переработку и перекомпоновку книги, вызванную как внешними причинами (неудача в цензуре), так и авторской требовательностью самого поэта. В его правке, очевидно, сказалось как стремление к собственно редактуре, так и необходимость учитывать цензурное давление, что могло сказаться, в частности, в автоцензурных исправлениях. Принципиальнее, однако, тот факт, что на сегодняшний день мы не имеем свидетельств, позволяющих разграничить редакторские поправки Боратынского, вероятное цензурное вмешательство и автоцензурную правку.
Таким образом, необходимо признать, что на статус «исторически подлинного» текста «Сумерек» имеет основание претендовать только печатный вариант сборника, который единственно может быть квалифицирован как выражение последней авторской воли применительно к текстам, в него вошедшим. Цензурная тетрадь из семейного архива отражает более ранний этап истории книги, и внесение исправлений в окончательный текст сборника с опорой на чтения рукописи чревато неоправданной контаминацией разновременных редакций25.
Ср. принципиальное замечание Б. В. Томашевского об опасности и недопустимости контаминации разновременных редакций: «…единство редакции не должно упускаться из виду ре-
448
б) Поздние редакции и проблема «последней авторской воли»
Текст «Сумерек» представляется более авторитетным и в тех случаях, когда известны иные источники, фиксирующие авторскую переработку отдельных стихотворений. Первым в ряду таких источников должен быть упомянут так называемый «мурановский» экземпляр «Сумерек», где рукой Боратынского внесен ряд исправлений в тексты «Последнего Поэта» и «Недоноска» (по указанию Верховского, этот экземпляр принадлежал Н. В. Путяте [Верховский 1935. С. 107], хранился в Муранове, был в распоряжении сыновей Боратынского, когда они готовили Изд. 1869 и Изд. 1884, затем перешел к Н. И. Тютчеву [см.: Изд. 1936. Т. II. С. 267], впоследствии — к К. В. Пигареву [см.: Изд. 1951. С. 580; Изд. 1957. С. 366; Изд. 1982. С. 641], а сейчас находится во владении его наследников и для верификации недоступен).
На первый взгляд, эта правка должна быть квалифицирована как выражение «последней авторской воли» — поправки относятся к более позднему времени, чем текст печатных «Сумерек», и, очевидно, внесены автором по творческим соображениям. Между тем обстоятельства появления этих поправок, их прагматика, а также соотношение с другими источниками позднейших редакций до сих пор оставались непроясненными.
Существуют три равновероятных возможности того, когда поправки могли быть внесены в «мурановский экземпляр». Если предполагать, что книга была подарена автором Н. В. Путяте лично, то их нужно датировать временем между выходом «Сумерек» (май 1842 г.) и отъездом Боратынских за границу в сентябре 1843 г.* 26 Также поправки могли быть сделаны в экземпляре, остававшемся в Муранове, который попал к Путятам, когда владелицей усадьбы стала С. Л. Путята27, и в этом случае датировать пометы надо тем же периодом:
дактором. Всегда есть опасность вместо единой редакции дать совмещение разных редакций, компиляцию» (Томашевский 1928. С. 170).
26 В архиве Путяты сохранились погодные списки книг, пополнявших его библиотеку: в числе книг 1843 г., наряду с «Мертвыми душами» Н. В. Гоголя, фигурируют и «Сумерки» (РГАЛИ. Ф. 394. Оп. 1. № 42. Л. 4 об.). По-видимому, Боратынский не успел вручить Путятам свой новый сборник до их отъезда в заграничное путешествие (середина мая 1842 г. — Летопись. С. 385) — этим, вероятно, объясняется получение и «Сумерек», и «Мертвых душ» только через год после их выхода. Если мурановский экземпляр и есть книга, зафиксированная Путятой в списке 1843 г., можно предполагать, что она была подарена летом или в начале осени 1843 г. — между возвращением Путят из-за границы и отъездом Боратынского в Европу.
2/ С. Л. Путята стала владелицей Муранова осенью 1850 г. (Долгополова, Тархов 1989. С. 606).
29 — 5341
449
конец мая 1842 — конец августа 1843 г. Наконец, нельзя исключить, что этот экземпляр «Сумерек» Боратынский брал с собой в заграничное путешествие, во время которого и сделал эти поправки (тогда их следует датировать осенью 1843 — июнем 1844 гг.), и при таком стечении обстоятельств книга должна была попасть к Путяте уже через вдову поэта.
Однако вне зависимости от точной датировки помет необходимо обратить внимание на еще один источник, позволяющий судить о позднейших редакциях некоторых текстов «Сумерек», — это уже упоминавшиеся в связи с эпиграммой «Братайтеся, к взаимной обороне…» французские автопереводы, сделанные Боратынским в Париже зимой 1843—1844 гг. по просьбе графа А. де Сиркура. В числе автопереводов есть и переложение «Последнего Поэта» — «Le Dernier Poete»28. Текстуальное сопоставление этого перевода с редакцией «Сумерек», с одной стороны, и поправками в мурановском экземпляре — с другой, показывает, что во французском тексте была воспроизведена только часть «мурановской» правки:
14 Носит понт торговли груз
(Мурановск. экз.)29
Дышеть роскошь, блещет вкус (Сумерки)
43—44 Бодрым сердцем покоримся Думам робким, а не им!
(Мурановск. экз.)
Жарким сердцем покоримся Думам хладным, а не им!
(Сумерки)
…le commerce у envoye ses vaisseaux [коммерция шлет туда свои корабли]
Coeurs vaillants! Pourquoi souscriez-vous A des traites pusillanimes?
[Смелые <букв. бодрые> сердца!
Отчего вы подчиняетесь робким договорам?]
При этом другие фрагменты автоперевода оказываются более близкими к редакции «Сумерек»:
28 Такое заглавие мы находим во всех известных комплектах копий: РГАЛИ. Ф. 394. Оп. 1. № 73. Л. 20—21; ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 38. Л. 48—49; № 40. Л. 33—36; № 34.
Л. 3—6. Далее автоперевод «Последнего Поэта» цитируется по копии из архива Н. В. Пу- тяты.
29 Разночтения «мурановского экземпляра» приводятся по публикации К. В. Пигарева (см. примеч. к № 191), чем объясняется орфографический режим в цитатах.
430
Песни волн…
(Мурановск. экз.)
голос волнъ
(Сумерки)
… 1’ombre de Sapho, cette roche celebre, la voix de la vague harmonieuse….
[… тень Сафо, эта знаменитая скала, голос гармонических вод…]
В случае с последней строфой, также отмеченной авторской правкой в мурановском экземпляре, французский перевод вообще довольно далеко отходит от подлинника30, но семантически выражение «le bruit des vagues» («шум волн»), конечно, ближе к варианту «Сумерек» («глас морской»), чем к исправленному чтению мурановского экземпляра («вал морской»).
Текст французского перевода, с одной стороны, явно свидетельствует о продолжившейся работе автора над стихотворением, но с другой — существенно осложняет вопрос о последней авторской редакции. При немногочисленности и неоднозначности фактических свидетельств представляется затруднительным достоверно установить, какой именно текст — тот, который был положен в основу французского автоперевода, или же редакция мурановского экземпляра — отражает наиболее позднюю авторскую редакцию. Может быть, просьба Сиркура послужила импульсом для нового обращения к прежним текстам, и поправки в экземпляре «Сумерек» зафиксировали следующий, после составления автопереводов, этап существования текста — если справедливо предположение о том, что книга была взята Боратынским в путешествие. Или же книги в путешествие поэт не брал,- а внес изменения в тексты сборника до отъезда за границу, но затем в части случаев предпочел вернуться к прежним вариантам. Тогда текст мурановского экземпляра нельзя счесть окончательным, отражающим последнюю авторскую волю — более того, он не отражает даже хронологически позднейшую редакцию.
Рассматривая проблему последней авторской воли применительно к Боратынскому, необходимо также учитывать специфику отношения поэта к своим текстам. Он не прекращал их править и переделывать: судя по всему, даже самые поздние из известных нам редакций Боратынский не считал окончательными и не подлежащими последующей правке. О продолжавшейся работе поэта над уже не раз опубликованными текстами свидетельствуют его пометы и поправки
30 «Ei le monde, comme devant, rayonne de luxe inanime; il dore et redore son vieux squelette, mais 1’homme reve malgre lui au bord de ГОсёап, mais le bruit des vagues Tinterdit, mais il quitte la Greve, 1’ame melancolique et troublee» [«И мир, как и прежде, блистает безжизненною роскошью; он снова и снова золотит свой древний остов, но человек невольно предается мечтам на берегу Океана, но шум волн мешает ему, и он покидает берег с душой печальной и встревоженной»].
29*
451
на печатных изданиях — помимо правки в мурановском экземпляре, известны исправления Боратынского в печатном тексте «Бала» 1828 г., «Стихотворений» 1835 г. Яркое свидетельство той же авторской взыскательности — переработка поэмы «Цыганка», которую, судя по сохранившимся черновикам и семейным сведениям, Боратынский предпринял в 1842 г.31
Таким образом, применительно к текстам Боратынского говорить о последней творческой воле автора — в тех случаях, когда она не нашла воплощения в авторитетных прижизненных публикациях — затруднительно. С надежным основанием можно говорить лишь о хронологически более поздних редакциях, однако при множественности источников, как в случае с «Последним поэтом», достоверно установить самый поздний вариант текста не всегда возможно, поэтому наиболее корректным текстологическим решением нужно считать интерпретацию рассмотренных стилистических исправлений как позднейших вариантов относительно дефинитивного текста печатных «Сумерек».
Сходный случай представляет собой история финального текста сборника «Сумерки» — стихотворения «Рифма», которое уже в первом посмертном собрании (Изд. 1869) было напечатано иначе, чем в книге 1842 г. — главным образом за счет 10-строчной вставки после ст. 13 (см. № 215.2). Непосредственный рукописный источник этой публикации не известен, однако этот же 10-ти строчный фрагмент есть в одной из копий «Рифмы», записанной Н. Л. Боратынской в альбом «Souvenir», где он сопровождается пометой «* (пропущенные стихи ценсурой)».
Сколько известно, текст представлялся на рассмотрение цензуры трижды: при публикации в «Современнике», при первой подаче в цензуру рукописи «Сна зимней ночи» и, наконец, при окончательном разрешении «Су
31 В архиве Боратынских сохранились черновики поэта, отразившие работу над отдельными фрагментами «Цыганки» (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 30); судя по формату бумаги и другим нетворческим записям на этих листах, переработку поэмы нужно датировать тем же временем, что и черновики стихотворений «Опять весна, опять смеется луг…» (№ 224) и «Люблю я вас Богини пенья!..» (№ 223). Полный текст «Цыганки» в новой редакции сохранился только в копиях Н. Л. Боратынской: ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 38. Л. 61—76 (заглавие: «Цыганка, переделанная в 1842. Написано в 1830»); № 40. Л. 47—36 (заглавие: «Цыганка переделана в 1842 году в Муранове»); № 41. Л. 10—44 (заглавие: «Цыганка. Переделанная в 1842 году»). Основываясь на сведениях из семейного архива, о создании новой редакции поэмы в последние годы жизни отца сообщал Л. Е. Боратынский в своих биографических статьях о поэте: «С осени 1839 по осень 1843 года, поэт жил с семейством постоянно в деревне, один год в Тамбовской губернии, в селе Вяжле, у своей матери, а остальное время в подмосковной, в сельце Муранове. Там издано им собрание некоторых стихотворений, под названием „Сумерек ‘, 1842 г., переделана поэма „Цыганка“ (которая однако не была в то время напечатана в исправленном виде) <...>» (Боратынский Л. Е. 1869. С. 71 — 72).
432
мерек». При этом в первых двух случаях текст, предполагавшийся к печати, обсуждаемого фрагмента не содержал: его нет в копии Путяты, послужившей источником журнальной публикации (см. примеч. к № 215.1), как нет его
