me trouue plantant mes choux, mais nonchalant cTelle, & encor plus de mon iardin imparfait» = «Я хочу <...> чтобы смерть меня застала за посадкой капусты, и при этом равнодушным к смерти и уж тем более к моему несовершенному огороду» (Montaigne М. de. Les Essais. Paris, 1604. P. 54; Монтень M. Опыты. 2-е изд. М., 1979: Т. I. С. 84). Ср. сходные аллюзии в письмах Батюшкова Н. И. Гнедичу (март и май 1817): «<...> стану поливать левкои и садить капусту»; «Жить дома и садить капусту я умею, но у меня нет ни дома, ни капусты» (Батюшков К. Н. Сочинения. СПб., 1886. Т. III. С. 424, 438). В его же письме к А. Н. Батюшковой от 29 сентября 1817 года есть дословные совпадения со стихом Боратынского: «Лучше всего, милый друг, садить капусту и цветы в своем огороде, пока можно» (Там же. С. 472). Очевидно, мы имеем дело с влиянием какого-то неидентифицированного (французского?) текста-посредника. См. также Nabokov 1964. Vol. 3. P. 15.
34, ст. 47. Богиня пажитей признательней фортуны! «Словарь Академии Российской» дает слову пажить единственное определение: «Пастбище; луг или поле, куда для корма гоняют скот пастися» (САР. Ч. IV. Стб. 766). В стихотворении Боратынского это слово, очевидно, использовано в широком значении ‘поля’. Выражение богиня пажитей (так же, как франц. la deesse des champs ‘богиня полей; сельская богиня’) может относиться к любому женскому божеству древнеримского сельского пантеона: Палее (богине — покровительнице коз и овец), Церере (богине урожая) и др. (см.: Пильщиков 1994а. С. 42 примеч. 47). Фортуна (лат. Fortuna) — богиня случая и удачи в римской мифологии. В тексте «Сына Отечества» это слово набрано с заглавной буквы — как имя собственное мифологического персонажа.
34, ст. 48. Свирель и струны (то есть струны лиры) — символы буколической и элегической поэзии. В первой редакции сельская элегия Боратынского завершалась словами: <...> меж лирой и цевницей (ст. 60). Цевница — здесь ‘свирель* (об этом слове см. комментарий к № 13, ст. 17).
34, ст. 49—50. Оне доступны всем, и мне за легкий труд // Плодами сочными обильно воздадут. Ср. символику плодов в I элегии Тибулла:
26. Боратынский Том 1
401
лет (Tibuli. 1,1, ст. 9—10) — ив евангельских притчах: «<...> селиное НА довреи земли <...> плод приноситъ» (Мф 13, 23); «<...> ВОЗДАДАТ ЄМ* плоды во време- НА своА» (Мф 21, 41; см. также Мф 3,10; 7,16—20; 12, 33; 13, 8; 21, 43; Ин 4, 36; 15, 2—8; подробнее см.: Пильщиков 1994а. С. 33, 37—38).
34, ст. 51. От гряд и заступа спешу к полям и плугу. См. выше, комментарии к № 34, ст. 30—31, ст. 42—44.
34, ст. 54—55. <...> я сам, друзья мои, / / У брега насажу лесок уединенный <...> О словечке сам см. выше, комментарии к № 34, ст. 42—44.
34, ст. 58—60. Там дружба некогда сокроет пепел мой, // И вместо мрамора, положит на гробницу // И мирный заступ мой, и мирную цевницу. Финал комментируемого стихотворения Боратынского варьирует финал «Моих Пенатов» Батюшкова (ст. 309 и далее): <...> Ил бросьте на гробницы // Богов домашних лик, // Две чаши, две цевницы, // С листами повилик. Ср. там же (ст. 297—308): Товарищи любезны! <...> цветами // Усейте мирный прах (Батюшков. Изд. 1977. С. 269; о воздействии «Моих Пенатов» на комментируемое стихотворение см. также: Пильщиков 1994а. С. 36—37). За пределами стихотворения Боратынского остается мотив насаждения цветов, восходящий к А. Бертену (см.: Pilshchikov 1994а. Р. 73—74; Пильщиков 19946. С. 106—107 примеч. 55).
И. А. Пильщиков
35
35.1. «Прощай, отчизна непогоды…»
35.2. <Элегия> («Прощай, отчизна непогоды…»)
Заглавие в Изд. 1827: «Отъездъ» (последняя элегия второй книги).
Биографическая основа стихотворения — отъезд Боратынского из Финляндии в конце 1820 г. Поэт получил отпуск с 11 декабря 1820 г. до 1 марта 1821 г. и, уезжая, надеялся, что за это время будет произведен в офицеры (это позволило бы ему выйти в отставку и не возвращаться в Финляндию). Тогда же, в конце 1820 г., командир Нейшлотского полка Е. А. Лутковский представил Боратынского к производству в прапорщики, но Александр I в производстве отказал (см.: ИП. С. 167— 168, 170, 343; Летопись. С. 101—105). Н. М. Коншин вспоминал: «Отказ о производстве ожесточил его <Боратынского. — И. П.>, сколько добрая, младенческая душа его умела роптать, он роптал и досадовал» (Коншин. Изд, 1958. С. 394). Материалы для комментария к элегии см.: Пильщиков 2002.
35.1, ст. 1—6. См. ниже, комментарий к № 35.2, ст. 1—5, ст. 6.
402
35.1, ст. 9—12. <...> Где отлученный от отчизны // Враждебною судьбой, // Изнемогал без укоризны // Изгнанник молодой <...> Яркий образ поэта — «изгнанника» и «несчастливца» был создан К. Н. Батюшковым в элегии «Умирающий Тасс» (1817); см. в ней фрагмент: <...> Младенцем был уже изгнанник etc. (ст. 46) — и слова Тассо, процитированные Батюшковым в примечании к этому стихотворению: «Поздно теперь жаловаться на фортуну, всегда враждебную» (Батюшков. Изд. 1977. С. 327, 332). Ср. также комментарий Батюшкова к этому месту: «Фортуна, коварная до конца <...>» (Там же) — и тассианско-батюшковс- кие аллюзии в послании Боратынского А. И. Шляхтинскому: Но где ж Певец, тобой любимый? // Он совершил судьбы завет, // Судьбы враждебной с юных лет — // И до конца непримиримой! (№ 12.2, ст. 25—28).
35.1, ст. 13. <...> Где позабыт молвой гремучей <...> Молва названа гремучей в соответствии с эпическим топосом («шумная Молва»); ср.
Позабыт молвой. Этот же мотив мы встречаем в первой редакции «Финляндии»: Забытый от людей, забытый от молвы <...> (№ 25.2, ст. 5); ср. в еще более ранних отрывках из поэмы «Воспоминания» (1819): <...> Забытый от людей блажит уединенье <...>; <...> Забытый от людей, дубрав безвестных житель <...> (№ 13, ст. 37,184). В первой редакции послания Е. А. Лутковскому: Молвой забытый, о досада! (ст. 78.2, ст. 51). Об отражении этого мотива у А. С. Пушкина см.: Шапир 2002. С. 95 примеч. 4.
35.1, ст. 18. <...> Спешу к стране родной <...> Этот же оборот находим в элегии «Я возвращуся к вам, поля моих отцов…» (ст. 10), где мотив возвращения на родину появляется в окружении автореминисценций из «Воспоминаний» 1819 г. (см. комментарий к № 34, ст. 10—И). Ср. противопоставление родной и чужой страны в элегии «Я возвращуся к вам, поля моих отцов…» (№ 34, ст. 10—14) и в комментируемом стихотворении (№ 35.1, ст. 17—20; подробнее см.: Пильщиков 1994а. С. 35, 43 примеч. 67—68). Ср. также в элегии Батюшкова «На разва-
26*
403
линах замка в Швеции» (1814, ст. 49): Ах, юноша! спеши к отеческим брегам <...> (Батюшков. Изд. 1977. С. 204).
35.1, ст. 21—24. <...> И камней мшистыя громады, // И вид полей нагих, // И вековые водопады, I / И шум угрюмый их! Это постоянные элементы финской топики в стихотворениях Боратынского (см. комментарий к № 25.2, ст. 1). Ср. также кавказский (!) пейзаж в послании В. А. Жуковского «К Воейкову» («Добро пожаловать, певец…», 1814, ст. 111—ИЗ): <...> Утесов мшистые громады, // Бегущи с ревом водопады // Во мрак пучин с гранитных скал <...> (Жуковский. Изд. 1999—2000. Т. I. С. 309; параллели см.: Виноградов 1941. С. 129) — и описание Финляндии в послании Боратынского «Н. И. Гнедичу»:Леса угрюмые, громады мшистых гор, // Пришельца новаго пугающие взор (№ 77.2, СТ. 42—43; № 11Л И113, СТ. 41—42).
35.1, ст. 25—28. Я вспомню с тайным сладострастьем // Пустынную страну, // Где я в размолвке с тихим счастьем / / Провел мою весну. Сладострастье — см. комментарии к № 18.1, ст. 14; № 54, ст. 14. Мою весну — см. комментарии к № 12.1, ст. 9—12. Рифму страну : весну Боратынский использовал в двух произведениях 1819 г. — в отрывках из поэмы «Воспоминания» (№ 13, ст. 151—153) и в элегическом послании, адресованном А. И. Шляхтинскому (№ 12.2, ст. 9—12). Послание Шляхтинскому было републиковано под заглавием «Прощание» в 3-м номере XV части «Соревнователя Просвещения и Благотворения»; в предыдущем выпуске «Соревнователя» напечатана элегия «Прощай, отчизна непогоды…». Подготавливая Изд. 1827, Боратынский значительно переработал свое послание (см. в настоящем издании № 12.1), однако стихов 9—12 правка не коснулась — параллелизм двух стихотворений был сохранен.
<...> Пустынную страну (ст. 26) — в ранней редакции: <...> Печальную страну. Соответственно, ст. 2 (Угрюмая страна) при переработке элегии был заменен: Печальная страна. Эпитет угрюмый был передан «шуму водопадов» (ст. 24: <...> И шум угрюмый их!) — первоначально было немолчный (<...> И шум немолчный их…).
35.1, ст. 31—32. <...> Не изменил питомец Феба // Ни Музам, ни себе. Феб — бог Аполлон, покровитель поэтов в греческой мифологии (см. комментарий к № 22.2, ст. 33). Питомец Феба — поэт (см. комментарий к № 13, ст. 47— 48). Музы — богини поэзии (см. комментарий к № 10.1, ст. 3); они сопровождают Аполлона-Мусагета (‘предводителя Муз’).
35.2 , ст. 1—5. Прощай, отчизна непогоды, // Угрюмая страна, // Где мрачен вид нагой природы, // Безжизненна весна, // Где солнце пасмурно сияет <...> (в поздней редакции: <...> Где солнце не хотя сияет <...>). Словами: «Я видел страну <...> где природа бедна и угрюма, где солнце греет постоянно — только в течение двух месяцев» — начинается «Отрывок из писем русского офицера о Фин
404
ляндии» Батюшкова (редакция «Опытов в Стихах и Прозе» 1817 г.); ср. далее:
