и т. п. Но и этого недостаточно. Нужно получить информацию не только о самих лицах, но и об отдельных поступках и действиях, временами совершаемых ими, и получить ее, так сказать, по горячим следам; знать, чем они направляются и насколько успешны; что способствует им и что мешает; каковы их значение и важность, каковы их последствия и т. п. Ведь знание того, что делают люди в данный момент, в высшей степени полезно уже само по себе, и, кроме того, без него наши представления о людях будут обманчивыми и ошибочными, ибо люди меняются в ходе своей деятельности и, находясь во власти событий и обстоятельств, совсем не похожи на тех, какими они становятся, когда получают возможность естественно быть самими собой. И все эти разнообразные сведения как о людях, так и об их действиях и поступках образуют как бы малые посылки в каждом активном силлогизме. Ведь как бы истинны и великолепны ни были наблюдения или аксиомы, из которых извлекают большие политические посылки, они не могут быть достаточно прочным основанием для заключения, если будет ошибочной меньшая посылка. А что такого рода знание достижимо, подтверждает нам Соломон, говоря: «Мысли в сердце человеческом подобны глубокой воде, но мудрец сумеет вычерпать ее» 78. И хотя само это знание не поддается регламентации, ибо это — познание индивидуумов, все же можно дать несколько полезных советов о том, как его приобрести.
471
Существует шесть путей, дающих возможность познать человека. Это его выражение лица, его слова, его дела, его характер, его цели и, наконец, мнение Других людей. Что касается познания людей через выражение их лиц, то здесь меньше всего следует обращать внимание на старинную пословицу: «Ни в чем не доверяй лицу» 79. Хотя это совершенно правильно сказано в отношении общего строения и внешних черт лица и обычной жестикуляции, однако есть какие-то более тонкие и выразительные движения глаз, губ, изменения всего выражения лица и непроизвольные жесты, в которых, по удачному выражению Цицерона, раскрывается настежь «некая дверь души» 80. Был ли кто-нибудь более скрытен, чем Тиберий? Однако Тацит говорит о Галле, что тот «по выражению лица его догадался, что он (Тиберий) обижен». Он же, отмечая различный характер речей Тиберия, в которых тот воздавал перед сенатом хвалы Германику и Друзу за их победы, говорит, что речь в честь Германика была «слишком пышной и пространной для того, чтобы показаться искренней», похвальное же слово Друзу было «короче, но более взволнованное и искреннее». Тацит же, отмечая, что тот же самый Тиберий в иных обстоятельствах бывал несколько менее скрытным, говорит: «В других обстоятельствах он как бы с трудом выдавливал из себя слова, но несколько свободнее говорил, когда хотел поддержать кого-нибудь» 81. Действительно, едва ли можно найти такого замечательного и опытного мастера притворства, с лицом столь непроницаемым и, как он говорит, «натянутым», который смог бы избежать в своей притворной и неискренней речи всех тех признаков, которые бы сделали заметными для других то, что его речь или более развязна, чем обычно, или слишком отделана, или несколько неясна и сбивчива, или слишком уж суха и немногословна.
Что же касается человеческих слов, то к ним можно отнести выражение, которое врачи употребляют о моче: meretricia82. Но вся эта уличная косметика прекрасно разоблачается двумя способами: когда слова неожиданно срываются с языка или когда они произносятся в сильном волнении. Так, Тиберий, выведенный вдруг из себя ехидными словами Агриппины и несколько забывшись, внезапно нарушил границы своего врожденного притворства. «Эти слова, — говорит Тацит, — вырвали из этого скрыт-
472
ного сердца непривычные речи, и он прочитал ей греческий стих: «Ты потому раздражена, что не царствуешь» 83. Поэтому-то поэт не без основания называет такого рода волнения «пыткой», так как они заставляют людей выдавать свои тайны: …хоть терзает вино или злоба84.
Да и сам опыт бесспорно свидетельствует о том, что найдется очень мало людей, способных столь глубоко скрывать свои тайны и быть настолько скрытными, чтобы когда-нибудь не раскрыть и не сделать известными самые сокровенные свои мысли иногда под влиянием гнева, иногда — из хвастовства, иногда — из особой симпатии к друзьям, иногда — по слабости душевной, когда человек уже не в состоянии выдерживать один весь груз своих размышлений, или. наконец, — под действием какого-нибудь другого чувства. Но самым лучшим средством проникнуть в тайники души — это ответить на притворство притворством, как говорит испанская поговорка: «Скажи ложь и добудешь истину».
И даже самим делам и поступкам человека, хотя они и являются вернейшими выразителями склада человеческой души, не следует вполне доверяться до тех пор, пока самым тщательным и внимательным образом не будут предварительно взвешены их значение и характер. Ведь как это бесконечно правильно сказано: «Коварство старается снискать к себе доверие в малом, чтобы успешно обмануть в большем»85. А итальянец считает, что его уже продают с торгов, если вдруг с ним без всякой видимой причины начинают обращаться лучше обычного. Ведь все эти мелкие услуги и знаки внимания как бы усыпляют бдительность людей, отнимая у них осторожность и энергию, и совершенно правильно Демосфен называет их «пищей беспечности». О том, что представляют собой по своему характеру и сущности некоторые поступки, которые рассматриваются даже как благодеяния, можно судить также и по тому, как с Антонием Примем обошелся Муциан, который, восстановив с ним дружеские отношения, коварно предоставил различные высокие должности большинству друзей Антония: «и тут же стал щедро предоставлять его друзьям должности префектов и трибунов», и с помощью этой хитрости он не только не усилил Антония, но, наоборот, полностью обезоружил
473
и оставил в одиночестве, переманив на свою сторону его друзей86.
Но самый надежный ключ к раскрытию человеческой души — это исследование и познание самих человеческих характеров, их природы или же целей и намерений людей. Во всяком случае о более слабых и простых людях лучше всего судят по их характерам, о более же умных и скрытных — по их целям. Весьма разумно и не без юмора (хотя, по-моему, не вполне верно) ответил один папский нунций по возвращении своем из какой-то страны, где он был послом. Когда стали спрашивать его, кого выбрать ему в преемники, он посоветовал «ни в коем случае не посылать туда человека выдающегося ума, а лучше направить человека средних способностей, потому что ни один достаточно умный человек не сумеет догадаться, что именно собираются делать люди этой страны». Действительно, это очень частая и чрезвычайно характерная для умных людей ошибка — мерить людей меркой собственных способностей и поэтому частенько метать свое копье дальше цели, предполагая, что люди помышляют о каких-то настолько значительных вещах, что они прибегают к каким-то столь тонким и хитрым средствам, о каких те даже и понятия не имеют. Об этом великолепно сказано в итальянской пословице: «Денег, мудрости и честности всегда оказывается меньше, чем рассчитывал». Поэтому о людях не слишком умных, поскольку они довольно часто поступают без всякого смысла, следует судить скорее по наклонностям их характера, чем по тем целям, к которым они стремятся.
Точно так же и о государях лучше всего судить по особенностям характера (хотя и совсем по иной причине) ; о частных же лицах легче судить по тем целям, к которым они стремятся. Ведь государи, достигнув вершины человеческих желаний, по существу не имеют никаких целей, к которым им нужно было бы особенно энергично и настойчиво стремиться и по характеру отдаленности которых можно было бы судить о направлении и последовательности остальных их поступков. Это, между прочим, является одной из главных причин того, что «сердца царей неисповедимы», по выражению Писания 87. Но нет ни одного обыкновенного человека, кто не был бы в полном смысле слова подобен путнику, настойчиво иду-
474
щему к какому-то пункту на своем пути, где бы он мог остановиться, и по этой его цели легко можно догадаться, что он сделает и чего не сделает. Ведь если что-то может способствовать достижению его цели, то, вероятно, он сделает это, если же что-то противоречит ей, то он этого ни за что не сделает. И нужно не только просто познать все разнообразие характеров и целей людей, но и стараться сопоставить их между собой, чтобы выяснить, какие именно черты в них преобладают и направляют остальные. Так, мы знаем, что Тигеллин, понимая, что он уступает Петронию Турпилиану в способностях придумывать и доставлять Нерону все новые и новые виды наслаждений, как говорит Тацит, «возбудил страх у Нерона» 88 и таким путем устранил соперника.
Что же касается того познания человеческой души, которое’мы получаем не непосредственно, а со слов других, то здесь достаточно сказать немногое. Недостатки и пороки лучше всего ты узнаешь от врагов, достоинства и способности — от друзей, привычки и нравы — от слуг, а мнения и замыслы — от ближайших друзей, с которыми особенно часто беседуешь. Народная молва не заслуживает внимания, мнения людей, занимающих высокое положение, не очень правильны, ибо люди перед ними обычно бывают более сдержанны. Правильное мнение исходит от домашних 89.
Но самый короткий и удобный путь к этому всестороннему познанию предполагает соблюдение трех требований. Во-первых, необходимо приобрести как можно больше друзей среди тех, кто обладает многосторонним и разнообразным знанием как вещей, так и людей; особенно же следует стремиться к тому, чтобы всегда иметь при себе хотя бы несколько человек, которые могли бы дать нам основательные и надежные сведения по любому предмету, поскольку нам приходится иметь дело с различными людьми и вступать с ними в самые разнообразные отношения. Во-вторых, необходимо соблюдать разумную меру, держаться некоей середины и в свободе речи, и в молчаливости, чаще прибегая к первой, но и умея молчать, когда этого требует дело. Откровенность и свобода речи как бы приглашают и побуждают других говорить с нами так же свободно и откровенно и тем самым помогают нам узнать многое; молчаливость же внушает к нам доверие и заставляет людей охотно делиться с нами
475
своими тайнами. В-третьих, нужно постепенно выработать в себе привычку во всех наших разговорах и действиях внимательно и трезво следить как за тем, что нас интересует в данный момент, так и за тем, что может вдруг случиться. Ведь подобно тому как Эпиктет советует философу при каждом своем поступке говорить себе: «Я хочу этого, но я хочу также и следовать своим принципам» 90, так и политический деятель при решении любого вопроса должен говорить себе: «Я хочу этого, но я хочу