в примечаниях к нему в изданиях лирики Боратынского, а сам факт криптонимной публикации лишь однажды стал предметом пояснений. Согласно недавно высказанному предположению (Справочный том. С. 358), «стихотворение было прислано издателю „Современника** П. А. Плетневу самим Боратынским», который, вероятно, и просил «напечатать стихотворение без подписи».

Подобное объяснение вызывает целый ряд вопросов. В таком случае не ясно, когда Боратынский мог отправить этот текст Плетневу. Согласно эпи

471

столярным и мемуарным источникам, стихотворение, обращенное к жене поэта, было написано зимой 1843—1844 гг., однако в переписке Боратынского этого времени, вообще очень хорошо сохранившейся, вовсе нет упоминаний об этом стихотворении, при том, что о печатной судьбе «Пироскафа» и «Дядьке Итальянцу», написанных позже обсуждаемого стихотворения, Боратынский проявлял настойчивую заботу. Но даже если предположить, что стихотворение все же было отправлено Плетневу, то почему оно появилось лишь в октябрьском номере? Едва ли можно думать, что редактор «Современника» раньше не нашел места в журнале для понравившегося ему (как следует из цитированной заметки) текста, тем более что, имей Плетнев стихотворение на руках прежде начала сентября 1844 г., у него была напрашивающаяся возможность его напечатать — в некрологе поэту, появившемся в 9-м номере «Современника».

Сам автор, судя по всему, не знакомил с этим стихотворением даже близких родственников. Переписка Боратынских осени 1844 г. свидетельствует, что «Когда дитя и страсти и сомненья…» не было известно и в семейном окружении:

Je voudrais та chere Maman vous faire du bien; c’est dans cette intcntion que je vous envoie aussi ses trois dernieres pieces que vous ne connaissez pas encore; <...> Ia petite piece pour moi a ete faite a Paris.

[Я бы хотела, любезная маменька, сделать вам приятное, и, руководясь этим намерением, я посылаю вам также три его последние пьесы, которые вам еще не известны: <...> небольшое стихотворение, обращенное ко мне, было написано в Париже.]

(ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 21. Л. 2)

сообщала Настасья Львовна матери поэта. Любопытно при этом, что А. Ф. Боратынская, переписывая письмо невестки для посылки дочери, В. А. Рачинской, помещает в своем письме только текст «Когда дитя и страсти и сомненья…», но не копирует две другие присланные «пьесы» — «Пироскафъ» и «Дядьке Итальянцу» (РГАЛИ. Ф. 427. Оп. 1. № 525. Л. 14—15).

По всей видимости, именно с Настасьей Львовной следует связывать распространение этого текста в семейном кругу, равно как и историю его появления в печати. О последнем свидетельствует сделанная ее рукой копия стихотворения, сохранившаяся в архиве Плетнева (ПД. Ф. 234. Оп. 3. № 80. Л. 24, см. примеч. № 227), которая и послужила основой для журнального набора. Этот список Настасьи Львовны был, наверное, передан издателю «Современника» во время одной из их личных встреч в сентябре 1844 г. Текст стихотворения записан Н. Л. Боратынской, над ним — почерком Плетнева более

472

темными чернилами — вписано заглавие: «Когда дитя», а также сделана помета «напеч.<атано>». Под стихотворением, как и затем в журнале, вместо подписи поставлены звездочки — скорее всего, тоже уже Плетневым — когда тот готовил материалы журнальной книжки для передачи наборщикам.

Отсутствие фактических сведений не дает возможности определенно сказать, с какой целью и по чьей инициативе — Плетнева или Настасьи Львовны — стихотворение первоначально было напечатано под астронимом. Однако нельзя не отметить, что предполагаемая такой криптонимной публикацией возможность объявления авторства предоставляла случай вновь напомнить о покойном поэте, в комплиментарной форме назвав его имя — как это и было сделано в цитированной выше заметке Плетнева, напечатанной в следующем номере «Современника». «Память поэту», таким образом, усердно поддерживалась на страницах плетневского журнала в течение почти всей второй половины 1844 г.

В последнем номере «Современника» за тот же год увидели свет еще два не напечатанных прежде стихотворения Боратынского — «Люблю я вас, Богини пенья!..» (№ 225) и «Молитва» (№ 230). Как свидетельствует письмо Настасьи Львовны, они были посланы Плетневу 12 ноября 1844 г.:

Посылаю Вам почтеннейший Петр Александровичь два Евгеньевых стихотворения для напечатания в Современнике. Я надеялась Вам их доставить сама, но мост еще кажется так не скоро будет наведен, что нечего и думать о возможности Вас скоро видеть. Будьте так добры чтобы известить нас каково Ваше и Олинькино здоровье.

С истинным почтением остаюсь предданная <так!> вам Настасья Баратынская.

(ПД. Ф. 234. Оп. 3. № 80. Л. I)47

История текста первого из них («Люблю я вас, Богини пенья!..») и обстоятельства появления в «Современнике» варианта в ст. 8, рассмотренные выше, ярко иллюстрируют роль Н. Л. Боратынской как редактора и публикатора стихотворений покойного поэта. Еще более выразительный пример участия Настасьи Львовны в истории стихотворного текста Боратынского представляет публикация второго из присланных Плетневу стихотворений — «Молитвы».

47 На Л. 2 об.: «Его Превосходительству Милостивому Государю Петру Александровичу Плетневу. В Университете»; датировка по штемпелю: Городская почта. 1844 НОЯ 12; 2 час. Впервые опубликовано, с неточностями: Barratt 1969. Р. 38—39. К письму были приложены копии стихотворений (см. примеч. к № 223.1, 230; факт совместной посылки текстов отмечен Л. Г. Фризманом: Изд. 1982. С. 666, 667).

473

С этим текстом также связан целый ряд комментаторских проблем, наиболее обсуждаемая из которых — его датировка. Отсутствие автографа «Молитвы», известной также только в многочисленных копиях Н. Л. Боратынской, заставляло высказывать самые разные догадки. Сыновья поэта печатали «Молитву» среди стихотворений 1842—1843 гг., причем в «Материалах для биографии…» пояснялось, что «после издания Сумерок, написаны <...> стихотворения: „С. Н. Карамзиной (при посылке Сумерокъ)“, „Память поэту“, „Мои перуны“, „Спасибо злобе хлопотливой», „На посев леса», „Молитва»» (Изд. 1869. С. 398). Гофман, приводя датировку посмертных изданий, предположил, что правильнее датировать ее 1844-м годом (Изд. 1914—1915. Т. I. С. 307), и поместил стихотворение первым в рубрике «1844 г.» (Там же. С. 169). На необоснованность такой датировки справедливо указал в своих комментариях Верховский, который назвал иное время сочинения «Молитвы»: 1841 г. — опираясь на пометы Н. Е. Боратынского на экземпляре Изд. 1869, ныне не разысканном (Верховский 1935. С. 116). В большинстве позднейших изданий «Молитва» публикуется, вслед за Изд. 1869, в ряду текстов, датируемых 1842—1843 гг. (Изд. 1951. С. 313; Изд. 1957. С. 197; Изд. 1982. С. 340; Изд. 1989. С. 217, Изд. 2000. С. 298). Исключение составляет лишь Изд. 1936, где этот текст помещен последним, вслед за «Пироскафом» и «Дядьке Итальянцу», в разделе «Стихотворения 1842—1844 гг.», так что «Молитва» завершает собой основной стихотворный корпус (Изд. 1936. Т. I. С. 254). Комментарии к стихотворению скупы и немногословны: «Никаких сведений об обстоятельствах и времени написания этого стихотворения не сохранилось» (Там же. Т. II. С. 283).

Историю текста «Молитвы» позволяет прояснить одно из писем Н. Л. Боратынской осени 1844 г. Благодаря своего деверя Сергея Боратынского за помощь в устройстве хозяйственных дел, Настасья Львовна писала ему И ноября

1844 г.:

Je ne saurais assez vous remercier pour votre bonne lettre mon cher Serges, et j’accepte avec reconnaissance vos bonnes intentions a mon egard, exprimees cTune maniere si affectueuse. Mon beau frere qui a eu la bonte de se charger de toutes nos affaires se propose de vous informer avec detail de tout ce qui est urgent pour le moment et je m’en remets a vos soins dont j’apprecie 1’offre d’autant plus que je sais a qucl point ce genre de soucis vous fatigue. Je suis toujours a la recherche des peintres et aucune copie n’a reussi jusqu’a present; un portrait ressemblant est necessaire pour le buste et aucun de ceux que nous avons n’est satisfaisant. Je vous transeris une priere d’Eugene qui na jamais ete ecrite et dont je me suis rappellee un jour que j’allais a la messe:

474

Царь Небес! успокой Дух болезненный мой Заблуждений земли Мне забвенье пошли И на строгой твой рай Силы сердцу подай!

Chargez vous je vous prie de baiser pour moi, les mains de Maman, de mes respects pour ma tante; de mes amities pour votre femme, vos enfans, Natalie, Sophie et Leon. Les enfans se recommandent a vos bontes.

[Не умею достаточно поблагодарить вас за ваше милое письмо, мой дорогой Серж. Я очень признательна за ваше беспокойство и заботы обо мне, высказанные столь сердечно. Мой зять, который был столь любезен, что согласился взять на себя решение всех наших дел, собирается сообщить вам обо всем, что необходимо в нынешнюю минуту, и я решаюсь положиться на вас, тем более ценя такое ваше предложение, что знаю, до какой степени подобные хлопоты вас утомляют.

Я все еще пытаюсь найти художников, но ни одна копия до сей поры не удалась; похожий портрет необходим для изготовления бюста, а среди тех, что есть у нас, нет ни одного удовлетворительного.

Записываю для вас сочиненную Евгением молитву, которая никогда не была записана и которую я как-то вспомнила, когда шла к службе.

<...>

Позвольте попросить вас поцеловать за меня ручки Маменьке, засвидетельствовать мое почтение тетушке, передать мои дружеские приветы вашей жене и детям, Натали, Софи и Леону. Дети вам кланяются.]

(ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 103. Л. 1—2 об.; курсив мой. — А. Б. )48.

Как следует из слов вдовы поэта, «Молитва» могла и не мыслиться Боратынским как текст письменный49 и тем более предназначаемый к печати в ряду его собственно лирических пьес. В сущности, «Молитва» стала «стихотворе

48 На Л. 2 об.: «Его Высокоблагородию Милостивому Государю Сергею Абрамовичу Боратынскому. Тамбовской Губернии, г. Кирсановъ»; датировка — по штемпелю: С.-Петербург. 2 ч. 11 ноя<бря> 1844.

Мой зять — Н. В. Путята, Маменька — А. Ф. Боратынская, тетушка — ее младшая сестра Е. Ф. Черепанова. Жена С. А. Боратынского — С. М. Салтыкова-Дельвиг; их дети — Александра, Михаил, София, Анастасия и дочь Дельвига, воспитывавшаяся в их семье, — Елизавета Антоновна. Натали и Софи — незамужние сестры Е. А. Боратынского, жившие с матерью в Маре. Леон — Лев Абрамович Боратынский, брат поэта.

49 В таком случае автографа могло никогда и не существовать.

475

нием Евгения Боратынского» тогда, когда Настасья Львовна решила послать этот текст Плетневу. Показательно в этом отношении и словоупотребление в ее письмах: если Сергею Абрамовичу она шлет «молитву, сочиненную Евгением» («une priere cTEugene»), то редактору «Современника» — на следующий день — отправляет уже «два Евгеньевых стихотворения».

Таким образом, именно посланная Плетневу копия представляет собой самую раннюю фиксацию текста «Молитвы» в качестве «стихотворения Евгения Боратынского» и имеет все основания быть признанной источником основного текста.

Соседствуя на страницах одной книжки журнала, посмертные тексты Боратынского — «Когда дитя и страсти и сомненья…», «Люблю я