалишине и о Николае Александровиче Бестужеве.
В то же время начинается увлекательный труд над «Крылатыми словами», которые первоначально печатались в журнале под названием «Неспуста слово молвится». Будучи глубоким знатоком родного языка, его ревностным охранителем, Максимов с упоением работает на будущее российской словесности.
По утверждению нашего современника, литературоведа и прозаика Сергея Плеханова, труды его, в том числе «Крылатые слова», это «настоящее противоядие от языкового бескультурья».
Тонко и глубоко понимающий родной язык, почерпнувший знания его не в одних только книгах, а в странствиях, на ярмарках, в заезжих домах, в юртах и станах кочевников, поморов, бывши участником многих исторических событий, Максимов не без оснований утверждает: «Ломало народ наш всякое горе, ломает оно и теперь, подчас крепко больно, а все же в нем еще много сил, и хватает их настолько, чтобы быть воистине великим народом».
Откровения подобного рода у нас и доныне не прощаются, немедленно зачисляют за них в шовинисты. Попадало писателю-этнографу и тогда за сермяжность, «засорение» литературного языка и прочие, так хорошо известные всякому русскому литератору грехи, Максимов хотя и тих был нравом, скромен до застенчивости, однако в работе настойчив, упрям, и продолжал упорно бороться за чистоту русского языка.
Думается, переиздание книги «Крылатые слова» в годы возрождения гражданской и национальной активности русского народа, во время, когда обюрокрачивание общества «ржавчиной» казенных словесных трюков и вывертов изрядно поразило и подточило чистый исток родного языка, опростило его новомодными словесами иностранного толка, блатным жаргоном, газетной и докладной трескотней, издание это не только полезно, но и весьма своевременно, как своевременно и возвращение к читателю самого писателя-этнографа Сергея Васильевича Максимова, почти забытого нашим «самым лучшим в мире» читателем. Впрочем, чего тут удивляться! Коли читатель наш мало знает или вовсе не знает писателей, которые бы сделали честь любой просвещенной европейской стране: Салтыкова-Щедрина, Лескова, Короленко, Писемского, Андреева, Гаршина, Мамина-Сибиряка, обоих Успенских, Курочкина, Златовратского, Помяловского и многих-многих других.
Перед тем как уйти в мир иной, никогда не заботившийся о своем здоровье и благосостоянии, Сергей Васильевич по настоянию и с помощью друзей, известных писателей и поэтов Григоровича, Плещеева, Потехина, Вейнберга, которые не оставляли его и во дни тяжкой службы в полицейских «Ведомостях», понимая, что не место красит человека, но наоборот, зная о том, что с помощью этого самого «органа» честный и добрый человек Максимов много сделал для попечения больных и бедных, искалеченных на войне и потерявших здоровье на службе людей, отправляется в Крым для лечения горловой чахотки, принимающей угрожающие формы.
Объездивший страну от северного Поморья до Каспийского моря и Тихого океана, неугомонный человек сделал крюк и заехал к своему брату, Василию Васильевичу, хирургу и профессору Варшавского университета.
В Варшаве Сергею Васильевичу стало совсем плохо. Брат делает ему блестящую операцию трахитомии и тем продляет на недолгое время жизнь писателя.
Вернувшись в Петербург, Сергей Васильевич Максимов слег окончательно ослабело и сердце.
3-го июня 1901 года он скончался.
В летнюю душную пору в Петербурге почти не оставалось почтенной публики и за гробом известного писателя Максимова до Волкова кладбища следовала довольно реденькая процессия. Но литературная общественность широко откликнулась на невосполнимую утрату. Появились некрологи в разных изданиях, подписанные Толстым, Чеховым и многими другими знаменитыми русскими писателями.
«Драгоценное свойство господина Максимова, — писал Салтыков-Щедрин, заключается в его близком знакомстве с народом и его материальною и духовною обстановкою. В этом смысле рассказы его должны быть настольной книгой для всех исследователей русской народности».
Вскоре после кончины писателя Максимова товарищество «Просвещение» предприняло издание собрания его сочинений во «Всемирной библиотеке» и выпустило двадцать томов подлинной «энциклопедии народной жизни», хотя и в двадцать томов уместилось далеко не все написанное великим тружеником и глубочайшим знатоком жизни своей страны и народа.
Но затем происходит то огорчительно-обидное, даже горькое для нашей отечественной культуры и народа явление, которое называется печальным русским словом — забвение. На много лет, на целые десятилетия драгоценное наследство писателя Максимова утрачивается народом, являясь лишь вспомоществованием в трудах ученых-словесников и «подкормкой» для богатых компиляций ловких людей, всегда густо обретающихся возле русской словесности.
«У Максимова нет последователей, и теперь в таком роде уже никто не пишет, — еще в 1907 году горько сетовал один из современников писателя. — С ним, Максимовым, последним представителем бытописательной литературы, кажется, вымирает и самый бытописательный жанр», — и далее: — «Есть что-то грустное в обезличивании народов, в том умирании индивидуальности, которая зовется цивилизациею. Но покамест нам еще дорого наше родное, Россия будет дорожить памятью писателя, который так много посвятил труда и таланта на ее изучение, особенно сумев запечатлеть в своих произведениях поэзию народных верований и русской родной жизни».
В России, как я уже писал в начале этого очерка, все идет по кругу. И вот наступило время, когда всем нам «приспичило» подумать: кто мы и откуда взялись? Наступила пора вспомнить о наших сугубо национальных делах, заново взяться за книги и труды тех, кто радел за отечество свое и, положив живот за него, успел походить и в реакционерах, и в пропагандистах проклятого прошлого. Даже такой гений, как Федор Михайлович Достоевский, побывал в оных, Пушкин печатался избирательно, так что уж говорить о «глашатаях» крестьянской старины — Есенине, Клюеве, Мельникове-Печерском или о том же Максимове.
Отечеству и народу нашему дана одна очень устойчивая особенность прозревать через беды и воскрешать самосознание с помощью родной великой культуры, когда «подходит край», когда мы зримо скатываемся к одичанию.
Так было в двадцатых, сороковых и пятидесятых годах нашего столетия, и ныне мы расхлебываем кашу духовного застоя и глубокого кризиса во всех сферах жизни. Приступила, и вплотную, пора вспомнить о духовном и культурном наследстве России — одна за другой издаются и выпускаются библиотеки, не только всегда «действующих» классиков, но и полузабытых или вовсе забытых радетелей русской культуры.
В Новосибирске вышел уже седьмой том «Литературного наследства Сибири». Стараниями и подвижничеством неутомимого человека Николая Николаевича Яновского и его сотоварищей-сибиряков Отечеству нашему возвращены и пущены в культурный обиход многие славные имена русских мыслителей, культурных деятелей, писателей и ученых: Г. Н. Потанина, В. Я. Зазубрина, М. К. Азадовского, А. Н. Сорокина, Г. Г. Гребенщикова, П. П. Петрова и многих-многих других.
В Иркутске одновременно осуществляется издание библиотек «Литературные памятники Сибири», «Сибирь и декабристы», «Полярная звезда». Здесь же, в Сибири, была в свое время предпринята и осуществлена попытка издания «Библиотеки сибирского романа», куда вошли книги и старых, полузабытых русских писателей. Правда, пухлая эта библиотека слишком загромождена толстыми современными романами «обязательного порядка», т.е., теми, которые издавались по указанию сверху. Перегруженная «правильны- ми», но серыми произведениями, библиотека не имела того значения, на которое вправе были рассчитывать издатели. Ныне в Иркутске выпущен уже третий том «Сибирской библиотеки для детей и юношества», рассчитанный на десятилетие, в течение которого выйдет 25 томов книг, состоящих преимущественно из произведений писателей-сибиряков.
Приходит пора и Максимова, вот что сообщает из Подмосковья много занимающийся наследием Сергея Васильевича Максимова, написавший о нем роман «Охота за словом» Сергей Плеханов: «К 150-летию я подготовил «Избранное» Максимова, в 1982 году — «Куль хлеба», в 1984 году — «Год на Севере»; готов к изданию сборник «По русской земле». Пытался пробить в Иркутске, в «Лит. памятниках», «Сибирь и каторгу» — но безуспешо. В Ярославле отвергли идею издания «Лесной глуши». Белорусы («Мастацкая литература») схватились было за предложение выпустить «Обитель и житель», но потом написали, что Максимов — реакционный (?!) и потому изданию не подлежит…»
Уже в момент написания этого очерка я наткнулся на любопытное известие: в No 8 за 1986 год журнала «Наш современник» сообщается, что состоялась встреча с работниками и авторским активом «Морского сборника». Да, да, того самого!
Вот что написано в информации по этому поводу: «На журнальной полке, наверное, трудно найти второго такого «долгожителя» (даже «Вокруг света» почти на полтора десятилетия моложе). Многие и многие его собратья «юноши», если сравнить их по возрасту. С 1848 года издается журнал. И ни разу за всю историю он не огорчил читателя: не было случая, чтобы не вышла очередная, из месяца в месяц, книжка журнала. Его публикации высоко ценили Н. Г. Чернышевский и Н. В. Добролюбов. На страницах журнала выступали: Н. А. Некрасов, И. А. Гончаров с циклом путевых очерков «Фрегат «Паллада», К. М. Станюкович с повестью «Вокруг света на «Коршуне»», видные флотоводцы и ученые, среди них вице-адмирал С. О. Макаров и академик Н. А. Крылов. Да, мы говорим о «Морском сборнике» — ежемесячном журнале Военно-Морского флота Советского Союза. В наши дни здесь печатаются военно-теоретические и прикладные статьи, материалы по истории флота, публицистические выступления, рассказы о матросской аудитории: моряках, ученых, судостроителях, людях многих профессий. Интерес к журналу велик не только в нашей стране, но и в доброй полсотне стран мира. Его читают, изучают, переводят…»
Очень хорошо, что сохранился журнал, сыгравший в свое время такую большую роль в прогрессивном возрождении России, объединивший талантливых русских писателей, давший направление передовой общественной мысли второй половины прошлого века, сблизил с российским простолюдьем наиболее талантливых литераторов, на долгие годы приохотил их к этнографическим поискам в родном отечестве, среди родного народа и тем самым содействовал сближению литературы с жизнью, с языком истинно народным. Наша отечественная история была бы неполной, если бы мы забыли о роли «Морского сборника» в возрождении России, какая неполная была она, когда искажались и выкорчевывались целые отрезки времени в истории нашей, замалчивались важные события и явления, надолго исключались из обихода целые литературные направления и объединения.
Когда не издается Бунин и забываются Гумилев, Павел Васильев, Борис Корнилов, Клюев, Замятин, Зазубрин, Северянин, Шмелев, Слепцов, Решетников, когда шельмуется волшебница стиха Ахматова, когда великий Есенин переходит почти в «подпольные», с помощью школьных альбомчиков и блатных глоток распространяемых поэтов, их места занимают десятки угодливых, в литературе случайных людей, пытающихся «стянуть» мысль и слово до своего уровня, и сделать литературу себе подобной.
Потоки серой литературы, кризисные застои в творчестве сделались
