объедали хозяев, наелись бы, но при этом не напились до небоеспособности и чтобы в любое время их можно было собрать к бою, потому что в таких вот милых и добрых селениях, при такой вот мирной обстановке дважды два попасть впросак, погубить дивизион, селение это и себя вместе с ними. А пока майор Проскуряков думал да плановал в пределах своего хозяйства и небольшого участка войны, младший лейтенант Растягаев, не отнимая бинокля от глаз ‭ первый его трофей на войне, выменял у солдат за табак, за запасную пару обмундирования, ‭ шарил по местечку, легкий табак он не курил, но табак ему все равно давали, ‭ он тем биноклем и шарил по окрестностям. Врага нигде не было, и младший лейтенант досадовал на это. Стоило ему ехать за тыщи верст, чтобы попасть вот на такую войну, где фашистов и в бинокль не видать, не то что простым, невооруженным глазом. Сын деревенского грамотея, впоследствии лектора райкомовской группы, Сергея Потаповича Растягаева, Сергей Сергеевич спал и видел себя на войне, и только возраст, и только год рождения ‭ 1925 ‭ удерживал его в тылу. Он брал осадою военкомат ежемесячно, но пока не сделался совершеннолетним, вынужден был учиться в школе, затем работал военруком в этой же школе, потому что всегда был отличником боевой и политической подготовки. В тот день, когда его наконец-то зачислили в военное училище, мать слегла в постель, отец сердито сказал: «Дурак! Ты же сломаешь себе шею на фронте. Работал бы в школе. И потом…». Сергей знал это «потом» ‭ «и потом ты же нездоров». С самого детства преследуют его этим «и потом…». Он давно уже перемог в себе хворь. Он давно уже моется ледяной водой, работает на турнике, бегает, прыгает, стреляет, но, видите ли ‭ «последствия…». Что за комиссия, создатель, родиться в семье интеллигентов. Всѐ-то они знают, и в тебе, и за тебя. И ах, ах, ты худ, ты бледен, ты переутомился, ты недоедаешь… Надоело! Из училища Сергей писал родителям сдержанные, почти суровые письма. И они так и не узнали и никогда не узнают, как вышибал из него «высшее образование» визгливый старшина Закорюченко, как он, не привычный к голоду, страдал от недоедов и еще больше ‭ от тупой, затаенной злобы к его интеллигентским замашкам: «вы», «пожалуйста», «позвольте», «будьте любезны»… У него было увлечение и даже больше ‭ его первая любовь ‭ худенькая, нервная студентка Валя. Вечером, перед отправкой его на фронт, они целовались до жаркости за старой баржей, вытащенной на берег реки, и сквозь стиснутые губы Валя патриотически выдыхивала: «Ты бей их, бей беспощадно!». А потом легла на песок и сказала, что она желает принадлежать только ему одному и готова на все. Сергей застеснялся, сконфузился, стал почему-то извиняться, они ушли с берега молчаливые и пристыженные. Валя писала ему на фронт каждый день, влюбленность их росла от письма к письму, где-то, глубоко затаенное, жило в Сергее сожаление о том, что ушли они тогда от баржи просто так, и еще он очень сожалел, что не может написать ничего такого, выдающегося о своих делах на войне, до лжи он скатиться не мог. Он открыто презирал солдат, которые в письмах к заочницам городили о войне черт-те что, и те, судя по ответам, верили всем этим небылицам, восхищались солдатами и боялись за них. Впрочем, на фронте Сергей был всего неделю, прибыл он в артбригаду с пополнением, прибыл явно не по назначению, потому что прошел общевойсковую подготовку и, вроде бы, все знал и умел, на самом же деле ему, как и многим его сверстникам, предстояло набираться ума, приобретать опыт в боевой обстановке, если обстановка позволит, если командиры-стервятники не стравят его, сверхзеленого, неустрашимого бойца, в первом же бою. При форсировании реки проломился и утонул вместе с оружием подо льдом командир взвода управления дивизиона майора Проскурякова. Достали из-подо льда и орудие, и тело офицера, орудию-то что, отчистили, смазали, но стылое тело человека закапывать пришлось. Бойцы вспоминали нечасто своего взводного, на нового младшего же лейтенанта косились, слушались его неохотно, иногда в пререкания с ним вступали, майор Проскуряков, вроде бы, и совсем не замечал. В бою, что был третьего дня, младший лейтенант не участвовал, майор Проскуряков отослал его в бригаду с донесением, с пустыми ящиками, бочками, гильзами, пока все это утильсырье младший лейтенант сдавал, а взамен получал сухари и несколько десятков снарядов, бой уже кончился, все убитые были похоронены, раненые отправлены пешком и на попутных машинах в тыл, потому как майор Проскуряков берег горючее, снаряды, патроны и дал под раненых всего одну машину, у которой были цепи. Младший лейтенант Растягаев уже подробно изучил все местечко и даже подходы к нему и отходы от него, объекты и пункты, на которые можно было бы залезть для наблюдения, осмотреться и уложить, коли надо, противника. Дорога по местечку проходила одна. И была она без всяких затей ‭ у нижнего мостика, где сливались ручьи, она ныряла под свод тополей, на дальнем конце, почти уже на горбине холма, вытекала из тополей и забирала влево, сваливалась за бугор, собрав по пути дорожки-тропы, терялась вдали. Вот тут-то, на этом бугре, на глубоко продавленной дороге, младший лейтенант вдруг увидел крытую машину. Она буксовала, из-под колес шел дым, летели ошметья грязи, какие-то люди суетились вокруг с лопатами. Рыло у машины было тупое, шофер сидел не на том месте, где сидеть положено. Младший лейтенант Растягаев тряхнул головой и вдруг осознал, что это не наваждение, это немецкая машина, техника врага. Он отнял бинокль, машина сразу отскочила далеко и стала величиной с чемодан, люди с мух величиною. ‭ Товарищи! ‭ сдавленным голосом крикнул младший лейтенант. ‭ Немцы! Два солдата, упрятавшихся возле глиняной стены под пластушинами ‭ тюфяками камыша, сброшенного с крыши склада, разом вскочили, стали искать винтовки. ‭ Где немцы? ‭ спросили они, оглядываясь по сторонам. Младший лейтенант сначала показал им рукой, потом стал совать ближе к нему стоявшему солдату бинокль. Но тот отстранил руку взводного с биноклем, прислонил ладонь к глазам. ‭ Буксуют, ‭ буркнул он своему товарищу и стал выплевывать изо рта насыпавшуюся ость, затем высморкался, утерся подолом изрешеченной от табачных искр гимнастерки, товарищ его принялся закуривать вяло и сонно. ‭ Как же!.. Уйдут ведь! ‭ пролепетал вконец сбитый с толку младший лейтенант Растягаев. ‭ Немцы, фашисты, говорю, уходят! ‭ громче, как глухим, крикнул он. ‭ Ну и хер с ними! ‭ буркнул тот солдат, что закуривал, другой даже и не пошевелился, по тому, как оттопырилась и отодвинулась его нижняя губа, видно было, что он сразу и уснул. Это совсем уж озадачило младшего лейтенанта. ‭ Как же… Доложить надо… Фашисты же… ‭ Да не уйдут оне далеко, ‭ должно быть, утешая командира, махнул рукой солдат, ‭ а докладывать, чего докладывать? Видят. Не слепые. ‭ Видят! ‭ поразился младший лейтенант. ‭ Видят и… ничего… никаких мер! ‭ О господи, да какие еще меры-то надо? Угомонись ты, младший лейтенант, навоюешься еще. И тут младший лейтенант не выдержал: ‭ Во-первых, не «ты», а «вы»! Во-вторых, ‭ младший лейтенант прищурился, во-вторых, бросьте папироску. И встать! Встать, говорю! Солдат ухмыльнулся, нехотя встал, но цигарку не бросил, спрятал ее в рукав, и теперь дым валил у него из-под гимнастерки в дырявый ворот, точно в трубу. ‭ А вам что, отдельную команду подавать? ‭ закричал младший лейтенант на второго солдата, совершенно уверенный в том, что тот вовсе не спит, но притворяется. ‭ Игнат, ‭ толкнул спящего товарища ногой солдат, ‭ вставай! Строевой будем заниматься… ‭ А пошли вы, ‭ пробурчал Игнат, ‭ неча делать, как шутки шутить. ‭ Что-о? Шутки? Встать! ‭ Ну встал, встал, чего разоряться-то? ‭ заворчал солдат, усаживаясь и отыскивая глазами провалившуюся в камышовые снопики пилотку. ‭ Ровно белены объелся, орет и орет. Между тем, немецкая машина продвинулась выше по бугру и вот-вот могла перевалить за него и скрыться. И тут младший лейтенант вспомнил про пушку, стоявшую за сараем. ‭ За мной! ‭ с остервенелым свистом скомандовал он солдатам. Те пожали плечами, вскинули на плечи винтовки и почти пустые вещмешки, пошли за сарай. ‭ Лопатки есть? А ну, выкапывай сошники! Разворачивай орудие! К бою! ‭ Не стоит, младший лейтенант! Не нужно бы этого!.. ‭ Молчать! ‭ Ну, молчу, молчу. Солдат, что был помоложе, однако, увлекся намерением младшего лейтенанта, стал быстро выкапывать сошники. ‭ А что? Мы ее сейчас. А Игнат? Игнат ничего не ответил, мотнул головой напарнику, налегли на пушку втроем, с сопением развернули, нехотя, ворча, Игнат начал вкапывать сошники немецкой пушки. ‭ Как стрелять-то? Прицел-то немцы унесли. ‭ По стволу, товарищ боец, по стволу, ‭ прищелкнул пальцем младший лейтенант Растягаев. Он уже перестал сердиться и шуметь. И ему даже нравился этот грубоватый Игнат. Таким и должен быть бывалый, все повидавший, все испытавший фронтовик. Если он, младший лейтенант Растягаев, вспылил, так чего не бывает в боевой обстановке. ‭ По стволу трудно. По стволу только в кине стреляют. С прицелом и то чаще мажут, чем попадают… ‭ Да что вы все ворчите, ворчите! Снаряд! Зар-ряжать! ‭ прокричал младший лейтенант. ‭ Ну нате, нате, повоюйте! ‭ Игнат сунул длинную гильзу со снарядом в ствол пушки и закрыл замок. Второй солдат крутил ручку, наводил, младший лейтенант Растягаев смотрел на ствол и, разом побледнев, командовал: ‭ Выше, выше. Еще чуть выше. Стой! Влево немножечко. Стой! Стреляю! ‭ он пошарил кнопку, нашел ее пальцем и совсем уж глухо, одними губами добавил: Произвожу выстрел! ‭ И, зажмурившись, даванул кнопку. Пушка ударила звонко, резко. Снаряд разорвался далеко за бугром, взметнулся там метлою взрыв и тут же вместе с долетевшим звуком развалился в пухлый гриб, такой гриб на родине Растягаева называют дурно ‭ бздѐхом. Люди возле тупорылой машины засуетились, забегали. ‭ Ага-а! ‭ закричали разом молодой солдат и командир, у которого азартно засверкали глаза. ‭ Товарищ боец, наводи! ‭ скомандовал он. ‭ Вас как зовут-то, товарищ младший лейтенант? ‭ простодушно спросил командира молодой солдат и сам представился, не дожидаясь ответа: ‭ А меня Леонидом зовут, Ленькой, значит. ‭ Оч-чень хорошо! Рад познакомиться в боевой обстановке. Моя фамилия Растягаев. Младший лейтенант Растягаев. ‭ И тут же подтянулся, крикнул: За-аряжай!