и в цензурной тетради. Следовательно, если указание Н. Л. Боратынской верно, эти строки могли быть не пропущены только И. М. Снегиревым при повторной цензуре сборника.
Исходя из всех известных фактов о цензурной судьбе «Сумерек», такое предположение кажется маловероятным, и правдоподобнее счесть указание жены поэта ошибочным, однако полностью исключать такую возможность нельзя. Как видно из сопоставления цензурной тетради с окончательным вариантом сборника, Боратынский существенно переработал отдельные тексты перед повторной подачей книги в цензуру, а о претензиях Снегирева мы не имеем никаких свидетельств, кроме особого примечания к стихотворению «Ахиллъ» в оглавлении «Сумерек», свидетельствующего о возможных сомнениях цензора относительно этого текста. Может быть, готовя сборник к вторичному представлению в цензуру, Боратынский внес этот фрагмент в текст «Рифмы», однако Снегирев не счел возможным пропустить его в печать.
Более того, теоретически нельзя исключить и другие «цензурные» версии событий: (а) Боратынский собирался печатать «Рифму» (начало работы над которой неизвестно) еще до 1841 г., но наткнулся на цензурные препоны и внес соответствующие изменения в текст, предназначенный для «Современника»; (Ь) Боратынский исправил текст стихотворения уже после публикации в «Современнике» (т. е. в течение 1841 г.) и, пытаясь напечатать новую редакцию в периодике, столкнулся с цензурными трудностями; (с) Н. Л. Боратынская собиралась напечатать отвергнутую по творческим причинам редакцию «Рифмы» уже после смерти поэта, но эта публикация не прошла цензуру, etc.
Как бы то ни было, в окончательный текст сборника записанный Н. Л. Боратынской фрагмент не вошел — по цензурным или творческим обстоятельствам. В пользу последнего предположения говорит тот факт, что этих строк нет во французском автопереводе «Рифмы»32, выполненном, как и переложение «Последнего Поэта», зимой 1843—1844 гг. в Париже, когда Боратынский был ни в коей мере не стеснен цензурным давлением.
Все эти обстоятельства не позволяют назвать такой расширенный вариант «Рифмы», зафиксированный в альбомной копии Н. Л. Боратынской и
32 Текст автонеревода идентичен во всех известных копиях, где помещен под заглавием
«La Rime»: РГАЛИ. Ф. 394. Он. 1. № 73. Л. 18—18 об.; ПД. Ф. 33. Он. 1. № 38. Л. 46 об.; № 40. Л. 31 об.; № 34. Л. 2 об.—3.
433
посмертном издании 1869 г., проявлением «последней авторской воли». Более того, мы не имеем даже надежных оснований для его датировки. Таким образом, исходя из известных на сегодняшний день источников, нельзя согласиться с решениями всех наиболее авторитетных изданий Боратынского, в которых, начиная с Изд. 1914—1915, в качестве основного текста печаталась расширенная редакция «Рифмы». Ни сводный текст копии Н. Л. Боратынской в альбоме «Souvenir» (принятый в качестве источника текста в Изд. 1914—1915, Изд. 1982, Изд. 1989, Изд. 2000), ни редакция, напечатанная сыновьями поэта (Изд. 1869, Изд. 1884 и основанные на последнем издании тексты в Изд. 1936, Изд. 1951, Изд. 1957) не могут быть помещены среди текстов «Сумерек» как отражающие окончательную авторскую редакцию. Наиболее корректным текстологическим решением представляется и здесь выбор в качестве основного текста печатного текста «Сумерек» и выделение расширенного текста в особую редакцию.
ПОЗДНИЕ И ПОСМЕРТНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ БОРАТЫНСКОГО:
ПРОБЛЕМА ИСТОЧНИКОВ И ВЫБОР ОСНОВНОГО ТЕКСТА
«Стихотворения 1835—1844 гг., не вошедшие в книгу „Сумерки44 или написанные после ее выхода», в источниковедческом отношении представляют собой разнородный корпус, включающий в себя:
1) стихотворения, отданные в печать самим Боратынским и опубликованные при его жизни;
2) тексты, при жизни поэта не напечатанные, но сохранившиеся в черновых автографах;
3) стихотворения, известные только в посмертных копиях из семейного архива и позднейших публикациях.
Важной особенностью всего рассматриваемого корпуса является то обстоятельство, что все эти тексты сохранились в многочисленных копиях из семейного архива. Однако источниковый статус этих копий не одинаков и может быть определен только в соотнесении с другими известными источниками текста. Таким образом, проблема выбора основного текста применительно к выделенным подкорпусам поздних текстов Боратынского должна решаться по-разному.
454
I. ТЕКСТЫ, НАПЕЧАТАННЫЕ ПРИ ЖИЗНИ БОРАТЫНСКОГО
Помимо текстов, вошедших в «Сумерки», в последние годы жизни Боратынский опубликовал незначительное число стихотворений: «Звезды» («Мою звезду я знаю, знаю…»; № 217) и «Обеды» (№ 218) — в альманахе В. А. Владиславлева «Утренняя заря на 1840 год»; послание «С книгою: Сумерки С. Н. К.» (№ 222) в «Современнике» 1842 г.; «Когда твой голос, о Поэт…» (№ 226) — в последней книжке журнала Плетнева за 1843 г. и, наконец, «Пироскафъ» (№ 228) и «Дядьке Итальянцу» (№ 229) в августовской книжке «Современника» 1844 г. Хотя не для всех перечисленных текстов нам известны конкретные обстоятельства подготовки публикаций, нет оснований сомневаться в авторитетности печатных текстов. В переписке и цензурных материалах нет сведений о каком бы то ни было неавторском вмешательстве в опубликованные тексты, подтверждается это и копиями стихотворений, сохранившимися в семейном архиве.
Факт последующей авторской переработки точно зафиксирован лишь для стихотворения «Звезды» («Мою звезду я знаю, знаю…»; № 217), которое Боратынский, как свидетельствует запись текста в цензурной тетради, первоначально собирался напечатать в своей поэтической книге, изменив чтение двух стихов (см. выше). Эти текстовые изменения можно уверенно датировать по времени представления рукописи сборника в Московский цензурный комитет — не позднее 10 января 1842 г. Таким образом, цензурная тетрадь фиксирует наиболее позднюю авторскую редакцию стихотворения, а потому есть все основания выбрать этот позднейший по отношению к публикации вариант текста в качестве основного.
Специального комментария заслуживает проблема выбора текста для стихотворений «Пироскафъ» (№ 228) и «Дядьке Итальянцу» (№ 229). Авторитетность печатного текста едва ли можно подвергнуть сомнению — стихотворения были присланы Плетневу самим Боратынским, о чем свидетельствует его письмо Путятам (см. примечания к №№ 228, 229), а также письмо Плетнева Гроту от 28 июля 1844 г.: «За несколько дней до смерти он еще послал ко мне два свои стихотворения, которыя я успел уже напечатать в № 8 Современника» (Грот, Плетнев. Переписка. Т. 2. С. 297).
В то же время в семейном архиве сохранился ряд копий послания «Дядьке Итальянцу», где имеется ряд существенных разночтений относительно текста, напечатанного в «Современнике» (описание см. в примечаниях к № 229). Эти разночтения частично были воспроизведены и в первых посмертных публикациях (тургеневской подборке 1854 г. и семейных изданиях — Изд. 1869 и Изд. 1884), а затем неоднократно вводились в основной текст научных изда-
455
ний Боратынского. Однако статус этих текстовых вариантов, их соотношение с текстом публикации в «Современнике» специально не рассматривался.
Как будет подробно обосновано ниже, копии Н. Л. Боратынской были внесены в ее альбомы и тетради уже после смерти поэта, то есть сами записи, очевидно, более поздние, нежели публикация в «Современнике». Однако, копии вдовы Боратынского, по всей вероятности, восходили к авторским рукописям, причем существенное количество зачеркиваний, исправлений, а также разные варианты одного и того же стиха в разных копиях позволяют предполагать, что в распоряжении Настасьи Львовны были черновые рукописи послания, отражающие, очевидно, более ранний этап работы над текстом, нежели окончательная редакция, посланная Плетневу. Таким образом, можно думать, что копии Н. Л. Боратынской, фактически сделанные позже печатной редакции, основывались на более ранних редакциях послания и потому не могут считаться более авторитетным источником текста, чем публикация в «Современнике» (ср. сходный вывод в Изд. 1936: «считаем текст „Современника44 позднейшим» — Т. II. С. 282).
Отдельно необходимо коснуться эдиционного решения М. Л. Гофмана, который в Изд. 1914—1915 опубликовал основной текст послания не по «Современнику», но и не по копиям Н. Л. Боратынской и восходящим к ним семейным изданиям. Согласно указанию Гофмана, стихотворение «Дядьке Итальянцу» было напечатано «по автографу, хранящемуся в бумагах И. Ф. Тютчева (архив сельца Муранова)» (Изд. 1914—1915. Т. I. С. 308). Сходные ссылки на мурановские автографы были приведены Гофманом в комментариях к «Пироскафу» (С. 308), «Когда дитя и страсти и сомненья…» (С. 308), «Люблю я вас, Богини пенья!..» (С. 307), «В руках у этого педанта…» (С. 292), а также французским автопереводам (С. 321 — 322). В специальном приложении (раздел: «Рукописи Е. А. Боратынскаго») было помещено краткое описание мурановских рукописей:
Отдельные листы с автографами, сшитые в тетрадь Н. В. Путятой. Большой лист почтовой бумаги с автографами двух стихотворений, не отделенных друг от друга чертой: „Рифма‘ <...> и „В руках у этого педанта» <...>. Отдельные автографы в тетради: „Люблю я вас, Богини пенья» <...> и „Когда дитя и страсти и сомненья». При последнем письме к Н. В. ПутятЬ поэт переслал два листа <...>, на которых записаны стихотворения „Пироскафъ» <...> и ,>Д ядьке-И тальянку». <...> Тетрадь с стихотворениями Боратынскаго, переведенными им на французский язык, пересланная поэтом Н. В. Путяте из Парижа.
(Изд. 1914—1913. Т. II. С. 276)
456
Последующие комментаторы Боратынского не сомневались в справедливости указаний Гофмана, однако попытки разыскать эти рукописи среди материалов Мурановского архива, затем переданных в основной своей части в РГАЛИ, ни к чему не привели. Описанные Гофманом автографы считаются утраченными, но между тем есть все основания думать, что сам факт существования «автографов» сомнителен, а использованные Гофманом материалы и сейчас доступны исследователям.
Благодаря сохранившимся документам, надежно устанавливается перечень бумаг из Мурановского архива, которые были пересланы И. Ф. Тютчевым в Петербургскую Академию наук для для подготовки Академического собрания сочинений Боратынского:
…в Отделении русскаго языка и словесности ИМПЕРАТОРСКОЙ Академии Наук получены <...> следующие <...> рукописные материалы из архива сельца Муранова: 3 тетради писем Е. А. Баратынскаго к Н. В. Путяте (на 64 л.л.), с приписками <Н. Л.> Баратынской и заметками Н. В. Путяты; Одна тетрадка (на 19 л.л.) последних стихотворений Баратынскаго, с переводом некоторых из них на французский языкъ; Черновая рукопись статьи о Баратынском (на 8 л.л.) на французском языке и черновая рукопись о нем же Н. В. Путяты па русском языке; Копия эпилога к „Эдде“ <...>; № 184 „Северной ПчельГ от 13 августа 1844 года.
(РГАЛИ. Ф. 503. Оп. 1. № 108. Л. 2—2 об.; курсив мой. — А. Б.).
В распоряжении Гофмана, который сам в Мураново не ездил, могли находиться только эти рукописи, затем возвращенные владельцам. При работе над следующими собраниями сочинений Боратынского издатели также обращались к хранителям Мурановского архива для знакомства с имевшимися там материалами. Список хранившихся в Муранове документов, связанных с Боратынским, посылал И. Н. Медведевой К. В. Пигарев в письме от 12 февраля 1934 г., где, среди прочего, упоминал и особую группу копий:
Копии стихотворений: «Люблю я вас, богини пенья…», «Молитва», «Когда дитя и страсти и сомненья…», «Пироскаф», «Дядьке Итальянцу», «Рифма», «В руках у этого педанта…», «Vanitas Vanitatum…», <«Предрассудок»> и копии переводов 16 стихотворений на французский язык. Вклеены в тетрадь. Копии выполнены А. Л. Боратынской, С. Л. Путятой и неизвестной рукой.
(ОР РГБ. Ф. 645. Карт. 38. Ед. хР. 36. Л. 4)
457
Сопоставление этого списка
