извилистому пути, чем тот, по которому всегда движутся небесные светила, — это достижение нашего века, так что наше время с полным правом могло бы взять своим девизом не только знаменитое plus ultra [и дальше], тогда как древние провозглашали non ultra [не дальше]35, но, кроме того, imitabile fulmen [имитируемая молния] там, где древние говорили non imitabile fulmen [неподражаемая молния]: Неподражаемый пламень небес и тучи, безумец! Медью и стуком хотел заменить рогоногих он коней 36
— и, что еще более удивительно, imitabile caelum (имитируемое небо), что стало возможным благодаря морским путешествиям, в результате которых мы все чаще получаем возможность объезжать и обходить весь земной шар, подобно тому как это делают небесные светила.
И эти счастливые успехи в морском деле, в изучении и познании земного шара вселяют в нас большую надежду на дальнейшие успехи и развитие знаний, тем более что и то и другое, как видно по божественному предначертанию, происходит в одну и ту же эпоху. Ведь именно так предсказывает пророк Даниил, говоря о новейших временах: «Очень многие будут путешествовать, и увеличится знание» 37, как бы относя тем самым к одному и тому же веку путешествия, исследования Вселенной и всестороннее развитие знаний. Мы знаем, что в значительной степени это пророчество уже исполнилось, ибо наше время по развитию знания вовсе не уступает, а в ряде случаев и значительно превосходит те два знаменитых начальных периода или переворота в развитии наук, которые выпали на долю греков и римлян.
180
Глава XI
Разделение церковной истории на историю церкви, историю пророчеств и историю возмездий
Церковная история в целом подразделяется на те же самые виды, что и гражданская история. Существуют церковные хроники, существуют жития отцов церкви, существуют повествования о синодах и других событиях, имеющих отношение к церкви. Однако в собственном смысле слова церковная история делится на историю церкви (сохраняющую свое родовое название), историю пророчеств и историю возмездия или Провидения. Первая из них излагает эпоху воинствующей церкви и изменение положения церкви в различные периоды ее развития: бросают ли ее волны, подобно ковчегу во время потопа, странствует ли она, подобно ковчегу в пустыне, или покоится, подобно ковчегу в храме, т. е. говорит о положении церкви в периоды преследования, распространения и мира. Я не вижу в этой области чего-либо недостающего, скорее здесь можно говорить о значительных излишествах, чем о недостатке сведений. И мне бы хотелось только, чтобы всему этому колоссальному объему содержания соответствовали искусство и искренность повествования.
Вторая часть, т. е. история пророчеств, состоит из двух взаимосвязанных частей: описания самих пророчеств и их исполнения. В связи с этим композиция такого рода сочинения должна предусматривать сопоставление отдельных пророчеств Писания с теми событиями, которые подтверждают их истинность, и такое параллельное изложение должно быть проведено по всем векам, что послужит укреплению веры и в то же время поможет создать своего рода науку истолкования тех пророчеств, которые до сих пор еще не исполнились. Однако здесь необходимо иметь в виду ту широту, которая вообще органически присуща божественным предсказаниям, ибо они могут исполняться либо в течение некоторого времени, либо в какой-то один определенный момент, поскольку они отражают природу своего творца, «для которого один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день»38; и, хотя полное и окончательное свершение пророчеств падает обыкновенно на какую-то определенную эпоху или даже на какой-то определенный момент, здесь существуют известные градации и постепенное
181
приближение к свершению пророчеств, происходящее в течение ряда эпох истории. Создание такого произведения я считаю необходимым. Но это требует величайшей мудрости, ясности взгляда и уважения к предмету, иначе вообще лучше не браться за эту тему.
Третья часть, а именно история возмездия, уже была предметом сочинений некоторых благочестивых людей, проникнутых, однако, определенной партийной пристрастностью. Задача же этой науки сводится к познанию той божественной гармонии, которая время от времени осуществляется между явной и тайной волей бога. Ведь хотя замыслы и пути господни столь сокровенны, что они совершенно недоступны плотской природе человека, хотя они очень часто скрыты даже от глаз тех, кто всеми силами настойчиво стремится разгадать их, однако иногда божественная мудрость в целях укрепления верующих и посрамления тех, кто живет в этом мире, забыв о боге, все же дает возможность обнаружить себя и является перед людьми как бы начертанной большими буквами для того, чтобы, по словам пророка, «любой мог даже второпях прочесть это»39, а это значит, что люди, живущие только чувственными удовольствиями и радостями и в торопливой погоне за ними забывающие божественные заветы, а также никогда не задумывающиеся над ними, несмотря на всю суету своей порочной жизни, оказываются вынужденными признать их истинность. Такое впечатление производят хотя бы и поздно, хотя бы и неожиданно наступившее возмездие, или спасение, пришедшее вдруг в тот момент, когда уже исчезла всякая надежда на него, или божественный промысел, обнаруживший себя наконец в сложных сплетениях и удивительных лабиринтах событий и т. п. Все это имеет большое значение не только для утешения верующих, но также и для того, чтобы пробудить сознание и совесть в дурных людях.
Глава XI I
О приложениях к истории, рассматривающих слова людей подобно тому, как история рассматривает дела их. Разделение их на речи, письма и афоризмы
Однако следует сохранять память не только о деяниях человечества, но и о словах его. Конечно, речи, письма
182
и т. п. иногда включаются в исторические сочинения, поскольку они способствуют серьезному и доходчивому изложению событий. Но главным хранилищем человеческих слов служат сборники речей, писем, афоризмов. Речи мудрых людей, произнесенные по поводу важных и трудных дел и обстоятельств, имеют большое значение как для познания самих событий, так и для развития красноречия. Но еще большую помощь в формировании гражданской мудрости оказывают письма великих людей, написанные по поводу различных важных событий. Поистине, среди всех видов словесного творчества нет ничего более значительного и полезного, чем такого рода письма. В них гораздо больше природного смысла, чем в официальных речах, гораздо больше зрелой мудрости, чем в обычных беседах. Если же они систематически пишутся и охватывают, таким образом, определенный период времени (таковы, например, письма послов, губернаторов и других государственных чиновников, адресованные царям, сенату или другим вышестоящим лицам, или, наоборот, письма правителей к своим чиновникам), то они, вне всякого сомнения, оказываются драгоценнейшим материалом для истории. Но и афоризмы служат отнюдь не только для развлечения или украшения речи, они, безусловно, важны и полезны в деловой жизни и в гражданской практике. Ведь они, по словам одного знаменитого человека, своего рода «словесные топоры или кинжалы», которые своим острием разрубают запутанные узлы дел и событий и проникают в их глубину. Ведь все в мире повторяется, и то, что когда-то было полезным, может снова понадобиться и вновь оказаться таким же полезным независимо от того, представят ли люди эти изречения как создание своего века или будут специально подчеркивать их древность. По крайней мере нельзя сомневаться в пользе для развития общественной жизни того, чему сам Цезарь оказал честь своими трудами. Если бы только сохранилась книга его изречений!40 Ведь все то, что в настоящее время существует в этом роде, представляется нам весьма случайным и неоднородным по своему значению.
Вот и все, что следовало сказать об истории, т. е. той части науки, которая отвечает одной из «клеток», или «келий», интеллекта, а именно памяти.
183
Глава XIII
О втором важнейшем разделе знаний — о поэзии. Раз-деление поэзии на эпическую, драматическую и параболическую. Три примера параболической поэзии
Ну а теперь перейдем к поэзии. Поэзия — это род учености, в значительной мере ограниченный в отношении средств словесного выражения, но зато весьма свободный и ничем не связанный в отношении своего содержания. Поэтому, как мы уже сказали с самого начала, она относится к воображению, которое обладает способностью воссоздавать и придумывать любые самые невероятные сочетания вещей или отделять друг от друга предметы в действительности неотделимые. Но, как мы заметили выше, понятие поэзии может восприниматься в двух смыслах: с точки зрения словесного выражения либо с точки зрения ее содержания. В первом случае она представляет собой определенный род речи: ведь стихотворение, стих — это понятие стилистическое, определенная форма выражения, не имеющая отношения к самому предмету, ибо в равной степени можно в стихотворной форме излагать подлинные события и в прозаической— события вымышленные4i. Во втором смысле мы с самого начала назвали поэзию одним из основных видов знаний и поставили ее в один ряд с историей, ибо она представляет собой не что иное, как произвольное подражание истории. Таким образом, стремясь в нашем разделении выяснить и показать истинный характер каждой отрасли знания и не следуя (во многих случаях) обычным установившимся принципам разделения, мы исключаем из рассмотрения в настоящий момент сатиры, элегии, эпиграммы, оды и тому подобное и переносим разговор о них в разделы философии и ораторского искусства. Под именем же поэзии мы рассматриваем здесь только историю, произвольно воссозданную фантазией писателя. Если не говорить о тех принципах деления, которые у поэзии оказываются общими с историей (ведь существуют вымышленные хроники, вымышленные жизнеописания, даже вымышленные повествования), наиболее правильным и соответствующим сущности предмета является деление поэзии на эпическую, драматическую и параболическую. Эпическая поэзия во всех отношениях подражает истории, так что ее можно было бы порой
184
принять за последнюю, если бы только она не прибегала весьма часто к слишком уж большим преувеличениям.
Драматическая поэзия — это как бы наглядная история; она изображает события так, как будто они происходят непосредственно перед нашими глазами, история же показывает их как уже совершившиеся. Параболическая же поэзия — это история, выражающая абстрактные понятия посредством чувственных образов.
Эпическая поэзия (назовем ее героической, имея при этом в виду ее содержание, а не стихотворную форму) возникает, по-видимому, из самых благородных оснований и отвечает прежде всего требованиям самой человеческой природы. Ведь так как чувственный мир по своему значению ниже, чем разумная душа (anima rationalis), то поэзия, очевидно, в изобилии дает человеческой природе именно то, чего не может ей дать история, и так или иначе удовлетворяет человеческий ум хотя бы тенями вещей за отсутствием вещей действительных. В самом деле, если внимательнее рассмотреть все это, то мы найдем в поэзии бесспорное доказательство того, что человеческая душа стремится к величию более великолепному, к порядку более совершенному, к разнообразию более прекрасному, чем те, которые можно обнаружить в самой природе за все время существования рода человеческого. Поэтому, так как деяния и события, составляющие предмет реальной истории, не обладают таким величием, которое
