Тольку на улицу, подняла воротник его пальтишка, надела на его руки свои варежки и, на мгновение прижав к себе, сказала: Иди, Толя, иди. Размякнув от непривычной ласки, сконфуженный, оглушенный, шел он по заснеженной улице и снова его душили слезы. Детдом находился не в самом городе, а немного на отшибе. Новый дом с большими окнами стоял на пригорке. Напротив крыльца было озеро, от которого беспорядочно разбегались в стороны березки, ивовые кусты вперемежку с чахлым ельником, а дальше белые бороздки цепь озер, которым в Заполярье счету нет. Толька, замедляя шаги, подходил к детдому и вдруг замер. Из-за барьеров снега, загораживавших озеро, до него донеслись крики, визг, свист. Он долго стоял в стороне, не решаясь подойти ближе. «Что там делается? Уж не порют ли?» подумал Толька. Он растерянно снял варежки, подул на коченеющие пальцы и сунул руки в карманы. Правая рука наткнулась на бумажку, и его потянуло прочь отсюда, в пустую, но милую избушку. Остановило его слово, которое он дал Вере Семеновне. Он только теперь понял, что попался на удочку и сплоховал! Что бы там ни было, а он должен был идти в этот, с виду мирный, но казенный и потому неприветливый дом. Есть же на свете счастливые ребята! Им не надо ходить с направлениями, у них своя семья. А тут хоть бы бабушка была, ну хоть бы кто-нибудь… Наконец Толька решился. Стиснув в руке бумажку, он пробежал по широким ступенькам: раз, два, три… шесть… восемь… Вот и блестящая дверная ручка. Он взялся за нее, хотел дернуть дверь, но рука как-то сама собой выпустила скользкую ручку. Измученный и бледный, он оперся на деревянную колонну плечом, поднял руку вытереть пот со лба да так и замер, взглянув на озеро. С высокого крыльца все озеро видно как на ладони. Что там делается! На зеленоватом льду, исчерканном коньками, полным-полно ребятишек. Будто маковые цветы, по озеру мелькают красные, белые шапочки. Ребятишки барахтаются, бегают, кричат, катаются кто на чем. Особенно оживленно около больших деревянных салазок. Седоков много, а салазки малы, все валятся на них разом. Возчики пробуют сдвинуть их с места, скользят, падают, бросают веревку и с криком: «Куча мала!» тоже валятся на санки. Ребята и постарше, заложив руки за спину, катаются на коньках и не обращают внимания на малышей. А вот двое мальчишек, став в позы боксеров, потоптались, как петухи, на месте, делая выпады издалека. Вдруг мальчишка, что был повыше ростом, начал осыпать ударами другого. Толька был сторонником напористого боя, но он всегда за слабых. Поэтому, позабыв обо всем на свете, он топтался на месте и шептал: Ну, двинь ему, садани! Привари разок! Да тресни же ты его! Тресни! Э-эх! Будто заслышав Толькины призывы, мальчишка, за которого он «болел», ловко увернулся от удара и стукнул длинного под левую руку. Толька подпрыгнул и заорал: Каа-апут! А победитель поднял руку, как боксер, и провозгласил: Нокаут! Вот, не рыпайся больше. Потом они с хохотом побежали к салазкам, около которых все еще копошилась куча. Толька с восторгом и завистью смотрел на ребятишек, одетых в одинаковые шубки с серыми воротниками. Внезапно сзади него задзинькал звонок. Толька вздрогнул, обернулся и увидел девочку. Была она в белом переднике, в летних тапочках. Она, торопливо потрясая звонком, одновременно подпрыгивала от холода и кричала: Обед! Обед! Ребятишки вперегонки кинулись к дому, теснились в дверях, подталкивали друг друга. Дверь захлопнулась. Стало тихо-тихо и пусто. Лишь одна девочка, тихонько напевая, обметала варежками снег с валенок. Она было взялась за дверную ручку, но посмотрела на озеро и сказала: Вечно эти мальчишки салазки бросят! Вприпрыжку вернулась она на озеро и прокатилась на санках одна себе, на просторе. Ей, видимо, понравилось. Она прокатилась еще несколько раз. Заметив Тольку, девочка приблизилась к нему и спросила строгим голосом: Ты чего здесь, мальчик, стоишь? Он растерялся: Да так, ни… ничего… стою и стою… вот! И протянул скомканную бумажку. Девочка с серьезным видом взяла бумажку, расправила ее и принялась читать. Словно убеждаясь в чем-то, она придирчиво осмотрела Тольку и деловито осведомилась: Значит, тебя зовут Толей? Ага, Толькой. Не Толькой, а Толей, наставительно сказала девочка. У нас никого не велено так называть, знай об этом сразу. И торопливо прибавила: А мое имя Галя. Галя Лазарева. Толька промычал что-то в ответ, а про себя подумал: «Эка, важность, Ла-а-азарева! Видали мы таких Лазаревых, подлиза какая-нибудь». В дверях салазки застряли. Толька решительно отстранил девочку и сам внес санки в прихожую. Галя усмехнулась, но ничего не сказала, а проводила его в раздевалку. Толька, затаив дыхание, смотрел на шубки с серыми воротниками и постеснялся повесить среди них свое драное пальтишко. Все равно у пальтишка вешалки не было. Мальчик скомкал его и бросил в угол. Не поборов соблазна, Толька погладил воротник у одной шубки и подумал: «Отличникам, наверно, дают. Дали бы мне такую, я бы тоже отлично учиться стал, шут с ними». Галя провела его в комнату с ванной и побежала куда-то. Пришла пожилая женщина в цветной косынке. Женщину эту звали няней Улей. Она велела Тольке сбросить одежонку и, пока ванна наполнялась водой, остригла машинкой его скатавшиеся волосы. А ну, дитятко, пощупай воду, не горяча ли? Толька погрузил в воду руку и прошептал: Хорошая! Несколько раз няня Уля меняла воду, которая делалась мышиного цвета, и, натирая Тольку мыльной мочалкой, приговаривала: Эк ты, дитятко, зарос! Ну, ничего, обиходим мы тебя и будешь ты как новый гривенник! Наполнив эмалированный таз водой, она начала окатывать мальчишку, приговаривая: С гуся вода, с лебедя вода… Тебя как зовут-то? Толька. С Толи худоба… Когда он вымылся и надел новую одежду, пришла Галя, взяла его за руку и повела по коридорчику, вдоль которого тянулась узорчатая дорожка. Они шли в ту сторону, откуда доносилось позвякивание ложек о тарелки. К вам новичок, Анна Павловна, его зовут Толей, важно промолвила Галя, войдя с Толькой в столовую. Сразу стало тихо. Десятки пар любопытных глаз уставились на Тольку. К нему подошла молодая женщина и, положив руки на его плечи, обратилась к ребятам: Где, ребята, есть свободное место для Толи? За столами задвигались, застучали стульями, отовсюду понеслось: К нам новенького, здесь свободно! К нам! К нам! Н-не-ет уж, не выпуская Толькиной руки, сказала Галя. Я новенького привела и за столом он будет за нашим! Ты куда хочешь сесть, Толя? наклонившись к Тольке, спросила Анна Павловна. Мне все равно, растерянно пробормотал он. Если можно с Галей. Его усадили за стол, покрытый голубой клеенкой. Толька увидел посреди стола, рядом с тарелкой белого хлеба, блюдечко с солью, на стенах картины, нарисованные на картонках и бумаге, на окнах марлевые занавески с кошачьими мордочками. Тарелка с рисовой кашей у Тольки опустела моментально. Он скосил глаза на соседей и обмер: «У людей еще половины каши не съедено, а я уж всю свою слупил». Толька опустил глаза и начал под столом разглядывать свои непривычно чистые руки. Толя, ты почему не кушаешь? донесся до него голос Анны Павловны. Толька поднял голову и удивился: перед ним стояла новая порция каши с луночкой желтого масла в середине. Удивленно поглядел он на Галю, но она, как ни в чем не бывало, помешивала ложечкой в стакане. Пока он доедал вторую порцию, перед ним очутилась третья. Ребята потихоньку наблюдали за ним, но стоило ему взглянуть в их сторону, как они делали вид, будто его тут вовсе нет. И вдруг Толька понял, что все они когда-то пришли сюда такими же грязными, робкими и голодными, как он. Это открытие и обрадовало его и потрясло. Перестав стесняться, шмыгая носом, оы съел еще порцию, а кофе выпить не смог и с сожалением отставил недопитый стакан. После обеда Анна Павловна увела его в канцелярию и записала в толстую книгу. Заметив, что Толька то и дело искоса бросает взгляды на корешки книг за стеклянными дверцами шкафа, она спросила: Любишь читать, Толя? Ага, люблю. А что читал? Он назвал ей несколько книг. Ты уже читал «Тихий Дон»? удивилась Анна Павловна. Читал. Интересно, только не все, откровенно признался Толька. Про войну интересно, а про лирику и про любовь не шибко. Про что? Про что? прикрыв рот рукой, переспросила Анна Павловна. Про лирику. Хм… кто это тебе такую книгу дал? Никто не давал. Я ее в городской библиотеке оформил. Как оформил? Толька помялся: Ну… спер. Анна Павловна поморщилась и спокойным, но твердым голосом сказала: Читать надо не все, что под руку попадет, тогда, глядишь, со временем интересно будет и про войну, и про лирику. Она снова улыбнулась чуть заметно и, провожая его. добавила: А красть ты теперь перестанешь. Договорились? Он кивнул головой. И вот Толька в той комнате, где, по разговорам, он будет жить. Стены комнаты украшены картинами, на окнах в горшках цветы, как в обычном доме. Вот здесь ты будешь спать, сказала Анна Павловна, подведя его к кровати, стоявшей в углу. Ребята научат тебя заправлять постель. Сидеть на кровати не нужно, для этого есть стулья. Уроки будешь учить в классной комнате. Словом, знакомься с ребятами, они тебе все расскажут и покажуг. Обращаясь к ребятам, которых набилась полная комната, Анна Павловна сказала: Вот, ребята, новый мальчик, Толя. Вы все его видeли в столовой. Познакомьтесь с ним ближе и покажите ему все. К Тольке по одному начали подходить мальчики, девочки и, подав руку, называли свои имена. Соня, Таня, Клава, Миша, еще Миша, Валя-девочка и Валя-мальчик… Где тут их всех запомнишь. Потом до самого позднего вечера он ходил из комнаты в комнату. Чего только ему не показывали, чего не рассказывали. Ог всего виденного и слышанного у него в голове какая-то неразбериха. После звонка Толька повесил на спинку стула аккуратно сложенные куртку, рубашку и штаны, как это делали остальные, и забрался в мягкую, прохладную
