Это озеро не отыщешь на карте. Небольшое оно. Небольшое, зато памятное для Васютки. Ещѐ бы! Мала ли честь для тринадцатилетнего мальчишки ‭ озеро, названное его именем! Пускай оно и не велико, не то что, скажем, Байкал, но Васютка сам нашѐл его и людям показал. Да, да, не удивляйтесь и не думайте, что все озѐра уже известны и что у каждого есть своѐ название. Много ещѐ, очень много в нашей стране безымянных озѐр и речек, потому что велика наша Родина, и сколько по ней ни броди, всѐ будешь находить что-нибудь новое, интересное. Рыбаки из бригады Григория Афанасьевича Шадрина ‭ Васюткиного отца ‭ совсем было приуныли. Частые осенние дожди вспучили реку, вода в ней поднялась, и рыба стала плохо ловиться: ушла на глубину. Холодная изморозь и тѐмные волны на реке нагоняли тоску. Не хотелось даже выходить на улицу, не то что выплывать на реку. Заспались рыбаки, рассолодели от безделья, даже шутить перестали. Но вот подул с юга тѐплый ветер и точно разгладил лица людей. Заскользили по реке лодки с упругими парусами. Ниже и ниже но Енисею спускалась бригада. Но уловы по-прежнему были малы. ‭ Нету нам нынче фарту, ‭ ворчал Васюткин дедушка Афанасий. ‭ Оскудел батюшко Енисей. Раньше жили, как бог прикажет, и рыба тучами ходила. А теперь пароходы да моторки всю живность распугали. Придѐт время ‭ ерши да пескари и те переведутся, а об омуле, стерляди и осетре только в книжках будут читать. Спорить с дедушкой ‭ дело бесполезное, потому никто с ним не связывался. Далеко ушли рыбаки в низовье Енисея и наконец остановились. Лодки вытащили на берег, багаж унесли в избушку, построенную несколько лет назад учѐной экспедицией. Григорий Афанасьевич, в высоких резиновых сапогах с отвернутыми голенищами и в сером дождевике, ходил по берегу и отдавал распоряжения. Васютка всегда немного робел перед большим, неразговорчивым отцом, хотя тот никогда его не обижал. ‭ Шабаш, ребята! ‭ сказал Григорий Афанасьевич, когда разгрузка закончилась. ‭ Больше кочевать не будем. Так, без толку, можно и до Карского моря дойти. Он обошѐл вокруг избушки, зачем-то потрогал рукой углы и полез на чердак, подправил съехавшие в сторону пластушины корья на крыше. Спустившись по дряхлой лестнице, он тщательно отряхнул штаны, высморкался и разъяснил рыбакам, что избушка подходящая, что в ней можно спокойно ждать осеннюю путину, а пока вести промысел паромами и перемѐтами. Лодки же, невода, плавные сети и всю прочую снасть надобно как следует подготовить к большому ходу рыбы. Потянулись однообразные дни. Рыбаки чинили невода, конопатили лодки, изготовляли якорницы, вязали, смолили. Раз в сутки они проверяли перемѐты и спаренные сети ‭ паромы, которые ставили вдали от берега. Рыба в эти ловушки попадала ценная: осѐтр, стерлядь, таймень, частенько налим, или, как его в шутку называли в Сибири, поселенец. Но это спокойный лов. Нет в нѐм азарта, лихости и того хорошего, трудового веселья, которое так и рвѐтся наружу из мужиков, когда они полукилометровым неводом за одну тоню вытаскивают рыбы по нескольку центнеров. Совсем скучное житьѐ началось у Васютки. Поиграть не с кем ‭ нет товарищей, сходить некуда. Одно утешало: скоро начнѐтся учебный год, и мать с отцом отправят его в деревню. Дядя Коляда, старшина рыбосборочного бота, уже учебники новые из города привѐз. Днѐм Васютка нет-нет да и заглянет в них от скуки. Вечерами в избушке становилось людно и шумно. Рыбаки ужинали, курили, щѐлкали орехи, рассказывали были и небылицы. К ночи на полу лежал толстый слой ореховой скорлупы. Трещала она под ногами, как осенний ледок на лужах. Орехами рыбаков снабжал Васютка. Все ближние кедры он уже обколотил. С каждым днѐм приходилось забираться всѐ дальше и дальше в глубь леса. Но эта работа была не в тягость. Мальчишке нравилось бродить. Ходит себе по лесу один, напевает, иногда из ружья пальнѐт. Васютка проснулся поздно. В избушке одна мать. Дедушка Афанасий ушѐл куда-то. Васютка поел, полистал учебники, оборвал листок календаря и с радостью отметил, что до первого сентября осталось всего десять дней. Потом засобирался по кедровые шишки. Мать недовольно сказала: ‭ К ученью надо готовиться, а ты в лесу пропадаешь. ‭ Чего ты, мамка? Орехи кто-то должен добывать? Должен. Охота ведь рыбакам пощѐлкать вечером. ‭ «Охота, охота»! Надо орехов, так пусть сами ходят. Привыкли парнишкой помыкать да сорить в избе. Мать ворчит но привычке, потому что ей не на кого больше ворчать. Когда Васютка с ружьѐм на плече и с патронташем па поясе, похожий па коренастого, маленького мужичка, вышел из избы, мать привычно строго напоминала: ‭ Ты от затесей далеко не отходи ‭ сгинешь. Хлеба взял ли с собой? ‭ Да зачем он мне? Каждый раз обратно приношу. ‭ Не разговаривай! На вот краюшку. Не задавит она тебя. Спокон веку так заведено, мал ещѐ таѐжные законы переиначивать. Тут уж с матерью не поспоришь. Таков старинный порядок: идѐшь в лес ‭ бери еду, бери спички. Васютка покорно сунул краюшку в мешок и поспешил исчезнуть с глаз матери, а то ещѐ придерѐтся к чему-нибудь. Весело насвистывая, шѐл он по тайге, следил за пометками на деревьях и думал о том, что, наверное, всякая таѐжная дорога начинается с затесей. Сделает человек зарубку на одном дереве, отойдѐт немного, ещѐ топором тюкнет, потом ещѐ. За этим человеком пойдут другие люди; собьют каблуками мох с валежин, притопчут траву, ягодники, отпечатают следы в грязи, и получится тропинка. Лесные тропинки узенькие, извилистые, что морщинки на лбу дедушки Афанасия. Только иные тропинки зарастают со временем, а уж морщинки-то на лице едва ли зарастут. Склонность к пространным рассуждениям, как у всякого таѐжника, рано появилась у Васютки. Он ещѐ долго думал бы о дороге и о всяких таѐжных разностях, если бы не скрипучее кряканье где-то над головой. «Кра-кра-кра!..» ‭ неслось сверху, будто тупой пилой резали крепкий сук. Васютка поднял голову. На самой вершине старой взлохмаченной ели увидел кедровку. Птица держала в когтях кедровую шишку и орала во всѐ горло. Ей так же горласто откликались подруги. Васютка не любил этих нахальных птиц. Он снял с плеча ружье, прицелился и щѐлкнул языком, будто на спуск нажал. Стрелять он не стал. Ему ужо не paз драли уши за попусту сожженные патроны. Трепет перед драгоценным «припасом» (так называют сибирские охотники порох и дробь) крепко вбит в сибиряков отроду. ‭ «Кра-кра»! ‭ передразнил Васютка кедровку и запустил в нее палкой. Досадно было парню, что не может он долбануть птицу, даром что ружьѐ в руках. Кедровка перестала кричать, неторопливо ощипалась, задрала голову, и по лесу снова понеслось ее скрипучее «кра!». ‭ Тьфу, ведьма проклятая! ‭ выругался Васютка и пошѐл. Ноги мягко ступали по мху. На нѐм там и сям валялись шишки, попорченные кедровками. Они напоминали комочки сотов. В некоторых отверстиях шишек, как пчѐлки, торчали орехи. Но пробовать их бесполезно. Удивительно чуткий клюв у кедровки: пустые орехи птица даже не вынимает из гнѐздышка. Васютка поднял одну шишку, осмотрел еѐ со всех сторон и покачал головой: ‭ Эх и пакость же ты! Бранился Васютка так, для солидности. Он ведь знал, что кедровка ‭ птица полезная: она разносит по тайге семена кедра. Наконец Васютка облюбовал дерево и полез на него. Намѐтанным глазом он определил: там, в густой хвое, упрятались целые выводки смолистых шишек. Он принялся колотить ногами по разлапистым веткам кедра. Шишки так и посыпались вниз. Васютка слез с дерева, собрал их в мешок и, не торопясь, закурил. Попыхивая цигаркой, оглядел окружающий лес и облюбовал ещѐ один кедр. ‭ Обобью и этот, ‭ сказал он. ‭ Тяжеловато будет, пожалуй, да ничего, донесу. Он тщательно заплевал цигарку, придавил ее каблуком и пошел. Вдруг впереди Васютки что-то сильно захлопало. Он вздрогнул от неожиданности и тут же увидел поднимающуюся с земли большую чѐрную птицу. «Глухарь!» ‭ догадался Васютка, и сердце его замерло. Стрелял он и уток, и куликов, и куропаток, но глухаря подстрелить ему ещѐ не доводилось. Глухарь перелетел через мшистую поляну, вильнул между деревьями и сел на сухостоину. Попробуй подкрадись! Мальчик стоял неподвижно и не спускал глаз с огромной птицы. Вдруг он вспомнил, что глухаря часто берут с собакой. Охотники рассказывали, что глухарь, сидя па дереве, с любопытством смотрит вниз, на заливающуюся лаем собаку, а порой и подразнивает еѐ. Охотник тем временем незаметно подходит с тыла и стреляет. Васютка же, как назло, не позвал с собою Дружка. Обругав себя шѐпотом за оплошность, Васютка пал на четвереньки, затявкал, подражая собаке, и стал осторожно продвигаться вперѐд. От волнения голос у него прерывался. Глухарь замер, с любопытством наблюдая эту интересную картину. Мальчик расцарапал себе лицо, порвал телогрейку, но ничего этого не замечал. Перед ним наяву глухарь! …Пора! Васютка быстро встал на одно колено и попытался с маху посадить на мушку забеспокоившуюся птицу. Наконец унялась дрожь в руках, мушка перестала плясать, кончик еѐ задел глухаря… Тр-рах! ‭ и чѐрная птица, хлопая крыльями, полетела в глубь леса. «Ранил!» ‭ встрепенулся Васютка и бросился за подбитым глухарѐм. Только теперь он догадался, в чѐм дело, и начал беспощадно корить себя: ‭ Мелкой дробью грохнул. А что ему мелкой-то? Он чуть не с Дружка!.. Птица уходила небольшими перелѐтами. Они становились всѐ короче и короче. Глухарь слабел. Вот он, уже не в силах поднять грузное тело, побежал. «Теперь всѐ ‭ догоню!» ‭ уверенно решил Васютка и припустил сильнее. До птицы оставалось совсем недалеко. Быстро скинув с плеча мешок, Васютка поднял ружьѐ и выстрелил. В несколько прыжков очутился возле глухаря и упал на него животом. ‭ Стоп, голубчик, стоп! ‭ радостно бормотал Васютка. ‭ Не уйдѐшь теперь! Ишь, какой прыткий! Я, брат, тоже бегаю ‭ будь здоров! Васютка с довольной улыбкой гладил глухаря, любуясь чѐрными с голубоватым отливом перьями. Потом взвесил на руке. «Килограммов пять будет, а то и полпуда, ‭ прикинул он и сунул птицу в мешок. ‭ Побегу, а то мамка наподдаст по загривку». Думая о своей удаче, Васютка, счастливый, шѐл по лесу, насвистывал, пел, что на ум приходило. Вдруг он спохватился: где же затеси? Пора уж им быть. Он посмотрел кругом. Деревья ничем не отличались от тех, на которых были сделаны зарубки. Лес стоял неподвижно, тихий в своей унылой задумчивости, такой же редкий,