публикации письма (Изд. 1869. С. 423). В письме от 10 февраля в альбомной копии отчеркнуто карандашом начало до фразы «С Князем и Княгиней…» (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 40. Л. 16—17; текст письма: Летопись. С. 361—362) — в Изд. 1869 купированный начальный фрагмент еще значительнее (Изд. 1869. С. 424). В письме от 9 февраля в альбомной копии отчеркнут последний фрагмент, рассказывающий о встрече с дядюшкой Петром Андреевичем (ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 40. Л. 19 об.—20; текст письма: Летопись. С. 361) — он также опущен в публикации (Изд. 1869. С. 427).

По копиям Н. Л. Боратынской сын поэта напечатал последнюю редакцию поэмы «Цыганка», не опубликованную при жизни Боратынского, многие поздние стихотворения. Так, текст послания «Дядьке Итальянцу» в Изд. 1869 восходит не к первой публикации в «Современнике», а к альбомным спискам, о чем свидетельствует специфика разночтений в печатном тексте. В соответствии с большинством списков Н. Л. Боратынской строка «Пироскафа» напечатана с усечением в форме «здравья»: «Пеною здравья брызжет мне валъ» — также в отличие от текста «Современника». Альбомным копиям соответствует чтение в финальной строфе «Опять весна, опять смеется луг…» и «Люблю я вас, богини пенья…», к спискам Н. Л. Боратынской восходит заглавие стихотворения «Когда твой голос, о поэт…» — «Память поэту».

Можно полагать, что копии Настасьи Львовны Лев Боратынский считал источником, отражающим последнюю авторскую волю, следование которой он стремился проводить как важнейший эдиционный принцип, что хорошо видно из писем Л. Е. Боратынского к Путяте и писем последнего Бартеневу, также принимавшему участие в подготовке издания.

495

Из писем сына поэта следует, что в его распоряжении был труднодоступный ныне экземпляр «Стихотворений Баратынского» 1835 г. с авторскими поправками71, которые он настоятельно хотел ввести в основной корпус, хотя эти поправки не всегда представляли законченную редакцию. Так, Лев Евгеньевич писал Путяте:

…в биографическом очерке там где приведены стихи из стихотворения «Судьбой наложенныя цепи» мне кажется, что я привел прежний тексты «Далече странствуют иные», но слово странствуют, в экземпляре 1835 года зачеркнуто и заменено словом бедствуют, так что следует и в ситации напечатать: — «Далече бедствуют иные» <...>

…поэт зачеркнул в стихотворении Д. Давыдову стихъ: «И трепетать ему не линь», так что это стихотворение должно читаться:

Так, так! Покуда сердце живо,

В воспоминаньи горделиво Хранить я буду оный день.

не смотря на то, что стих «Хранить я буду оный день» остается без рифмы, но чрез это не утрачивается благозвучие <...>

(РГАЛИ. Ф. 394. Оп. 1. № 93. Л. 17 об., 29).

Первая поправка в издании была учтена и не вызвала возражений Путяты или Бартенева, в то время как слепое следование «последней авторской воле» в послании Давыдову, на котором настаивал Лев Боратынский, Путятой было сочтено неоправданным, о чем он прямо писал Бартеневу:

Левушка меня приводить в отчаяние. В послании к Д. Давыдову он поставил точки вместо однаго стиха потому, что отец его зачеркнул этот стих в своем экземпляре издания 1835 г., вероятно с намерением изменить его, но не сделал этаго. Я возстановил этот стих по тому же изданию. Вообще я почти уверен, что половина сделанных нами корректур не будет исправлена в типографии, и что нео<б>ходимо перечитывать еще за тем набранные листы.

(РГАЛИ. Ф. 46. Оп. 1. № 382. Л. 20—20 об.)72

71 Ныне находится в собственности наследников К. В. Пигарева; в первых томах настоящего собрания эта правка Боратынского была учтена непоследовательно.

72 В результате в основном тексте послание было напечатано в соответствии с текстом Изд. 1835, а указания о последующих авторских исправлениях были помещены в разделе «Варианты»

(Изд. 1869. С. 201).

496

Уже из этого фрагмента переписки, сопровождавшей подготовку издания, хорошо видны те неизбежные недостатки собрания 1869 г., которые существенно затрудняют обращение к нему как авторитетному источнику текста. Принцип последней авторской воли, на котором настаивал Лев Боратынский, на деле оказывался реализованным далеко не последовательно — частично из-за противодействия Путяты и Бартенева, считавших некоторые требования сына поэта чересчур радикальными, частично из-за технических затруднений с печатанием и вычиткой корректур: отпечатанные листы Бартенев, ведавший сношениями с типографией, отсылал на вычитку Путяте в Мураново и Льву Евгеньевичу, который часто отлучался из Москвы. Многие поправки вносились в самый последний момент, при этом все равно довольно значительное их число в самой книге учтено не было, и к изданию был приложен внушительный список опечаток.

Таким образом, непоследовательность конкретных текстологических решений в Изд. 1869 существенно затрудняет обращение к нему и последующим семейным переизданиям 1884-го и 1900-го гг. как к авторитетному источнику текстов. Значительно большим весом в эдиционной практике должны обладать положенные в основу этого издания рукописные материалы из семейного архива и, прежде всего, копии в альбомах Н. Л. Боратынской.

А. С. Бодрова

32 — 5341

497

— V —

Журнальные отклики на «Сумерки»

32*

ЖУРНАЛЬНЫЕ ОТКЛИКИ НА «СУМЕРКИ»*

ОБЪЯВЛЕНИЕ О ВЫХОДЕ «СУМЕРЕК»>’ В КНИЖНОЙ ЛАВКЕ А. СЕМЕНА

на Кузнецком мосту в доме Суровщикова, поступило в продажу отпечатанное на сих днях сочинение Евгения Боратынского

СУМЕРКИ

цена в бумажке 5 руб. ассигн.

О. И. СЕНКОВСКИЙ (?)

СУМЕРКИ. СОЧИНЕНИЕ ЕВГЕНИЯ БАРАТЫНСКОГО.

МОСКВА, В ТИП. СЕМЕНА, 1842, в-12, СТР. 88* 1 2

Сумерки, и луны нет! Сумерки, и девы нет! Даже нет мечты!…. которая впрочем то же что дева. Что ж это за сумерки?…. Но они именно тем и хороши, что в них нет ни луны, ни девы, ни мечты. Это сумерки без всяких пошлостей, сумерки comme-il-faut, благородные сумерки.

* Тексты рецензий и статей печатаются по новой орфографии, но с сохранением специфических особенностей правописания (заглавные буквы, слитное / раздельное / дефисное написание и т. д.) и пунктуации источников.

1 Московские Ведомости. 1842. № 40. Середа, Мая 20-го. Прибавления. Отд. II. О русских книгах. С. 589.

2 Библиотека для Чтения. 1842. Т. 53. № 7 (ценз. разр. 30 июня; вышел 4 июля — Летопись. С. 387). ОТД. VI: Литературная летопись. Июнь, 1842. Новые книги. С. 1—8 (6-й пагинации).

501

Насчет сумерок, я думаю, что они тогда только становятся приметными, когда солнце оставляет горизонт, или когда оно помрачается. Эта мысль пришла мне в последнее затьмение, 26 июня. Луна, конечно, блестит очень изрядно впотьмах: светило хоть куда, в ночное время! Даже и днем, как-скоро она поместится против солнца, все примечают ее, все об ней толкуют. Не будь солнца, луна решительно была бы незаметна во вселенной; никто не знал бы о существовании луны. И я сделал наблюдение, что таких лун, которые помещаются против солнца и заставляют всех говорить о себе, очень много на свете. Есть солнца на земле, которые проливают на нее еще более свету чем то, которое затьмилось 26 июня. В их свете ходят поколения. Без них человек блуждал бы во мраке, будь на небе даже десять таких солнц как то, которое затьмилось. Это — гениальные люди. Это — великие таланты. И есть такие луны, тела круглые, темные, которые не светят сами собою, но становятся светлыми и довольно блестящими, как-скоро эти солнца озарят их своими лучами. Эти тела круглые, темные — головы с посредственными дарованиями. Они непременно требуют такого освещения чтобы сделаться заметными. Сама природа назначила их быть спутниками солнц, или гениев. Эти солнца, освещая эти головы преимущественно, имеют дар обнаруживать в них много прекрасного и необыкновенного, и делают из них весьма полезные ночные светила. Так, головы, поместившиеся в сиянии Наполеонова гения, долго еще и после его закату бросали свет на мрачные пропасти человечества. Так, в блестящие эпохи Петра и Екатерины, возникали из тьмы герои, которых имена навсегда останутся в истории. Так, и на светлых полях поэзии, Томас Мур, половиною своей славы обязан Байрону, или Бирону. Множество имен известны только потому что стояли некогда насупротив лучезарного имени Вольтера. И на Руси бывали подобные случаи. Вместе с Карамзиным, Жуковским, Батюшковым, стали славны их друзья, которых я никогда не решусь назвать по имени, из уважения к их приятному, хоть и заимствованному, свету. Пушкин тоже имел свои луны. Как-скоро луч его славы упадал на них, они начинали нам присвечивать, и мы удивлялись красоте этих второстепенных светил. Лишь-только это яркое солнце угасло, и все луны исчезли в общей темноте. Таково свойство отраженного свету!

Я говорю это единственно по случаю затьмения и луны, а вовсе не насчет «Сумерок» господина Баратынского. Его «Сумерки» — сумерки хоть куда. Они были бы приметны даже и в таком случае, когда б солнца совсем не существовало; когда б все было мрак и тьма; когда б четыре радужные луча Пушкина не проливали на них своего волшебного свету:

502

Стих каждой повести твоей Звучит и блещет как червонец;

Твоя Чухоночка, ей-ей,

Гречанок Байрона милей,

А твой зоил — прямой Чухонец!

Стихотворения его, и прежде напечатанные, и нынешние, имеют свое самостоятельное достоинство. В них много прелести, много ума. Почти каждая пиеса запечатлена удачною мыслью, и, главное, ни в одной из них, несмотря на сумерки, нет ни девы, ни мечты, ни луны, что доставило нам особенное и несказанное удовольствие.

Предрассудок… он обломок Давней правды. Храм упал,

А руин его потомок Языка не разгадал.

Гонит в нем наш век надменный,

Не узнав его лица,

Нашей правды современной Дряхлолетнего отца.

Воздержи младую силу!

Дней его не возмущай!

Но пристойную могилу,

Как уснет он, предку дай!

Эти прекрасные строки заключают в себе мысль, почти поэтическую. Вот другое стихотворение в том же роде, «Приметы»:

Пока человек естества не пытал Горнилом, весами и мерой,

Но детски вещаньям природы внимал,

Ловил ея знаменья с верой;

Покуда природу любил он, она Любовью ему отвечала:

О нем дружелюбной заботы полна,

Язык для него обретала.

Почуя беду над его головой,

Вран каркал ему в опасенье:

И замысла, в пору смирясь пред судьбой,

Воздерживал он дерзновенье.

503

На путь ему выбежав из лесу волк,

Крутясь и подъемля щетину,

Победу пророчил: и смело свой полк Бросал он на вражью дружину.

Чета голубиная, вея над ним,

Блаженство любви прорицала:

В пустыне безлюдной он не был одним,

Не чуждая жизнь в ней дышала.

Но, чувство презрев, он доверил уму,

Вдался в суету изъисканий:

И сердце природы закрылось ему!

И нет на земле прорицаний!

Поэзия господина Баратынского всегда отличалась эпиграмматическим на правлением. Это слабость умных людей. В «Сумерках» также есть эпиграм мы, — и одна из них очень едка, — а другая совершенно справедлива

I

Филида с каждою зимою,

Зимою новою своей,

Пугает большей наготою Своих старушечьих плечей:

И, Афродита гробовая,

Подходит, словно к ложу сна,

За ризой ризу опуская,

К одру последнему она.

II

Сначала мысль, воплощена В поэму сжатую поэта,

Как дева юная темна Для невнимательного света.

Потом осмелившись, она Уже увертлива, речиста,

Со всех сторон своих видна,

Как искушенная жена В свободной прозе романиста.

Болтунья старая затем,

Она, подъемля крик нахальный,

Плодит в полемике журнальной Давно уж ведомое всем.

504

Правда, что здесь есть дева, и еще юная,