определения ненужный (хор звездъ): «Как хорошо изображена северная ночь! Она нисходит без мрака; звезды не нужны, чтоб освещать путь странника <...> эти звезды являются только для украшения, а не для пользы. Ненужный хор звезд — выражение совершенно новое» (Северная Пчела. 1827. 6 дек. № 146). Рецензент, очевидно, говорил только о новизне эпитета, поскольку метафора хор звезд (лат. chorus astrorum) известна еще с античности — см., например, в «Ахиллеиде» Стация (кн. I, ст. 643—644).

25.1, ст. 20. Отечество Одиновых детей — Скандинавия (здесь — Финляндия). Одйн или Оден (др.-исл. Одипп) — в скандинавской мифологии вождь богов, покровитель военных дружин, почитавшийся божеством сражений (см.: Рихтер 1819. С. 299—300). Ср. в первой редакции «Финляндии»: Сыны Оденовы, любимцы бранной славы (№ 25.2, ст. 32) — ив послании Боратынского «К Кюхельбекеру»: <...> с пустынных, Финских гор, // В отчизне бранного Одена <...> (№ 17, ст. 13—14). У Батюшкова в элегии «На развалинах замка в

372

Швеции», в ст. 25 (о скандинавском воине): Одена храбрый внук; в ст. 31 (об Одене): бог, властитель брани (Батюшков. Изд. 1977. С. 203).

25.1, ст. 24—25. Умолк призывный щит, не слышен Скальда глас, // Воспламененный дуб угас. Скальд — певец и поэт в древней Скандинавии; то же, что бард у кельтов (Рихтер 1819. С. 287, 289 примем. **). Не слышен Скальда глас — ср. автоцитату из элегии Батюшкова «Мечта» в его «Отрывке из писем русского офицера о Финляндии»: «<...> может быть, на сей скале воздвигнут был храм Одена. Здесь поэт любит мечтать о временах протекших и погружаться мыслями в оные веки варварства, великодушия и славы <...> Здесь, погруженный в сладкую задумчивость —

В полночный час

Он слышит скальда глас <...>»

(Батюшков. Изд. 1977. С. 98)

Воспламененный дуб — элемент «оссианического» пейзажа. Подобно многим своим современникам, Боратынский не проводил различий между финнами, скандинавами и кельтами (см.: Плетнев 1842. С. 147; Грот, Плетнев. Переписка. Т. I. С. 238—239; и др.). Ритуальное возжигание дубов у древних кельтов описано в «Поэмах Оссиана» («The Poems of Ossian», 1761—1773) Дж. Макферсона («Fingal», кн. VI; «Temora», кн. И—III; и др.); ср. в переводе Е. И. Кострова: «Ночь спустилась; сто возженных дубов озаряют поле»; «<...> я воспламенил дуб на высоте холма. Ветры Моры разстилают пламень далече»; «Тако пели Барды на высоте Моры, в часы молчаливой ночи. Пламень ста дубов разстилается и озаряет окрестность; пиршество уготовано» (Оссиан. Пер. Кострова. Ч. II. С. 74, 89, 113). Эта деталь нередко встречается в поэзии русского оссианизма (см.: Левин 1980. С. 37, 43 примеч. 10). Так у Г. Р. Державина в первой строфе оды «На победы над Французами в Италии…» (1799): Пред ними <Бардами. — И. П.> сто дубов горят (Державин. Изд. 1933. С. 242). Поэт поясняет: «У северных народов было обыкновение торжествовать их победы <...> при зажженных дубахъ» (Державин. Изд. 1864—1883. Т. III. С. 674). Ср. у Батюшкова в скандинавском контексте элегии «На развалинах замка в Швеции» (ст. 53—54): Уж Скальды пиршество готовят на холмах, // Уж дубы в пламени <...> (Батюшков. Изд. 1977. С. 204). О Боратынском, Батюшкове и Оссиане см. также: Хетсо 1973. С. 340—346.

Призывный щит — еще одна подробность военного быта древних кельтов, поведанная Оссианом («Fingal», кн. I—II; и др.) и неоднократно повторенная его русскими подражателями (см.: Левин 1980. С. 37). Державин, поясняя начальные строки своей оды 1799 г. (Удар во сребреный, священный, // Далеко-звонкий, Валка! щит), писал: «Древние северные народы <...> возвещали войну и сбирались на оную по ударению в щитъ» (Державин. Изд. 1864—1883. Т. III. С. 674). Ср. реплику «хора бардов» из трагедии В. А. Озерова «Фингал» (1805; действие I,

373

явление 1, ст. 41—42, 45): Ударили в медяный щит, // Ко брани глас обыкновенный <...> Дубы столетни загорелись (Озеров 1807. С. 3).

25.1, ст. 31. О вы, носившие от брега к брегу бои <...> (ср. 25.2, ст. 42: Не слышен стук мечей; давно умолкли бои…). Бои — обычное для XVIII и первой четверти XIX в. накорневое ударение (Булаховский 1954. С. 177). Ср. у Боратынского в послании «Б—му (при отъезде его в армию)»: <...> Поёт за чашей славу боев (№ 14.2, ст. 23). Флективное ударение в этом слове (кулачные бой; рифма: свои) встречается у Боратынского в эпиграмме «Войной журнальною безчестит без причины…» (см. в настоящем издании № 102, ст. 4).

25.1, ст. 32. Куда вы скрылися, полночные герои? Полночные — ‘северные’ (САР. Ч. IV. Стб. 1436). Ср. у Батюшкова («На развалинах замка в Швеции», ст. 97 и далее): Где ж вы, о сильные, вы, галлов бич и страх, // Земел полнощных исполины <...>? (Батюшков. Изд. 1977. С. 205). Ранее у Жуковского в «Песни Барда над гробом Славян-победителей» (1806, ст. 34—36): Как пали сильные? Как сильных гром утих? // Где вы, сыны побед? Где славных воев сила? // Ответствуй, мрачная бестрепетных могила!.. (Жуковский. Изд. 1999—2000. Т. I. С. 80). Ср. в первой редакции «Финляндии»: <...> ответствуйте! вам слышен голос мой <...> (№ 25.1, ст. 47); там же использован субстантив сильные (о нем см. комментарий к № 48, ст. 8.): <...> Люблю воспоминать о сильных прежних дней <...> (№ 25.1, ст. 26).

25.1, ст. 33. Ваш след исчез в родной стране (ср. № 25.2, ст. 33: Следы минувшаго изчезли в сих местахъ). Этот мотив заимствован из батюшковского «Отрывка из писем русского офицера о Финляндии»: «Какие народы населяли в древности землю сию? Где признаки их бытия? Где следы их? Время все изгладило» (Батюшков. Изд. 1977. С. 97; см. об этом: Хетсо 1973. С. 346).

25.1, ст. 34—37. Вы -ль, на скалы ея вперив скорбящи очи, // Плывете в облаках туманною толпой? и т. д. См. ниже, комментарий к № 25.2, ст. 45—48.

25.1, ст. 44. <...> что слава наших дней <...> Старшие поэты применяли это выражение к событиям эпохи наполеоновских войн. Жуковский употребил его в 1806 г. в «Песни Барда над гробом Славян-победителей»: О незабвенные, о слава наших дней <...> (ст. 234, о русской армии) — ив 1812 г. в «Певце во стане Русских воинов» (ст. 177): Раевский, слава наших дней <...> (Жуковский. Изд. 1999—2000. Т. I. С. 85, 230); Батюшков — в 1813 г. в послании «К Д<ашко- ву>» (ст. 21—22, об изгнании французов из Москвы): <...> Свидетели протекшей славы // И новой славы наших дней (Батюшков. Изд. 1977. С. 237).

25.1, ст. 46—47. О, все своей чредой исчезнет в бездне лет! / / Для всех один закон, закон уничтоженья <...> (ср. № 25.2, ст. 29—30: Ничто не прочно на земли! // Ложатся грады в прах и рушатся державы!). Тему неумолимого закона времени Боратынский разрабатывал в отрывках из поэмы

374

«Воспоминания»: Познайте тления незыблемый закон! <...> «Все гибнет, все падет, — и грады, и державы»…. (ст. 131—133; этот фрагмент не находит соответствий в непосредственных источниках поэмы — «Les Souvenirs» Г. Легуве и «Les Jardins» Ж. Делиля).

25.1, ст. 56—57. Мгновенье мне принадлежит, / / Как я принадлежу мгновенью! О хиазмах (Мгновенье | мне принадлежит — я принадлежу | мгновенью) и других видах инверсии в произведениях Боратынского см.: Сендерович 1989.

25.2, ст. 1. Громады вечных скал, гранитныя пустыни <...> Ср. описание северной природы в батюшковском «Послании И. М. М<уравьеву>-А<постолу>» (1815, ст. 41—42): <...> Ревущие со скал угрюмых водопады, // Пустыни снежные, льдов вечные громады <...> (Батюшков. Изд. 1977. С. 283). Эти строки отозвались и в «Эде»: На горы каменныя там // Поверглись каменныя горы; // Синея, всходят до небес // Их своенравныя громады; // На них шумит сосновый лесъ; // С них бурно льются водопады (в редакции 1824—1825 гг. — ст. 43—48). О слове громады в контексте скандинавской топики см. также комментарии к № 35.1, ст. 21—24. Ранее к словесной теме каменных громад Боратынский обращался в «Воспоминанияхъ» (см. комментарии к № 13, ст. 102—106

И121—126).

25.2, ст. 2. Вы дали страннику убежище и кров! Ср. то же ключевое слово у Батюшкова в элегии «На развалинах замка в Швеции» (1814, ст. 106—107): Но странник в сих местах // Не тщетно камни вопрошает <...> (Батюшков. Изд. 1977. С. 205) и у Боратынского в отрывках из поэмы «Воспоминания» (см. комментарии к № 13, ст. 100—102).

25.2, ст. 3—4. <...> обманчивых даров // Слепой, взыскательной и ветреной богини! Имеется в виду Фортуна (лат. Fortuna), богиня случая и удачи (римская мифология). Ср. у К. Н. Батюшкова в «Ответе Г<неди>чу» (1810): Он отслужил слепой богине, // Бесплодных матери сует (ст. 3—4); у него же в послании «Мои Пенаты» (1811—1812, ст. 135—136): <...> Богинею слепою // Забыт я от пелен (Батюшков. Изд. 1977. С. 274, 264); в ответном послании Жуковского «К Батюшкову» (1812, ст. 229—231): <...> Хотя перед слепою // Богинею покою 11 Не тратит своего (Жуковский. Изд. 1999—2000. Т. I. С. 192); у А. А. Дельвига в стихотворении «К Диону» (1814, ст. 22—24): Пуст за слепою богиней Лициний гоняется вечно, // Пуст и обнимет ее. Фортуна косы всеразящей // Не отвратит от главы (Дельвиг. Изд. 1986. С. 71).

25.2, ст. 10—13. Пустынный неба свод, угрюмый вид Природы, // О каменистый брег дробящияся воды // И дремлющий над ними бор! // Скалы далекия подернулись туманом <...> Здесь ощущается влияние элегии П. А. Плетнева «Гробница Державина» (наблюдение Н. Н. Мазур): Молчит угрюмый бор,

375

одетый ночи мглой, / / И дремлет брег над Волховской пучиной; / / Последний отзыв волн, уснувших под скалой, // Умолк в бегу за дальнею равниной; // Туманы разлились по злачным берегам 11 И зыблются прозрачной пеленою <...> (Сын Отечества. 1819. Ч. 54. № XXV. С. 273). В поздней редакции «Финляндии» ст. 10—13 полностью переработаны.

25.2, ст. 14. В зерцале зыбких вод <...> Это выражение использовал Жуковский в балладе «Людмила» (1808, ст. 103): <...> И зерцало зыбких вод <...> (Жуковский. Изд. 1959—1960. Т. 2. С. 9). Ср. у него же в послании «К Вяземскому. Ответ на его послание к друзьям» (опубликовано в 1815 г.; ст. 127): <...> По зыбкому зерцалу вод! (Жуковский. Изд. 1999—2000. Т. I. С. 362) — и у Боратынского в «Осени»: <...> в зерцале зыбком вод <...> (№ 213, ст. 3).

25.2, ст. 15. Все тихо! все молчит! Ср. у Жуковского в элегии «Вечер» (1806, ст. 25): Все тихо; рощи спят; в окрестности покой <...> (Жуковский. Изд. 1999—2000. Т. I. С. 76); у Батюшкова в элегии «На развалинах замка в Швеции» (ст. 17): Все