4, 13). Но Отцу дело сие присваивается в большей степени потому, что от Него рожден Сын и от Него исходит Святой Дух: о чем рассуждать подробнее слишком длинно; и я думаю, что наш труд в пятнадцати книгах, посвященный Троице, Которая есть Бог, уже дошел до вас. Сильно, говорю, удалена от чувств плоти эта школа, где слышат и научаются от Отца. Многих мы видим приходящими к Сыну, ибо многих видим верующими во Христа; но где и каким образом от Отца сие услышали и научились, того мы не видим. Чрезвычайно таинственна благодать сия; в том же, что это благодать, кто усомнится? Итак, сия благодать, даруемая тайно сердцам человеческим по божественной щедрости, никаким жестоким сердцем не отвергается. Ибо она для того и дается, чтобы сперва было снято ожесточение сердца. Итак, когда Отец изнутри слышим и научает прийти к Сыну, то Он вынимает сердце каменное и дает сердце плотяное, как обещал через проповедь пророка (Иез. 11, 19). Так творит Он сынов обетования и сосуды милосердия, кои прежде уготовил ко славе.
14. Итак, почему Он не учит всех, чтобы пришли к Сыну? Не потому ли только, что всех, кого учит, учит из милосердия, а кого не учит, не учит по суду? Ибо «кого хочет, милует, а кого хочет, ожесточает»; но милует тем, что дарует благо; ожесточает же тем, что воздает должное. Но, может быть, эти слова, как думают некоторые, принадлежат тому, к кому обращается апостол, говоря: «Ты скажешь мне…», так что «Итак, кого хочет, милует, а кого хочет, ожесточает» сказаны тем же лицом, а также и сказанное дальше, а именно: «За что же еще обвиняет? Ибо кто противостанет воле его?» Неужели ответ апостола таков: О человек, ложно то, что ты сказал? Нет! Вот его ответ: «А ты кто, человек, что споришь с Богом? Изделие скажет ли сделавшему его: „зачем ты меня так сделал?“ Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси», — и далее все, что вы отлично знаете. И, однако, в некотором смысле Отец всех учит приходить к Своему Сыну. Ибо не напрасно написано у пророков: «И будут все научены Богом». Иисус же, предпослав сие свидетельство, добавил: «Всякий, слышавший от Отца и научившийся, приходит ко Мне». Стало быть, как мы правильно говорим о каком-нибудь учителе грамматики, который один в городе, что он всех учит грамоте, — не потому, что все учатся, а потому, что все те, кто учится грамоте, учится только у него, — так же, значит, правильно говорим и то, что Бог всех учит прийти ко Христу, — не потому, что все приходят, а потому, что никто не приходит иначе. А почему Он не всех учит, апостол открыл, насколько посчитал это нужным: потому, что желал «показать гнев и явить могущество Свое, с великим долготерпением щадил сосуды гнева, готовые к погибели, дабы вместе явить богатство славы Своей над сосудами милосердия, которые приготовил ко славе» (Рим. 9, 18–23). Отсюда происходит то, что «слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, — сила Божия» (1 Кор. 1, 18). Всех таковых Бог учит придти ко Христу, потому что хочет, чтобы все они спаслись и пришли к познанию истины (1 Тим. 2, 4). Ибо если и тех восхотел бы научить, для которых слово о кресте юродство есть, чтобы они пришли ко Христу, то без сомнения пришли бы и они. Потому что не обманывает и не обманывается говорящий: «Всякий, слышавший от Отца и научившийся, приходит ко Мне». Итак, да не будет, чтобы кто-нибудь, слышавший от Отца и научившийся, не пришел.
15. Почему, спрашивают, не всех учит? Если мы скажем, что те, которых Он не учит, не хотят учиться, нам ответят: а где же то, что сказано Ему: «Боже, Ты, обратив, оживишь нас» (Пс. 84, 7)? Если же Бог не творит желающих из нехотящих, зачем Церковь молится по заповеди Господней за своих преследователей (Мат. 5, 44)? Ибо святой Киприан так хотел понимать даже вот эти слова: «Да будет воля твоя и на земле, как на небе» (Мат. 6, 10), — то есть, как среди уже уверовавших, которые словно небо, так и среди неверующих, которые из-за этого еще земля. Итак, почему мы молимся за не хотящих уверовать, кроме как из-за того, что Бог в них производит и само желание (Фил. 2, 13)? Об иудеях определенно молится апостол: «Братия, желание сердца моего и молитва к Богу об Израиле во спасение» (Рим. 10, 1). Так зачем он молится за неверующих, если не затем, чтобы уверовали? Ибо иначе не получают спасения. Итак, если вера молящихся предваряет благодать Божию, то неужели вера тех, за которых молятся, чтобы они уверовали, тоже предваряет Божию благодать? Ведь за них именно для того и молятся, чтобы им, неверующим, то есть не имеющим веры, вера была дарована. Значит, когда провозглашается Евангелие, некоторые веруют, некоторые же нет; но верующие вместе с голосом проповедника, который приходит извне, изнутри слышат Отца и научаются; неверующие же извне слышат, изнутри же не слышат и не научаются. Ибо «никто», говорит Иисус, «не приходит ко Мне, если Отец, пославший Меня, не привлечет его». О чем яснее сказано после. Спустя некоторое время, когда Иисус говорил о поедании Своей плоти и питии Своей крови, даже некоторые из учеников Его сказали: «Какие странные слова! Кто может это слушать?» Но Иисус, зная Сам в Себе, что ученики Его ропщут на это, сказал им: «Это ли соблазняет вас?» И немного после: «Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь. Но есть из вас некоторые неверующие». И тут же Евангелист добавляет: «Ибо Иисус от начала знал, кто суть неверующие и кто предаст Его. И сказал: для того-то и говорил Я вам, что никто не может придти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего» (Ин. 6, 44–66). Итак, быть привлеченным Отцом к Сыну, и услышать, и научиться от Отца, чтобы прийти к Сыну, есть не что иное, как получить от Отца дар, через который человек веровал бы в Сына. Потому что не между слышащими и не слышащими Евангелие, а между верующими и не верующими провел различение Сказавший: «Никто не может прийти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего».
16. Итак, вера — и начавшаяся, и совершенная — есть дар Божий; и в том, что этот дар одним дается, а другим не дается, пусть не усомнится никто, не желающий противостать яснейшим местам Священного Писания. Почему же дается не всем, это не должно волновать верного, который верует, что от одного человека все пошли в осуждение, без сомнение справедливейшее: так что не было бы никакого упрека Богу, даже если бы никто оттуда не был бы избавлен. Откуда явствует, что велика благодать, состоящая в том, что многие избавляются и узнают о том, что им бы полагалось, наблюдая за теми, кто не избавлен: так, чтобы хвалящийся хвалился не своими заслугами, которые у него равны с заслугами осужденных, но лишь Господом. Почему же Он скорее избавляет того, нежели этого? Непостижимы суды Его и неисследимы пути Его (Рим. 11, 35). Ибо нам лучше и здесь услышать или сказать: «А ты кто, человек, что споришь с Богом?» (Рим. 9, 20), — нежели дерзнуть говорить так, будто мы знаем оставшееся сокрытым по желанию Бога. А ведь Он не мог хотеть чего-либо неправедного.
Глава 9
17. Теперь о том, что, как вы помните, я сказал в каком-то сочинении против Порфирия, озаглавленном «О времени христианской религии». Я сказал так специально, чтобы избежать более тщательного и трудоемкого рассуждения о благодати — в частности, потому, что не хотел там говорить о ней то, что могло бы быть сказано в другом месте или другими людьми. Ибо среди прочего, отвечая на вопрос о том, почему Христос пришел спустя столь долгое время, я сказал: «Потому же, почему Христу не ставят в упрек, что не все следуют Его учению (ибо чувствуют и сами, что сие никак не может быть справедливо брошено в упрек мудрости философов или даже велению их богов). Что они ответят, если, не говоря о той высоте премудрости и знания Божьего, где, может быть, скрыт какой-то другой более тайный замысел, без предубеждения также к другим причинам, кои могут быть исследованы мудрыми, только то из-за краткости скажем мы в обсуждение этого вопроса, что Христос пожелал явиться людям и проповедовать среди них Свое учение там и тогда, где и когда, как Он знал, будут жить те, кто в Него уверует? Ибо относительно тех времен и мест, в которых Его Евангелие не проповедовалось, Он предузнал, что все там будут такими, какими хотя и не все, но многие были во время Его телесного присутствия: ведь они не пожелали уверовать в Него, даже когда Он воскрешал мертвых. Таковыми и сейчас видим многих: когда с такой очевидностью исполняются пророческие свидетельства о Нем, они до сих пор не хотят верить и более желают противостоять с человеческим упрямством, нежели уступить божественному авторитету, настолько ясному и прозрачному, возвышенному и прославленному, насколько разум человека мал и немощен проникнуть в божественную истину. Итак, что удивительного, если Христос знал, что мир в прежние века настолько заполнен неверными, что заслуженно не хотел им являться и проповедовать, ибо заранее знал, что ни через слова, ни через чудеса они не уверуют? Нет ничего невероятного в том, что такими были тогда все, коль скоро их многочисленности мы удивляемся от Его пришествия до нынешнего времени. И тем не менее от начала человеческого рода, от Адама до Моисея, здесь более тайно, там более явно, как с божественной точки зрения лучше соответствовало времени, не прекращали пророчествовать о нем, и не переводились те, которые в Него верили — и в самом Израильском народе, который неким таинственным образом был пророческим народом, и в других народах до Его пришествия во плоти. Ибо если уже со времени Авраама упоминаются в Священных Еврейских Книгах некоторые из них, которые ни от порождения его плоти, ни от народа Израильского, ни от пришельцев, вступивших в сообщество с Израильским народом, но которые, однако, были участниками данного таинства, то почему нам не верить, что также и в других народах — то тут, то там, в разных местах — были
