и ум.
Но мы забудем шум
И суеты столицы,
Изладим колесницы,
Ударим по коням
И пустимся стрелою
В Приютино с тобою.
Согласны? – По рукам!
Между октябрем 1817 и ноябрем 1818
«Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы…»*
Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы
При появлении Аврориных лучей,
Но не отдаст тебе багряная денница
Сияния протекших дней,
Не возвратит убежищей прохлады,
Где нежились рои красот,
И никогда твои порфирны колоннады
Со дна не встанут синих вод.
Май или июнь 1819
«Есть наслаждение и в дикости лесов…»*
Есть наслаждение и в дикости лесов,
Есть радость на приморском бреге,
И есть гармония в сем говоре валов,
Дробящихся в пустынном беге.
Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,
Для сердца ты всего дороже!
С тобой, владычица, привык я забывать
И то, чем был, как был моложе,
И то, чем ныне стал под холодом годов.
Тобою в чувствах оживаю:
Их выразить душа не знает стройных слов
И как молчать об них – не знаю.
Июль или август 1819
Надпись для гробницы дочери Малышевой*
О! милый гость из отческой земли!
Молю тебя: заметь сей памятник безвестный:
Здесь матерь и отец надежду погребли;
Здесь я покоюся, младенец их прелестный.
Им молви от меня: «Не сетуйте, друзья!
Моя завидна скоротечность;
Не знала жизни я,
И знаю вечность».
Январь 1820
Подражание Ариосту*
La verginella è simile alla rosa[102]
Девица юная подобна розе нежной,
Взлелеянной весной под сению надежной:
Ни стадо алчное, ни взоры пастухов
Не знают тайного сокровища лугов,
Но ветер сладостный, но рощи благовонны,
Земля и небеса прекрасной благосклонны.
<1821>
Подражания древним*
Без смерти жизнь не жизнь: и что она? Сосуд,
Величествен сей понт! Лазурный царь пустыни,
О солнце! чудно ты среди небесных чуд!
И на земле прекрасного столь много!
Но все поддельное иль втуне серебро:
Плачь, смертный! плачь! Твое добро
В руке у Немезиды строгой!
* * *
Скалы чувствительны к свирели;
Верблюд прислушивать умеет песнь любви,
Стеня под бременем; румянее крови –
Ты видишь – розы покраснели
В долине Йемена от песней соловья…
А ты, красавица… Не постигаю я.
* * *
Взгляни: сей кипарис, как наша степь, бесплоден –
Но свеж и зелен он всегда.
Не можешь, гражданин, как пальма, дать плода?
Так буди с кипарисом сходен:
Как он уединен, осанист и свободен.
* * *
Когда в страдании девица отойдет
И труп синеющий остынет, –
Напрасно на него любовь и амвру льет,
И облаком цветов окинет.
Бледна, как лилия в лазури васильков,
Как восковое изваянье;
Нет радости в цветах для вянущих перстов,
И суетно благоуханье.
* * *
О смертный! хочешь ли безбедно перейти
За море жизни треволненной?
Не буди горд: и в ветр попутный опусти
Свой парус, счастием надменный.
Не покидай руля, как свистнет ярый ветр!
Будь в счастьи – Сципион, в тревоге брани – Петр.
* * *
Ты хочешь меду, сын? – так жала не страшись;
Венца победы? – смело к бою!
Ты перлов жаждешь? – так спустись
На дно, где крокодил зияет под водою.
Не бойся! Бог решит. Лишь смелым он отец,
Лишь смелым перлы, мед, иль гибель… иль венец.
Июнь 1821
Шафгаузен
«Жуковский, время всё проглотит…»*
Жуковский, время всё проглотит,
Тебя, меня и славы дым,
Но то, что в сердце мы храним,
В реке забвенья не потопит!
Нет смерти сердцу, нет ее!
Доколь оно для блага дышит!..
А чем исполнено твое,
И сам Плетаев не опишет.
Начало ноября 1821
«Ты знаешь, что изрек…»*
Ты знаешь, что изрек,
Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?
Рабом родится человек,
Рабом в могилу ляжет,
И смерть ему едва ли скажет,
Зачем он шел долиной чудной слез,
Страдал, рыдал, терпел, исчез.
1821 (?)
Мелкие сатирические и шуточные стихотворения
Перевод Лафонтеновой эпитафии*
Иван и умер, как родился, –
Ни с чем; он в жизни веселился
И время вот как разделял:
Во весь день – пил, а ночью – спал.
1804 или 1805
«Безрифмина совет…»*
Безрифмина совет:
Без жалости всё сжечь мое стихотворенье!
Быть так! Его ж, друзья, невинное творенье
Своею смертию умрет!
<1805>
<Н.И. Гнедичу> («Ужели слышать всё докучный барабан…»)*
Ужели слышать всё докучный барабан?
Пусть дружество еще, проникнув тихим гласом,
Хотя на час один соединит с Парнасом
Того, кто невзначай Ареев вздел кафтан
И с клячей величавой
Пустился кое-как за славой.
2 марта 1807
«Как трудно Бибрису со славою ужиться!..»*
Как трудно Бибрису со славою ужиться!
Он пьет, чтобы писать, и пишет, чтоб напиться!
Июль или август 1809
Мадригал новой Сафе*
Ты – Сафо, я – Фаон, – об этом и не спорю,
Но, к моему ты горю,
Пути не знаешь к морю.
Июль или август 1809
Книги и журналист*
Крот мыши раз шепнул: «Подруга! ну, зачем
На пыльном чердаке своем
Царапаешь, грызешь и книги раздираешь:
Ты крошки в них ума и пользы не сбираешь?»
– «Не об уме и хлопочу,
Я есть хочу».
Не знаю, впрок ли то, но эта мышь уликой
Тебе, обрызганный чернилами Арист.
Зубами ты живешь, голодный журналист.
Да нужды жить тебе не видим мы великой.
Июль или август 1809
Эпиграмма на перевод Вергилия*
Вдали от храма муз и рощей Геликона
Феб мстительной рукой Сатира задавил;
Воскрес урод и отомстил:
Друзья, он душит Аполлона!
Июль или август 1809
Всем известна участь Марсия.
Мадригал Мелине, которая называла себя нимфою*
Ты нимфа Ио, – нет сомненья!
Но только… после превращенья!
Июль или август 1809
Не нужны надписи для камня моего,
Пишите просто здесь: он был, и нет его!
Конец ноября 1809
Построил богу храм… и совесть успокоил.
И впрямь! На всё ценЫ удвоил:
Дал богу медный грош, а сотни взял рублей
С людей.
<1810>
«Теперь, сего же дня…»*
«Теперь, сего же дня,
Прощай, мой экипаж и рыжих четверня!
Лизета! ужины!.. Я с вами распрощался
– «Что сделалось с тобой?»
– «Безделка!.. Проигрался!»
<1810>
«О хлеб-соль русская! о прадед Филарет!
О милые останки,
Упрямство дедушки и ферези прабабки!
Без вас спасенья нет!
А вы, а вы забыты нами!» –
Вчера горланил Фирс с гостями
И, сидя у меня за лакомым столом,
В восторге пламенном, как истый витязь русский,
Съел соус, съел другой, а там сальмис французский,
А там шампанского хлебнул с бутылку он,
А там… подвинул стул и сел играть в бостон.
<1810>
«Какое сходство Клит с Суворовым имел?»
– «Нималого!» – «Большое».
– «Помилуй! Клит был трус, от выстрела робел
И пекся об одном желудке и покое;
Великий вождь вставал с зарей для ратных дел,
А Клит спал часто по неделе».
– «Всё так! да умер он, как вождь сей… на постеле».
<1810>
Из антологии*
Сот меда с молоком –
И Маин сын тебе навеки благосклонен!
Алкид не так-то скромен:
Дай две ему овцы, дай кОзу и с козлом;
Тогда он на овец прольет благословенье
И в снедь не даст волкам.
Храню к богам почтенье,
А стада не отдам
На жертвоприношенье.
По совести! Одна мне честь, –
Что волк его сожрал, что бог изволил съесть.
<1810>
К Маше*
О, радуйся, мой друг, прелестная Мария!
Ты прелестей полна, любови и ума,
С тобою грации, ты грация сама.
Пусть парки век прядут тебе часы златые!
Амур тебя благословил,
А я – как ангел говорил.
<1810>
На перевод «Генриады», или Превращение Вольтера*
«Что это! – говорил Платон, –
Остановился Флегетон,
Мегера, фурии и Цербер онемели,
Внимая пенью твоему,
Певец бессмертный Габриели?
Умолкни!.. Но сему
Безбожнику в награду
Поищем страшных мук, ужасных даже аду,
Соделаем его
Гнуснее самого
Сизифа злова!»
Сказал и превратил – о ужас! – в Ослякова.
Начало 1810
<П.А. Вяземскому> («Льстец моей ленивой музы…»)*
Льстец моей ленивой музы!
Ах, какие снова узы
На меня ты наложил?
Ты мою сонливу «Лету»
В Иордан преобратил
И, смеяся, мне, поэту,
Так кадилом накадил,
Что я в сладком упоеньи,
Позабыв стихотвореньи,
Задремал и видел сон:
Будто светлый Аполлон
НА берег реки унылой
Со стихами потащил
И в забвеньи потопил!
Конец декабря 1809 или начало 1810
Совет эпическому стихотворцу*
Какое хочешь имя дай
Твоей поэме полудикой:
Петр длинный, Петр большой, но только Петр Великий –
Ее не называй.
1810 (?)
Надпись к портрету Н.Н.*
И телом и душой ты на Амура схожа:
Коварна и умна и столько же пригожа.
<1811>
<На членов Вольного общества любителей словесности>*
Горами к небу вздуто море,
Стихии яростные в споре,
И тухнет дальний солнцев дом,
И звезды падают рядами.
Они покойны за столами,
Не видят и не слышут
И всё пером гусиным пишут!
9 августа 1812
«Всегдашний гость, мучитель мой…»*
Всегдашний гость, мучитель мой,
О Балдус! долго ль мне зевать, дремать с тобой?
Будь крошечку умней или – дай жить в покое!
Когда жестокий рок сведет тебя со мной –
Между 1809 и 1812 (?)
На поэмы Петру Великому*
Не странен ли судеб устав!
Певцы Петра – несчастья жертвы:
Наш Пиндар кончил жизнь, поэмы не скончав,
Другие живы все, но их поэмы мертвы!
1812 (?)
<Об А.И. Тургеневе>*
Ему ли помнить нас
На шумной сцене света?
Он помнит лишь обеда час
И час великий комитета!
25 апреля 1814
Новый род смерти*
За чашей пуншевой в политику с друзьями
Пустился Бавий наш, присяжный стихотвор.
Одомаратели все сделались судьями,
И каждый прокричал свой умный приговор,
Как ныне водится, Наполеону:
«Сорвем с него корону!»
– «Повесим!» – «Нет, сожжем!»
– «Нет, это жестоко… в Каэну отвезем
И медленным отравим ядом».
– «Очнется!» – «Как же быть?» – «Пускай истает гладом!»
– «От жажды!..» – «Нет! – вскричал насмешливый Филон. –
Нет! с большей лютостью дни изверга скончайте!
На Эльбе виршами до смерти зачитайте,
Ручаюсь: с двух стихов у вас зачахнет он!»
Между маем и октябрем 1814
«Памфил забавен за столом…»*
Памфил забавен за столом,
Хоть часто и назло рассудку;
Веселостью обязан он желудку,
А памяти – умом.
<1815>
«От стужи весь дрожу…»*
От стужи весь дрожу,
Хоть у камина я сижу.
Под шубою лежу
И на огонь гляжу,
Но всё как лист дрожу,
Подобен весь ежу,
Теплом я дорожу,
А в холоде брожу
И чуть стихами ржу.
На книгу под названием «Смесь»*
По чести, это смесь:
Тут проза и стихи, и авторская спесь.
<1817>
Запрос Арзамасу*
Три Пушкина в Москве, и все они – поэты.
Я полагаю, все одни имеют леты.
Талантом, может быть, они и не равны,
Один другого больше пишет,
Один живет с женой, другой и без жены,
А третий об жене и весточки не слышит
(Последний – промеж нас я молвлю – страшный плут,
И прямо в ад ему дорога!), –
Но дело не о том: скажите, ради бога,
Которого из них Бобрищевым зовут?
4 марта 1817
<Надпись к портрету П.А. Вяземского>*
Кто это, так насупя брови,
Сидит растрепанный и мрачный, как Федул?
О чудо! Это он!.. Но кто же? Наш Катулл,
Наш Вяземский, певец веселья и любови!
9 марта 1817
«Меня преследует судьба…»*
Меня преследует судьба,
Как будто я талант имею!
Она, известно вам, слепа;
Но я в глаза ей молвить смею:
«Оставь меня, я не поэт,
Я не ученый, не профессор;
Меня в календаре в числе счастливцев нет,
Первая половина марта 1817
«На свет и на стихи…»*
На свет и на стихи
Он злобой адской дышит;
Но в свете копит он грехи
И вечно рифмы пишет…
Первая половина марта 1817
«Числа, по совести, не знаю…»*
Числа, по совести, не знаю,
И скука только говорит:
«Пора вам с рифмами расстаться!» –
Рассудок мне твердит сегодня и вчера.
Первая половина марта 1817
Послание от практического мудреца мудрецу астафьическому с мудрецом пушкиническим*
Счастлив, кто в сердце носит рай,
Не изменяемый страстями!
Тому всегда блистает май
И не скудеет жизнь цветами!
Ты помнишь, как в плаще издранном Эпиктет
Не знал, что баромЕтр пророчит непогоду,
Что изменяется кругом моральный свет
И Рим готов пожрать вселенныя свободу.
В трудах он закалив и плоть свои и дух,
От зноя не потел, на дождике был сух!
Я буду твердостью превыше Эпиктета.
В шинель терпенья облекусь
И к вам нечаянно явлюсь
С лучами первыми рассвета.
Да! Да! Увидишь ты меня перед крыльцом
С стоическим лицом.
Не станет дело за умом!
Я ум возьму в Сенеке,
Дар красноречия мне
