но Кампанелла не знает иных путей обуздания собственнических инстинктов. И если уж все общее, то должны быть и общие мужья и жены, общие дети. Влияние Платона обнаруживается здесь далеко не с лучшей стороны. С невероятной дотошностью Кампанелла регламентирует деторождение и половые отношения и обнаруживает почти нескрываемое презрение к парной любви. Она для него скорее допустимая забава, чем серьезное чувство, и не может даже и сравниваться с «любовью к общине».
Сколько клеймили коммунистов их враги за эту самую «общность жен»! Научный коммунизм, безусловно, не ответствен за выдумки монаха Кампанеллы. Но стоит вникнуть в его логику. За «общностью жен» у Кампанеллы не скрывается их превращение в собственность, обесчеловечивание. Женщины Города Солнца имеют те же права, что и мужчины, они могут заниматься и науками, и чем угодно. Они только освобождены от тяжелых форм труда вроде, например, кузнечных работ. «Общности жен» соответствует «общность мужей» на основе взаимного равенства. Поэтому, решительно отвергая такого рода бессемейный коммунизм, следует еще подумать, кто стоит на более высоком моральном уровне — женщина Кампанеллы, чуждая обмана и притворства, или фальшивая буржуазная, участь которой — адюльтер и узаконенная продажа тела.
В «Городе Солнца» можно заметить некоторые новые подробности экономического и социального бытия по сравнению с «Утопией». Рабочий день сокращен до четырех часов, и все же изобилие, как результат соревнований в работе, налицо, ибо труд, как об этом впервые в истории человеческой мысли догадывается Кампанелла, есть первая потребность человека и дело его чести. Кампанеллу весьма интересует проблема выявления способностей человека, хотя решает он ее в фантастико-астрологическом духе: природные склонности должны быть разгаданы через тот же гороскоп. Но как освободить трудящуюся личность от скуки повторений, как добиться гармонического развития? Смена труда? Всестороннее образование? Земледельческий труд, который, как кажется влюбленному в него Кампанелле, приводит в действие все физические и умственные силы человека? Развитие производительной мощи науки? Мыслитель перебирает различные варианты, но найти действительного решения, конечно, не может. Однако им поставлен важнейший вопрос, и это уже много.
Моральное регулирование общественной жизни Кампанелла возлагает на религию, но хотя он постоянно обращается к имени Христа, его едва ли можно считать правоверным христианином-католиком. Культ Солнца и Земли, пантеистическое представление о мире как об огромном живом существе не укладывается в рамки религиозной догматики. Кампанелла надеется на религию далеко не во всем, он разработал ряд правовых и моральных санкций не религиозного характера, иногда весьма жестоких, направленных против бездельников и развращенных личностей. Он не уповает на одно убеждение, в необходимых случаях он считает принуждение обязательным. И он, в отличие от Мора, показывает обитателей своего государства способными взять в руки оружие не только для защиты от внешних нападений. Убить тирана — почетно. Изгнать вздорного и ничтожного монарха — человечно. Откуда взялось Государство Солнца? Кампанелла прозрачно намекает: «Сначала ведь все исторгается и искореняется, а потом уже созидается, насаждается…» Нет оснований называть его провозвестником социалистической революции, но этот пылкий итальянец готов повести народ на бой ради осуществления идеалов равенства.
В литературе установилось мнение, которое поддерживает и известный советский исследователь В. П. Волгин, что влияние «Утопии» на «Город Солнца» было самым общим, а значит, малозначительным. Это, по-видимому, неверно. Различие в конкретных частностях (у Кампанеллы, например, правящая философская элита в платоновском духе существенно ограничивает права демократии) не должно снимать принципиального генетического родства двух утопий. Кампанелла развивает коренные идеи Мора, да и как бы он мог пренебречь столь важным источником социалистической мысли? В трактате «О наилучшем государстве» (1609) Кампанелла ссылается на «авторитет недавнего мученика Томаса Мора, который описал вымышленное государство Утопию с той целью, чтобы мы по его образцу создали свое государство или, по крайней мере, его отдельные устои». Как видно отсюда, Кампанелла не надеялся на немедленное осуществление своих планов. Время фаланстеров и коммун, то есть попыток реализации утопий, тогда еще не настало. Эти попытки, а также и горечь провала Мор и Кампанелла оставляли будущим поколениям — создателям социалистических утопий XIX века.
В течение столетия после издания «Утопии» у Мора не нашлось сколько-нибудь заметных последователей в Англии. «Новая Атлантида» (1627) Бэкона есть антитеза утопического социализма, отражающая как изменение социальных условий в стране, так и общественные симпатии автора.
Фрэнсис Бэкон (1561–1626), крупнейший английский ученый, философ-материалист и государственный деятель, родился в состоятельной семье: его отец был лордом — хранителем печати при королеве Елизавете. Еще совсем молодым человеком он окончил Кембридж (1575 г.) и несколько лет находился при английском после в Париже, а затем вел юридическую практику в Лондоне. По собственному признанию Бэкона, его истинной стихией была политика; его томила жажда политической деятельности. В 1593 году он стал членом парламента, примкнул к оппозиции и в результате вынужден был удалиться в свое поместье. Блистательная карьера Бэкона развернулась после вступления на престол Якова I (1603–1625). Быстро продвигаясь в служебной иерархии, он в 1616 году получил должность лорда — хранителя печати, затем — лорда-канцлера и был пожалован титулами барона Веруламского и герцога Сент-Альбанского. Но в 1621 году Бэкона обвинили в злоупотреблениях и присудили к денежному штрафу и тюремному заключению. Помилованный вскоре Яковом I, он не вернулся к государственным делам и последние годы жизни отдал науке и литературной работе.
Если во времена Томаса Мора промышленное развитие Англии было относительно слабым, то с середины XVI века начинается стремительный подъем производства. Каменноугольная, горнорудная, металлообрабатывающая, стекольная промышленность, судостроение, — в этих отраслях Англия обгоняет большинство континентальных государств. Акционерные и торговые компании растут, как грибы. Английская колониальная экспансия, начало которой было положено в это время, знаменуется безудержным ограблением других народов с применением грубейшего насилия. Печальной славы Ост-Индская компания приступает к утверждению британского владычества в Индии и присваивает себе не только торговые и промышленные функции, но и дипломатические, и административные. Это было симптомом изменения расстановки сил внутри господствующих классов Англии. На сцену выходит «новое дворянство» и купечество, оттирая старую знать, которая отчаянно сопротивлялась нашествию выскочек. Новое буржуазное общество, основанное на капиталистической собственности и наживе, все больше раскрывало свой сокровенный смысл. В стране продолжались массовые «огораживания», но теперь уже не ради овцеводства, а ради продуктивного земледелия. Кровавое законодательство по-прежнему действовало вовсю, как и во времена Тюдоров. Среди отчаявшихся бедняков зрело негодование, и уравнительные идеи, преданные проклятию наверху, сохранили внизу свою живую силу, которая еще покажет себя в движении диггеров-копателей… Время Бэкона было прологом английской революции середины XVII века.
Его политическая позиция абсолютно недвусмысленна: Бэкон на стороне «нового дворянства», заинтересованного в сильной королевской власти и в активном парламенте. Он морально оправдывает обогащение и является глашатаем колониальных экспансий, непосредственно участвует в разработке планов захвата Виргинии и Ньюфаундленда. Он, наконец, принимает все меры к тому, чтобы держать в покорности народные массы. Все это определило и характер его утопии.
Бэкон считал свою философскую и литературную деятельность побочным занятием, но именно ей суждено было обессмертить его имя. По словам К. Маркса, Бэкон был родоначальником «английского материализма и всей современной экспериментирующей науки»[2]. Он написал на латыни ряд философских трудов, важнейшим из которых был «Новый Органон» (1620), где Бэкон сформулировал основы эмпирико-индуктивного метода познания и разработал принципы классификации наук. Бэкон серьезно проявил себя и в изящной словесности. Его «Опыты» (1597 г.; второе издание — 1612 г.), состоящие из небольших, живо написанных очерков по разным вопросам философии, эстетики, морали и политики, отличаются живым и доступным изложением, остроумием афористичной мысли. Изданные, в отличие от его философских работ, на английском языке, «Опыты» пользовались большим успехом у современников. «Новая Атлантида», которая интересует нас в данном случае, тоже была написана вначале по-английски, а затем уже переведена на латынь и издана после смерти Бэкона именно в таком виде.
Начало утопии Бэкона вполне традиционно: в южных морях Тихого океана английские путешественники обнаружили остров или материк, где находится идеальное государство Бенсалем — Новая Атлантида. По дела здесь происходят совсем иные, чем у Мора или Кампанеллы. Здесь есть король, сенат, церковь (да не какой-нибудь, а христианской веры, чудесным образом явленной бенсалемцам). Чиновники разных степеней. Знать и простой народ. Деньги, золото. (А у Мора оно предназначалось для общественных уборных!) Все это приметные черты современной Бэкону Англии, правда достаточно идеализированной: в Бенсалеме нет взяток и злоупотреблений, все всем довольны. Построенное по патриархальному принципу, с сохранением права наследования, общество процветает, ибо уничтожены причины мятежей — голод и нищета. И все это на основе частной собственности! Невольно возникает вопрос: не реакционная ли это утопия?
Особую роль в жизни бенсалемского общества играет Дом Соломона, организация, которую Бэкон именует наподобие монашеской — Орденом. Действительно, здесь отправляют богослужение, но главная цель в другом. Общество занято «изучением творений природных», то есть познанием природы и применением этого знания на деле. Ради изображения деятельности Ордена и написана «Новая Атлантида», здесь раскрывается прогрессивная суть утопии Бэкона, зачатка технократических утопий будущего.
Обратимся к «Новому Органону», где Бэкон изложил свои материалистические воззрения, это многое прояснит. Бэкон наивно полагал, что богатство форм природы ограничено и, следовательно, теоретическое познание исчерпаемо. Достаточно немногих лет, чтобы полностью достроить здание науки, открыть все причины и следствия. Это метафизическое представление об абсолютной истине связано у Бэкона с практицизмом. Бэкон и его общество торопятся: скорее бы проникнуть в суть. А затем все новые технические усовершенствования, все новые изобретения и, как следствие, повышение производительности труда — прибыль, выгода! Вот это поистине безграничный процесс… И сколько бы ни заверял нас Бэкон устами бенсалемскпх торговцев, что не ради золота и серебра, не ради шелков и пряностей ведут они торговлю, а ради «света» («свет» в терминологии Бэкона — глубокое познание сущности), за этим все равно видятся собственнические интересы. Подчинение знания экономическим нуждам, знания именно как высшего капитала, есть неизбежный вывод из его утопии.
Бэкон сознательно противопоставил «Новую Атлантиду» социалистическим идеалам Мора и Кампанеллы. Крах ренессансных идеалов, в том числе идеи равенства, остро выражается у Бэкона в утверждении естественного неравенства людей во всех отношениях, то есть в духовном и отсюда — в материальном. Наука и техническое творчество являются в Бенсалеме привилегией господствующей группы. Общество, организованное по иерархическому принципу, а точнее, по принципу мануфактурного разделения труда, в социальном смысле ближе всех ранних утопий к аристократическому идеалу Платона. Рабовладелец Платон воскресает частью своего существа в буржуа Бэконе, и стремление «увековечить столь счастливое состояние», как в Бенсалеме, подавляет зачатки историзма предшествующих утопий. Но между Платоном и Бэконом есть и существенные различия. Мыслители Дома Соломона увлечены не созерцанием
