крылатыми и как бы небесными. Только одна мать сирен остается на земле и без

298

крыльев; она, без сомнения, есть не что иное, как легкомысленные науки, созданные и используемые для развлечения, вроде тех, которые любил Петроний: получив известие о смертном приговоре, он и на самом пороге смерти продолжал искать наслаждений и, желая прочитать что-нибудь утешающее, он (по словам Тацита) пренебрег всеми теми сочинениями, которые укрепляют твердость духа, а читал лишь легкомысленные стихи, вроде следующих: Будем, Лесбия, жить любя друг друга! Пусть ворчат старики,— что нам их ропот? За него не дадим монетки медпой 19

Или таких: Пусть же о правом и том, что дозволено, старцы лишь судят Мрачные, твердо блюдя предписанья суровых законов20.

Такого рода науки и искусства, по-видимому, хотят снова лишить крыльев венцы Муз и вернуть их сиренам. Говорят, что сирены живут на островах, ибо наслаждения почти всегда ищут для себя уединения и часто избегают многолюдья. Пение сирен предназначено всем, но губят людей они по-разному, прибегая к различным ухищрениям,— это место вообще не нуждается в объяснении. Более тонко упоминание о белеющих холмах костей, видимых издалека. Это означает, что примеры несчастий, которые несут с собой наслаждения, какими бы ясными и красноречивыми они ни были, не очень-то помогают против их соблазнов. Остается парабола, говорящая о средствах спасения от сирен; она совсем не сложна, однако мудра и благородна. Против напасти, столь хитрой и столь лютой, предлагаются три средства: два предлагает философия, третье — религия. И первый способ избежания зла — когда противостоят злу в самом зародыше и старательно избегают всего, что могло бы смутить и соблазнить душу; на это и указывает рассказ о том, как залепляли уши. Это средство необходимо лишь для душ заурядных и плебейских, таких, какими обладали спутники Одиссея. Души же возвышенные могут даже вращаться в самой гуще наслаждений, если только они тверды в своей решимости противостоять им; более того, они испытывают радость от того, что получают возможность подвергнуть свою добродетель более сложному испытанию; они познают все нелепости и безумия наслаждений, скорее созерцая, чем покоряясь им. Об этом заявляет и

299

Соломон, перечисляя наслаждения, которым он предавался, и заключая следующими словами: «Но и мудрость всегда пребывала со мной»21. Подобным образом люди выдающиеся могут остаться непоколебимыми среди величайших соблазнов наслаждений и не упасть, стоя у самого края пропасти, однако лишь при условии, что они по примеру Одиссея не позволят своим близким давать гибельные советы и потакать им, ибо эти советы и потакания больше всего остального способны пошатнуть и ослабить решимость души. Но самым лучшим во всех отношениях является средство, примененное Орфеем, который, воспевая хвалы богам, заглушил и заставил замолкнуть голоса сирен: ведь размышления о делах божественных побеждают стремление к наслаждениям не только своей силой, но и своей сладостностью.

300

301

00.htm — glava12

О НАЧАЛАХ И ИСТОКАХ В СООТВЕТСТВИИ С МИФАМИ О КУПИДОНЕ И О НЕБЕ, ИЛИ О ФИЛОСОФИИ ПАРМЕНИДА И ТЕЛЕЗИО И ОСОБЕННО ДЕМОКРИТА В СВЯЗИ С МИФОМ О КУПИДОНЕ

302

Сказания древних о Купидоне, или Амуре, не могут относиться к одному и тому же .лицу. И сами древние действительно упоминают о двух Купидонах, отделенных друг от друга огромным периодом времени, причем одного из них они считают старшим, другого самым младшим в семье богов. Сейчас у нас будет идти речь о старшем. Так, как рассказывают, этот Амур является наиболее древним из всех богов и, следовательно, из всего существующего, за исключением Хаоса, который одних лет с ним. Этот Амур представляется никем не рожденным, сам же он, соединившись с Хаосом *, породил богов и все существующее. Но другим сказаниям, однако, он произошел из яйца, которое снесла Ночь. Ему приписываются различные свойства, вроде того, что он остается вечным младенцем, что он слепой, нагой, крылатый и стреляет из лука. Но главное и особенное его свойство состоит в соединении тел; ему также вверены ключи от воздуха, земли и моря. В мифах говорится также о другом, молодом Купидоне, сыне Венеры, на которого перенесены свойства древнейшего и которому сверх того приписываются многие оригинальные черты.

Этот миф вместе со следующим, касающимся Неба, как будто излагает иносказательно учение о началах вещей и об истоках мира, сходное во многом с философией, которой придерживался Демокрит, с той лишь разницей, что оно представляется более строгим, трезвым и чистым. Ибо спекуляции упомянутого философа, остроумного и прилежного, каким он был, не могли ни успокоиться, ни соблюсти надлежащей меры, ни обуздать и сдержать себя. И даже те взгляды, которые скрываются в мифе, хотя они и более правильны, все же не лучше, чем все те рассуждения, которые порождены разумом, довлеющим самому себе и не опирающимся постоянно, при каждом

303

своем продвижении вперед на опыт,— недостаток, которому, как я полагаю, были подвержены и первобытные века. Следует, однако, прежде всего принять во внимание, что изложенное здесь выведено и провозглашено на основании авторитета одного лишь человеческого разума и в соответствии со свидетельством чувств, жалкие и несовершенные оракулы которых по справедливости отвергаются тогда, когда нас озарит лучший и более верный свет божественного откровения.

Этот Хаос, который был сверстником Купидона, означал беспорядочную массу или собрание материи. Сама же материя, а также ее сила и природа и вообще начала вещей были символически изображены в образе самого Купидона. Он представлен как не имеющий родителей, т. е. как тот, чье существование не обусловлено никакой причиной, ибо причина является родительницей следствия и обозначение причины и следствия как родительницы и дитя — обычная и почти неизменная фигура речи. Эта первая материя, равно как и свойственные ей сила и действие, не могут иметь никакой естественной причины (бога мы всегда исключаем), ибо до них ничего не было. Поэтому не было никакой производящей их при- \ чины и ничего более первичного в природе. Следовательно, ни рода, ни формы. Вот почему, что бы ни представляли собой эта материя и ее сила и действие, она является чем-то данным и необъяснимым и должна быть взята так, как мы ее находим, и мы не должны судить о ней на основании какого-либо предвзятого понятия. Ибо хотя и можно познать способ существования (modus) этой материи, однако этого нельзя сделать через познание ее причины, так как после бога она является причиной всех причин, не будучи сама обусловлена никакой причиной. Дело в том, что цепь причин в природе имеет несомненный и определенный предел и исследовать или воображать себе какую-нибудь причину там, где мы дошли до последней силы и положительного закона природы, является в такой же мере неразумной поверхностной философией, как не искать причины в подчиненных явлениях. Вот почему Купидон, иносказательно представленный древними мудрецами как не имеющий родителей, т. е. как не имеющий причины,— идея немаловажного значения, едва ли не величайшая из когда-либо высказанных. Ибо ничто так не способствовало искажению философии, как эти поиски родителей Купидона, т. е. то обстоятельство, что философы не брали начала вещей

304

так, как они открываются в природе, воспринимая их как положительное знание, основанное на опыте, а, скорее, выводили их из законов спора, из диалектических и математических умствований, из общих понятий и тому подобных заскоков ума за пределы природы. Вот почему философствующий, для того чтобы его разум не блуждал в дебрях фикций, должен неустанно напоминать себе, что Купидон не имеет родителей, ибо человеческий дух не знает удержу в такого рода общих представлениях, искажает природу вещей и самого себя и, стремясь к далекому, всякий раз оказывается где-нибудь поблизости. А так как человеческий ум вследствие своей ограниченности чаще всего приводится в движение наиболее близким ему и тем, что может сразу захватить и поразить его, то обыкновенно бывает так, что когда он доходит до самых общих явлений опыта и все же не может успокоиться на них, доискиваясь как бы еще более знакомых явлений, он в конце концов возвращается к тем явлениям, которые его больше всего поразили или которыми он был введен в заблуждение, воображая, что эти явления более способны служить причиной и более доказательны, чем те общие.

Мы сказали, что первичная сущность вещей, сила и Купидон не имеют причины. Нам теперь остается рассмотреть способ существования этого начала (не имеющего причины). Он весьма темен, и мы предупреждены об этом самим мифом, именно его изящным вымыслом о возникновении Купидона из яйца, снесенного Ночью. Божественный философ прямо говорит: «Бог сделал все прекрасным в свое время и передал мир на их суд, хотя человек не может постигнуть дел, которые бог творит от начала до конца» 2. И действительно, высший закон бытия и природы, действие которого сказывается неизменно во всех изменениях вещей (то, что может быть выражено словами: «дело, которое бог творит от начала до конца»), т. е. сила, вложенная богом в те первичные частицы, от умножения которых возникает и конституируется все разнообразие вещей, есть нечто, на познание чего человеческий разум претендует, но что он едва ли может постигнуть. Что же касается рассказа о яйце, снесенном Ночью, то он прекрасно подходит для демонстрации того, как этот Купидон производится на свет. Ибо то, что получено путем утверждений, представляется детищем света, между тем как то, что выведено путем отрицаний и исключений, как бы исторгнуто и выведено

305

из тьмы и ночи. Таким именно яйцом, высиженным Ночью, действительно является этот Купидон, ибо все то знание, которое мы о нем можем иметь, есть результат отрицаний и исключений, а доказательство путем исключения в отношении того, что исследуется, есть в некотором роде незнание и как бы блуждание во тьме. На этом основании Демокрит правильно утверждал, что атомы или семена и их свойства не похожи па что-либо, что может быть воспринято ощущением, и отмечал, что по своей природе они абсолютно невидимы и недоступны, говоря о них: …Ни с огнем у них сходства, ни с вещью Кроме того никакой, способною к чувствам направить Нашим тела и касаньем своим осязанье затронуть3.

И об их свойствах: А между тем, при созданьи вещей, ведь должны непременно Первоначала вносить потаенную, скрытую сущность, Чтоб не являлось ничто препятствием или помехой Всяким созданьям иметь свои самобытные свойства 4.

Атомы поэтому не похожи ни на искры огня, ни на капли воды, ни на воздушные пузырьки, ни на. пылинки, ни на частицы воздуха или эфира. Точно так же и в отношении силы и формы они не являются ни тяжелыми, ни легкими, ни горячими, ни холодными, ни плотными, ни редкими, ни