и текстологическая специфика известных источников стихотворений последних лет до сих пор остаются практически неисследованными: не вполне прояснены обстоятельства работы Боратынского над поздними текстами вообще и сборником «Сумерки» в частности, не установлена история складывания рукописного семейного корпуса, мало изучены первые посмертные публикации стихотворений Боратынского, источники и эдиционные принципы семейных изданий 1869 и 1884 гг. Между тем, как показало специальное обращение к истории поздних текстов Боратынского и их первым публикациям, все эти обстоятельства оказываются весьма существенными для выбора и обоснования основного текста.
Очерченному кругу проблем и посвящена настоящая статья, служащая необходимым дополнением к комментариям тома и обосновывающая принятые текстологические решения. В соответствии со структурой разделов тома и спецификой материала отдельно рассматриваются тексты, вошедшие в сборник «Сумерки»; второй раздел сопроводительной статьи посвящен истории публикации других поздних текстов поэта — прежде всего стихотворений, не опубликованных при жизни Боратынского.
427
И ПРОБЛЕМА ОСНОВНОГО ТЕКСТА
20 мая 1842 г. издатель Август Семен объявлял в «Московских Ведомостях» о поступлении в продажу отпечатаннаго «на сих днях сочинения Евгения Боратынскаго “Сумерки”» (Московские ведомости. 1842. 20 мая. № 40. Прибавление. С. 589). Новая книга стала третьим и последним поэтическим сборником, вышедшим при жизни Боратынского1. В «Сумерки» вошло всего 26 стихотворений, в основном написанных в 1835 —1841 гг.2 Помещенные в «Сумерках» тексты по большей части уже были прежде опубликованы в периодических изданиях Москвы и Петербурга3, однако, как замечал Боратынский в письме к П. А. Плетневу, «собранные вместе, они должны живее выражать общее направление, общий тон поэта» (цит. по: Летопись.
С. 386).
Первые сведения о замысле издания стихотворений, написанных после выхода Изд. 1835, относятся к началу 1840 г. Накануне поездки в Петербург поэт сообщал матери об одной из целей своего путешествия:
Есть и практический смысл: я намерен выгодно продать Смирдину, единственному из наших издателей, располагающему капиталом, право на третье издание моих рифмоплетений, прибавив к ним еще один том последних своих грехов.
(цит. по: Летопись. С. 355)
Сделка со Смирдиным, судя по отсутствию позднейших упоминаний, не состоялась, а хозяйственные заботы заставили Боратынского отложить издательские планы4. Лишь к зиме 1841—1842 гг. подмосковная жизнь Боратынских
1 Сборник воспроизводился факсимильно: Сумерки. Сочинение Евгения Боратынского. Факсимильное переиздание 1842 года / Предисл. Н. П. Белевцевой. Музей-усадьба «Мураново», 2000; Сумерки. Сочинение Евгения Боратынского. М., 1842 // Е. А. Боратынский. Авторская книга лирики: В 4 кн. Кн. 3. М., 2003. См. также: Наст. том. С. 193—288.
2 Явное исключение составляет лишь «Новинское» (№ 193), ранняя редакция которого датируется серединой 1820-х гг.
3 Впервые печатались только стихотворения «Новинское. А. С. Пушкину» (№ 193), «Увы! Творец непервых сил!..» (№ 196), «Филида, с каждою зимою…» (№ 201) и «Здраствуй отрок сладкогласной…» (№ 209).
4 Во второй половине 1840—1841 гг. поэт был занят устройством мурановского имения: постройкой нового дома, организацией пильной мельницы и кирпичного завода. См. его письма Н. В. Путяте, матери и сестре от второй половины 1841—1842 гг. (Летопись. С. 374—377, 379—383).
428
Оборот обложки «Сумерек» с дарственной надписью М. А. Дмитриеву ОРКиР НБ МГУ; шифр: Дмитр. 8940
429
обрела течение «мирное и тихое»3 * 5. Видимо, этим временем и следует датировать работу поэта над сборником.
ИЗДАТЕЛЬСКАЯ СУДЬБА СБОРНИКА: ИСТОРИЯ ДВОЙНОЙ ЦЕНЗУРЫ
К началу января 1842 г., очевидно, была достигнута договоренность с издателем и владельцем типографии А. И. Рене-Семеном и сборник был подготовлен к представлению в Московский цензурный комитет. Стихотворения были переписаны набело, «парадным» почерком6 в тетрадь четвертного формата в сине-зеленой обложке (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 43). На титульном листе (Л. 1; см. фотокопию) рукой самого поэта были вписаны заглавие сборника и выходные данные:
[Сон зимней ночи]7 сочинение
Евгения Боратынскаго Москва 1842ш года
На нижнем поле титульного листа неизвестной рукой сделана помета: «Из типографии Семена», дублирующая запись на обложке рукой самого издателя: «Из Типографии А. Семена». Вверху титульного листа — запись о времени регистрации рукописи в цензурном комитете: «№ 14 Января 14 1842 года». На обложке обозначено имя цензора, которому была определена рукопись: «Г. Ценсору Флерову».
Хранившаяся в казанском архиве Боратынских, цензурная тетрадь была использована еще сыновьями поэта в Изд. 1869 и Изд. 1884, о чем свидетельствуют учтенные в изданиях разночтения, известные только по этому источнику8. В 1908 г. вместе с другими бумагами из семейного архива внук поэта
3 См. письмо Боратынского матери от второй половины ноября — начала декабря 1841 г.
(Летопись. С. 376).
6 Чьей рукой заполнялась цензурная тетрадь — установить пока не удалось, однако можно точно утверждать, что это не «писарский» почерк, как считал, например, М. Л. Гофман (см. далее). Судя по особенностям почерка, нельзя исключать, что переписчиком стихотворений была
Н. Л. Боратынская.
7 Рукой Боратынского исправлено на «Сумерки».
8 См. разночтения, приведенные в разделах «Варианты» Изд. 1869 (С. 212—213) и «Приложения» Изд. 1884 (С. 36—39) для стихотворений «Новинское. А. С. Пушкину» (№ 193), «Увы! Творец непервых сил…» (№ 196), «Толпе тревожный день приветен, но страшна…» (№ 208), «Здраствуй отрок сладкогласной…» (№ 209) и «Осень» (№ 213).
430
А. Н. Боратынский передал ее Ю. Н. Верховскому: в его «Отчете…» ере- ди прочего упомянуты «„Сумерки» — тетрадь (копии)» (Верховский 1908.
С. 1203).
Богатейшие материалы, полученные Верховским от родственников Боратынского, были положены в основу Академического издания сочинений поэта, вышедшего под редакцией М. Л. Гофмана9, который ввел цензурную тетрадь в научный оборот, приведя разночтения по рукописи и дав ее краткое описание:
Цензурная копия последняго сборника Боратынскаго „ Сумерки “. Копия „Суме-
рекъ“ написана писарским почерком, но на заглавном листе читаем написанное рукою поэта заглавие: Сон зимней ночи, исправленное им же на Сумерки.
Сочинение Евгения Боратынскаго. Москва 1842-го года.
(Над. 1914—1915. Т. II. С. 275)
Отметим, что Гофман ссылался на нее как на «цензурную копию» или же называл описательно: «копия „Сумерекъ», представленная в цензуру», «рукописный экземпляр „Сумерекъ»» (Изд. 1914—1915. Т. I. С. 291, 293, 295—297, 304 и др.). Верховский, в середине 1930-х гг. получивший возможность подготовить издание сочинений Боратынского, в своих комментариях называл рукопись «цензурованной тетрадью» (Верховский 1935. С. 106 и далее). В Изд. 1936 обсуждаемый источник обозначен как «цензурная копия „Сумерек»» (Изд. 1936. Т. I. С. 354—355; Т. II. С. 268, 270, 271, 272,279), а начиная с Изд. 1957 (С. 368—370, 371) за ним закрепилось обозначение «цензурный экземпляр „Сумерек»», принятое в последующей издательской и комментаторской традиции (Изд. 1982. С. 380; Изд. 2000. С. 452; Боратынский 2002. Т. 1. С. 468—469; Справочный том. С. 279—281).
Установившееся именование рукописи позволяет думать, что именно она послужила источником для последующего набора, что имеющиеся в ней цензурные отметки связаны с вмешательством цензора И. М. Снегирева, чье имя выставлено на обороте титула «Сумерек», — иными словами, что цензурная тетрадь фиксирует этап, непосредственно предшествующий появлению книги в печати.
Между тем это очевидным образом не так. Как указано на обороте титула книги, цензурное разрешение было выдано цензором И. Снегиревым «1842 года, Марта 10 дня», в то время как на титульном листе цензурной те
9 Гофман вспоминал, что изначально издание было поручено Верховскому, но «тот пропустил все назначенные сроки» (Гофман 2004. С. 206—207), однако Верховский в своей автобиографии 1926 г. утверждал, что издание Боратынского было закреплено за кем-то другим, а ему было поручено собрание сочинений Дельвига (Верховский 2008. С. 732—733).
431
тради имеется помета, сделанная при регистрации рукописей в цензурном комитете «№ 14 Января 14 1842 года», но никаких следов цензурного разрешения нет — что совершенно невозможно для успешно прошедшей цензуру рукописи. Более того, там же, на обложке, обозначено и имя цензора, которому был отдан сборник: «Г. Ценсору Флерову», а вовсе не Снегиреву, который в итоге подписал дозволение на напечатание книги.
Даже эти факты позволяют заключить, что к окончательной цензурной процедуре рассматриваемая рукопись не имела отношения, а цензурная история сборника, соответственно, была не совсем обычной — поскольку Боратынский имел дело с цензурным комитетом дважды.
Впервые предположение о повторном цензуровании сборника было высказано E. Н. Купреяновой в заметке о «Сумерках»:
Отсутствие на копии цензурного разрешения свидетельствует, что она не была пропущена цензурой и возвращена Баратынскому для требуемых исправлений. Сборник, несомненно, вторично представлялся в цензуру в другой копии, до нас не дошедшей. Можно заключить, что эта копия рассматривалась уже другим цензором, так как ряд непропущенных Флеровым мест вошел в «Сумерки» без изменения.
(.Изд. 1936. Т. I. С. 355)
Справедливость этих выводов подтверждается документами Московского цензурного комитета, позволяющими прояснить последовательность событий и уточнить статус тетради из семейного архива. В реестре поступающих на рассмотрение цензурного комитета книг под № 14 за 1842 г. значится:
Рук<опись>. Сон зимней ночи сочинение Евгения Боратынскаго. Из типографии Семена.
Время вступления: Января 10
Когда отдана Ценсору: Января 14
(ЦИАМ. Ф. 31. Оп. 1. № 14. Л. 126 об.—127)
Этой записи полностью соответствуют пометы на титуле цензурной тетради — как приведенная выше учетная запись («№ 14 Января 14 1842 года»), так и приписка на нижнем поле: «Из типографии Семена». На полях «Книги для записей рукописей и книг» инициалом обозначена фамилия цензора, которому была отдана рукопись: «Ф<леровъ>», как указано и на обложке тетради.
На заседании Московского цензурного комитета 16 января 1842 г. в числе представленных к рассмотрению рукописей была и «Рукопись: Сон зимней ночи, сочинение Евгения Баратынскаго», которую было «определено: По
432
ручить разсмотреть Г. Ценсору Флерову» (ЦИАМ. Ф. 31. Оп. 5. № 168. Л. 9—9 об.).
Дальнейшая судьба сборника «Сон зимней ночи» в документах цензурного комитета не отразилась: в соответствующих графах реестра отсутствуют сведения о дате одобрения/неодобрения рукописи и ее обратной выдачи, нет цензорского разрешения на самой рукописи, в журнале заседаний цензурного комитета она больше не упоминается. Дело о рассмотрении сборника как бы повисло в воздухе, не получив официального продолжения. При этом для высшего цензурного начальства оно даже и не начинало существовать. В отчетные ведомости, ежемесячно посылавшиеся в Главное управление цензуры, поступившая рукопись сборника Боратынского вообще не была внесена (РГИА. Ф. 772. Оп. 1. № 1508). Очевидно, «Сон зимней ночи» цензорского одобрения не получил, но и не был недозволен (в этом случае в документах была бы соответствующая запись)10.
Цензорских помет в рукописи немало — строгий и острожный Флеров требовал исключить не только отдельные слова, выражения и строки, но даже некоторые стихотворения целиком11.
К читателю не должны были попасть ни «Были бури, непогоды…» (№ 203), ни «Еще как Патриарх не древен я…» (№ 207), исправления Боратынский должен был внести в такие стихотворения, как «Последний Поэтъ» (№ 191), «Недоносокъ» (№ 197), «Бокалъ» (№ 202), «Рифма» (№ 215) и др. См. запретительные пометы цензора:
Ст. 34 Поет, увы! он [благодать] страстей:
Недоносок (№ 197)
Ст. 56 О, [безсмысленная] вечность!
10 Такое положение дел, позволявшее автору негласно забрать рукопись из цензурного
