рассматривает изменчивую, неопределенную и в соответствии с характером объекта подвижную сторону причин и не касается того, что в них является постоянным.
Как этот воск отекает, как глина — затвердевает
В том же самом огне… ^
Для глины огонь является причиной твердения, но для воска этот же огонь причина таяния. Мы разделим физику на три учения, ибо природа выступает либо собранной воедино, либо разрозненной и разъединенной. В основе же единства природы лежат либо общие для всех вещей начала, либо единое и цельное строение Вселенной. Таким образом, это единство природы вызвало к жизни две части физики: учение о началах вещей и учение о строении Вселенной, т. е. о Мире, которые мы обычно называем учениями о высших родах бытия. Третье учение, исследующее природу в разрозненном и раздробленном состоянии, дает нам представление о бесконечном разнообразии вещей и о низших родах бытия. Отсюда ясно, что вообще существуют три области физики: о началах вещей, о системе Мира, т. е. о строении Вселенной, и о многообразии природы, т. е. о природе в разрозненном состоянии. Это последнее учение, как мы уже сказали, охватывает псе разнообразие вещей и является своего рода первой глоссой, или толкованием, «текстов» природы. Ни одна из этих частей не может быть отнесена вполне к числу нуждающихся в развитии; насколько же правильно они разрабатываются в настоящее время, здесь говорить неуместно,
Физику, рассматривающую природу в раздробленном состоянии, т. е. все многообразие вещей, мы в свою очередь разделим на две части: физику конкретного и физику абстрактного, или учение о творениях и учение о природах (naturae). Первая из них, говоря языком логики, изучает субстанции со всем разнообразием их акциденций, вторая изучает акциденции во всем разнообразии субстанций. Например, когда речь идет о льве или дубе, то очевидно, что они обладают множеством различных акциденций; наоборот, если исследуется тепло или тяжесть, то они могут быть присущи множеству отдельных субстанций. Поскольку же вся физика занимает срединное положение между естественной историей и метафизикой, то первая ее часть (если посмотреть внимательнее) ближе к естественной истории, вторая — к метафизике. Конкретная физика делится на те же отделы, что и естественная история, — о небесных явлениях, о метеорах, о земном шаре и море, о больших собраниях, которые называют элементами, и меньших собраниях, т. е. видах, кроме того, об исключительных явлениях природы и о механизмах. Дело в том, что во всех этих случаях естественная история исследует само явление и рассказывает о нем, физика же интересуется прежде всего причинами явлений (при этом следует иметь в виду, что речь здесь идет о преходящих причинах, т. е. о материи и действующей причине). Среди всех этих отделов физики наиболее слабым и совершенно неразработанным является тот, который посвящен исследованию небесных явлений, хотя, казалось бы, он должен был стать предметом особой заботы и внимания, имея в виду важность его содержания. Правда, астрономия строится на большом фактическом материале, однако она еще очень слабо развита и непрочна, астрология же в большинстве случаев вообще лишена какого бы то ни было основания. Достижения астрономии перед человеческим умом можно сравнить с той жертвой, которую коварно предложил некогда Юпитеру Прометей. Вместо настоящего быка он поставил шкуру огромного и прекрасного быка, набитую соломой, листьями и натянутую на прутья. Точно так же и астрономия демонстрирует нам лишь внешнюю сторону небесных явлений (число звезд, их положение, движение, периоды), своего рода «шкуру» неба, прекрасную, искусно и ловко сшитую, но лишенную внутренностей (т. е. физических обоснований), из которых с помощью астрономических гипотез можно было бы вывести теорию, не только пытающуюся дать удовлетворительное объяснение тем или иным небесным явлениям (а такого рода остроумных теорий можно придумать множество), но и показывающую субстанцию, движение и взаимное влияние небесных тел такими, какими они действительно являются. Ведь уже давно подорваны теории о первотолчке и о небесной тверди, где звезды будто бы прибиты гвоздями к своим орбитам, как к потолку ^. Не намного удачнее и попытки утверждать, что существуют будто бы различные полюсы — Зодиака и Мира, что некий второй двигатель (secundum mobile) действует в направлении, противоположном действию первого двигателя, что все на небе движется по совершенным кругам, что существуют эксцентрические и эпициклические движения, благодаря которым поддерживается постоянство движений по совершенным кругам, что Луна не производит никаких изменений, никаких возмущений в телах, расположенных выше нее, и т. и. ^ Абсурдность всех этих предположений заставила говорить о суточном движении Земли, что с нашей точки зрения совершенно неверно. Но едва ли хоть кто-нибудь попытался выяснить физические причины небесной субстанции, как звездной, так и межзвездной, скорости движения небесных тел относительно друг друга, различной скорости движения одной и той же планеты, направления движения с Востока на Запад или, наоборот, их движений вперед, остановок, движений вспять, подъемов к апогею и спуска к перигею; сложных движений либо по спирали по направлению от одного тропика к другому, либо изгибами, которые называются Драконами; полюсов вращения и причины того, почему они находятся именно в данной части неба, а не в другой; неизменности расстояния некоторых планет от Солнца и т. д. «» Такого рода исследования почти не предпринимаются, и все сводится лишь к математическим наблюдениям и доказательствам. Эти доказательства могут показать, сколь изобретательно все это можно уложить в стройную систему и выпутаться из затруднения, но не то, каким образом все это происходит в действительности; они могут показать только кажущееся движение, вымышленный, произвольно построенный механизм его, а отнюдь не сами причины и истинный характер этих явлений. Поэтому астрономия в нынешнем ее виде причисляется полностью к математическим наукам и наносит тем самым известный ущерб своему достоинству, в то время как она должна была бы (если бы она хотела сохранить свою роль) скорее составлять одну из важнейших частей физики. Ведь всякий, кто откажется от вымышленного разрыва между надлунным и подлунным мирами и внимательно примется за изучение наиболее общих претерпеваний и стремлений материи (а это имеет силу в той и другой сферах и проходит вообще через весь материальный мир), приобретет богатые познания о небесных явлениях, опираясь на те сведения, которые он получит на земле; и, наоборот, из наблюдений над небесными явлениями он сможет узнать немало о тех земных движениях, которые остаются теперь еще скрытыми от нас, и не только в той мере, в какой они зависят от движений в верхней сфере, но и поскольку они обладают общей с ними претерпеваемостью (passiones) ^. Поэтому мы считаем, что физическую часть астрономии следует отнести к тем наукам, которые должны получить развитие. Мы назовем ее «живая астрономия» в отличие от того набитого соломой быка Прометея, который был быком лишь с виду.
Астрология же полна всяческих суеверий, так что едва ли в ней можно обнаружить хоть что-нибудь здравое. И все же мы считаем, что ее скорее следует очистить от всего ложного, чем полностью отказываться от нее. Ибо всякий, кто будет утверждать, что основанием этой науки служат не исследования и выводы физики, а слепой опыт и многовековые практические наблюдения, и на этом основании откажется от рассмотрения физических причин (чем гордились халдеи), с равным успехом может обратиться и ко всякого рода гаданиям и предсказаниям по птицам, по внутренностям и к тому подобным басням, поскольку все это также считалось плодом длительного опыта и передаваемого из поколения в поколение знания. Мы же считаем астрологию отраслью физики и не придаем ей большего значения, чем это допускают разум и очевидные факты, решительно отбрасывая всякого рода суеверия и измышления. Рассмотрим, однако, этот вопрос несколько внимательнее. Прежде всего сколь беспочвенным оказывается измышление о том, что отдельные планеты поочередно царят во Вселенной по часу, так что на протяжении двадцати четырех часов они трижды занимают это положение, не считая трех остающихся часов. Однако именно это измышление породило у нас разделение недели на семь дней (существующее издавна и получившее широкое распространение), что очевиднейшим образом явствует из чередования дней, так как в начале каждого следующего дня всегда царствует планета, занимающая четвертое место за планетой предыдущего дня, поскольку существуют те три остающихся часа, не входящих в общий счет. Далее, мы без всяких колебаний отвергаем как пустую выдумку учение о гороскопах и о распределении «домов» — самое большое наслаждение всей астрологии, настоящую небесную вакханалию ^. И мы не перестаем удивляться тому, как некоторые выдающиеся мужи, знаменитые астрологи, могут прибегать к столь несерьезным доказательствам для построения этой теории, утверждая, например, что если солнцестояния, равноденствия, новолуния, полнолуния и тому подобные большие циклы (revolutiones) звезд совершенно очевидно обнаруживают значительное влияние на естественные тела, о чем свидетельствует уже сам опыт, то тонкие и незаметные изменения в расположении звезд тем более должны неизбежно оказывать и более сложное, и более скрытое влияние на них. Но они должны были прежде всего исключить из этого очевидное воздействие тепловых лучей Солнца, а также определенную магнетическую силу Луны, проявляющуюся в усилении морских приливов, происходящих через каждые полмесяца (ежедневные морские приливы и отливы представляют собой явление совершенно иного порядка). Исключив же все это, они легко обнаружат, что всякие иные воздействия планет на явления природы (поскольку это подтверждается опытом) оказываются слишком слабыми, незначительными, как бы скрытыми даже в случае больших циклов. Поэтому они должны были скорее прийти к совершенно противоположному заключению: что если большие циклы оказывают в действительности столь незначительное влияние, то эти едва уловимые и незаметные различия в положении светил вообще не обладают никакой силой. Далее, мы считаем, что знаменитые фатальные предопределения, будто бы час рождения или зачатия определяет судьбу плода, час начала предприятия -удачу этого предприятия, час исследования — его успех, одним словом, учения о предопределении рождения, выбора и исследования и тому подобные пустяки в значительной мере лишены серьезных и прочных оснований и легко могут быть опровергнуты и разбиты с помощью физических доказательств. Тем более необходимо сказать, что же в конце концов мы сохраняем в астрологии, что одобряем и что из одобренного, по нашему мнению, заслуживает дальнейшего развития? Потому что именно ради этого (т. е. ради определения тех наук, которые следует развивать) мы предприняли наше сочинение, а для оценки всего состояния науки, как мы не раз повторяли, у нас нет времени. Во всяком случае мы считаем, что из всего принимаемого нами наиболее разумным по сравнению с остальным является учение о циклах. Но пожалуй, будет
