своим, Что просит у сердца ответа; Крылатою мыслью он мир облетел, В одном беспредельном нашел ей предел.
Все дух в нем питало: труды мудрецов, Искусств вдохновенных созданья, Преданья, заветы минувших веков, Цветущих времен упованья;
Мечтою по воле проникнуть он мог И в нищую хату, и в царский чертог. С природой одною он жизнью дышал: Ручья разумел лепетанье,
И говор древесных лпстов понимал, И чувствовал трав прозябанье; Была ему звездная книга ясна, И с ним говорила морская волна.
Изведан, испытан им весь человек! И ежели жизнью земною Творец ограничил летучий наш век, И нас за могильной доскою,
За миром явлений, не ждет ничего: Творца оправдает могила его. И если загробная жизнь нам дана, Он, здешней вполне отдышавший
И в звучных, глубоких отзывах сполна Все дольное долу отдавший, К предвечному легкой душой возлетит, И в небе земное его не смутит.
1832
* * *
Болящий дух врачует песнопепье. Гармонии таинственная власть Тяжелое искупит заблужденье И укротит бунтующую страсть. Душа певца, согласно излитая. Разрешена от всех своих скорбен; И чистоту поэзия святая И мир отдаст причастнице своей.
«1834»
О мысль! тебе удел цветка: Он свежий манит мотылька, Прельщает пчелку золотую, К нему с любовью мошка льнет, И стрекоза его поет; Утратил прелесть молодую И чередой своей поблек Где пчелка, мошка, мотылек? Забыт он роем их летучим, И никому в нем нужды нет; А тут зерном своим падучим Он зарождает новый цвет.
«1834»
ПРИМЕТЫ
Пока человек естества не пытал Горнилом, весами и мерой, Но детски вещаньям природы внимал, Ловил ее знаменья с верой;
Покуда природу любил он, она Любовью ему отвечала, О нем дружелюбной заботы полна. Язык для него обретала.
Почуя беду над его головой, Вран каркал ему в опасенье, И замысла, в перу смирясь пред судьбой, Воздерживал он дерзновенье.
На путь ему выбежав из лесу волк, Крутясь и подъемля щетину, Победу пророчил, и смело свой полк Бросал он на вражью дружипу.
Чета голубиная, вея над пим, Блаженство любви прорицала. В пустыне безлюдной он не был одним, Нечуждая жизнь в ней дышала.
Но, чувство презрев, он доверил уму; Вдался в суету изысканий… И сердце природы закрылось ему, И ыет на земле прорицаний.
«1839»
Предрассудок! он обломок Давней правды. Храм упал; А руин его потомок Языка не разгадал.
Гонит в нем наш век надменный, Не узнав его лица, Нашей правды современной Дряхлолетнего отца.
Воздержи младую силу! Дней его не возмущай; Но пристойную могилу, Как уснет он, предку дай.
ПИРОСКАФ
Дикою, грозною ласкою полны, Бьют в наш корабль средиземные волны. Вот над кормою стал капитан. Визгнул свисток его. Братствуя с паром, Ветру наш парус раздался недаром: Пенясь, глубоко вздохнул океан! Мчимся. Колеса могучей машины Роют волнистое лоно пучины. Парус надулся. Берег исчез. Наедине мы с морскими волнами; Только что чайка вьется за нами Белая, рея меж вод и пебес. Только вдали, океапа жилица, Чайке подобна, вод его птица, Парус развив, как большое крыло, С бурной стихией в томительном споре, Лодка рыбачья качается в море, С брегом набрежное скрылось, ушло! Много земель я оставил за мною; Вынес я много смятенной душою Радостей ложных, истинных зол; Много мятежных решил я вопросов, Прежде чем руки марсельских матросов Подняли якорь, надежды символ!
С детства влекла меня сердца тревога В область свободную влажного бога; Жадные длани я к ней простирал. Темную страсть мою днесь награждая, Кротко щадит меня немочь морская, Пеною здравия брызжет мне вал!
Нужды нет, близко ль, далеко ль до брега! В сердце к нему приготовлена нега. Вижу Фетиду; мне жребий благой Емлет она из лазоревой урны: Завтра увижу я башни Ливурны, Завтра увижу Элизий земной!
1844
