сотоварищей.
Долго бы рассказывать мне, — продолжал Липоксай, — о всех его злодействах, ежели б описывать их подробно, но я скажу тебе о том вообще. С тех пор как овладел он моею книгою и духами, не приключилось в свете никакого важного несчастья, коего бы не был он виною. Сей мерзкий эфиоп, лишася власти умерщвлять людей, терзает их, напротив того, всякими лютейшими мучениями и лишает их своими очарованиями естественного их вида. Причем употребляет он такую хитрость, что все очарованные им по тех пор неизвестны бывают свету, покамест продолжается их очарование, и одни боги могут человекам открывать его козни. Он построил еще себе на некотором здесь острове замок и определил его на свои увеселения, но однако ж, кроме досад и огорчений, ничего в нем более не находит, понеже похищенные им отвсюду в сей замок красавицы, какие он ни употребляет пронырства для прельщения их, все до единой презирают его и гнушаются им, ибо правосудные боги, в наказание ему и для предосторожности неповинных красот, лишили его власти являться к ним в другом виде, кроме его собственного, а собственное его гнусное лицо неудобно прельстить и самой наипозорнейшей женщины. Вот каково его изображение!
Теперь осталось мне сказать тебе окончание собственной моей повести. Я нашел, будучи еще вживе, лютое средство умерщвлять людей разнообразно, хотя б и сами боги смерти их сопротивлялись. Но сего варварского таинства не включил я в мою книгу, ниже кому о том поведал, опасался худых от того следствий. Сия-то воздержность и спасла меня в аде от конечного моего погубления, и сие есть причиною теперешнего моего заключения. Ибо сей лютый волхв, уведав от сотоварищей моих о сей моей тайне, хотел от меня об ней узнать, но я ему твердо в том отказал, что и навлекло мне от него самое варварское мучение и темницею сей остров. Но я надеюсь, что милосердое небо за претерпленные мною страдания вскоре избавит меня от власти сего тирана человеческого рода. Ибо ты, государь, — продолжал он, — точно мне кажешься тем витязем, от коего боги определили мое избавление. Я уже весьма давнее время нахожусь на сем острове, вседневно ожидая с тобою моей свободы. Напоследок, увидев здесь тебя, предприял я испытать твое добродушие и тем увериться, что ты будешь мой избавитель от лютого Карачуна. Для сего-то точно и превратился я в молодого человека и силою моего знания обратил на себя толпу лютых зверей; и когда доброе твое сердце склонило тебя вдаться для меня в опасность, тогда я бросил в толпу сих животных некоторый приуготовленный мною состав, который, возбудя в них бешенство, обратил их на самих себя.
Едва только Липоксай окончил свою повесть, как пресильное землетрясение взорвало в пещере пол и учинило великое отверстие, из коего с превеликим пламенем и сгущенным дымом выскочил к ним исполин, вооруженный саблею.
— Умри, — вскричал он Светлосану, замахнувшись на него оружием, — и прекрати надежду сего неверного духа и свою собственную!
Но Липоксай в самый тот миг отхватил князя от поражения и вынес его вон из пещеры.
— Дерзновенный! — вскричал исполин духу. — Ты осмеливаешься защищать лютейшего моего врага, но ведай, что ты сим усугубил только свои и его мучения. Ничто вас не избавит от мщения Карачунова!
Проговорив сие, кинулся он за Светлосаном, который, лишившись волшебного своего меча при потоплении, принужден был спасаться бегством, не имея к защите своей другого способа. Помощью летающих сандалий, прибежал он вскоре на поверхность моря, но великан, который был точно Карачун, не оставил за ним гнаться и по морю, будучи поддерживаем духами.
Конечно бы от руки его погиб тогда Славенский князь, ежели б нечаянный случай, который, казалось, готовил ему единую погибель, не спас его жизни. От продолжительного бежания дух у него начал уже заниматься и лишать его всей надежды к спасению; отчаяние овладело его мыслями; он возвел глаза свои на небо для испрошения себе помощи свыше, но в самое то время, запнувшись, упал и мнил уже себя потопшим, как в самый тот миг почувствовал у себя в руках нечто такое, которое падение его остановило. Он встал тотчас опять на ноги и увидел под собою превеликого дельфина, держащего во рте своем волшебный Левсилов меч. Обрадованный князь сим приключением едва осмелился поверить своим глазам; воздав благодарение бессмертным, ухватил он свой меч и с превеликою храбростью обратился на гонящегося за ним Карачуна, который весьма уже близко от него находился. Сей гнусный волхв, сколько ни нагл был и ни дерзостен, но усмотря Левсилов меч в Светлосановой руке, вострепетал и обратился в бегство. Но не возмог бы он избежать достойной себе казни тогда же, ежели б не спасся от того своим коварством, ибо, превратяся в рыбу, повергнулся он в море и тем избавился от неминуемой себе смерти.
Светлосан, лишась таким образом своей победы, принужден был возвратиться на остров, дабы посоветовать с Липоксаем, каким образом может он достигнуть до окончания своего предприятия, в рассуждении ниспровержения сего коварного врага.
— Желание твое весьма похвально и велико, — сказал ему Липоксай, — оно избавляет мир и меня от наилютейшего тирана, и сколько мне ни будет стоить подать тебе о сем мое мнение, ибо чародей сей не упустит наложить мне за сие наижесточайших мучений, однако ж, невзирая на все то, хочу тебя в сем удовольствовать. Я уже тебе объявил, — продолжал он, — что Карачун имеет у себя два замка: один из них украшен всеми нежностями и приятствами великолепия и пышности, а другой имеет вид самого ада, по причине ужасных своих предметов. В сем последнем замке обитает Карачун, и всякому из смертных вход в него запрещен, под лишением за то живота. Кроме сего, окружен он ужасными заграждениями, которых, кроме богов и духов, никто преодолеть не может, не подвергая жизни своей неминуемой смерти. В сем замке хранит Карачун все похищенные им волшебные вещи, под стражею наиужаснейших чудовищ. Никак нельзя покуситься взойти открыто силою в сей замок или напасть на самого сего чародея и победить его явно. Надобно изыскивать случай, чтоб всполошить его в замке, в коем обитают у него красавицы, ибо он лишается тут почти всей своей силы, либо же при помощи богов войти тайно и без него в обитаемый им замок и напасть на него сонного. Кроме сего совета, — продолжал дух, — никак помочь тебе я не могу, ибо Ния запретил мне вспомоществовать тем, которые пожелают разрушить мою неволю.
Сказав сие, он исчез, а Светлосан, оставшись один, вознамерился искать Карачуновых замков.
Принеся наперед молитву богам, пошел он, вспомоществуемый сандалиями, на поверхность моря и определил на нем до тех пор странствовать, пока не найдет Карачунова жилища. Но сие путешествие было бы ему гробом, ежели бы не помогло ему доброе его счастье, которое по справедливости бывает иногда лучше храбрости и досужства. По отдалении его от острова, небо переменило ясность свою на мрак, порывистые ветры возмутили тихие воды и не оставили Светлосану иного пути, кроме опасной середины между волновавшеюся бездною и блиставшим горизонтом. К довершению напасти темнота окружила все пространство понта и не оставила ни малого средства к разделению предметов. В сей крайности князь принужден был бежать то по ярящимся волнам, то по бунтующему воздуху. Таким образом путешествовал он двои сутки, находясь в беспрестанной опасности от моря и грома. Наконец последовала ясность, но которая не принесла ему ни малого облегчения; глад и утомление, объявшие Светлосана, лишили его почти всех сил. Уже изнеможенные его ноги едва ему служили, и он начал уже от великой усталости спотыкаться и приходить в некоторый род обморока, который бы его навеки погрузил в море, как в самое то время увидел он превеликий отломок разбитого корабля. С великою радостью пошел он к нему, благодаря небо за толь очевидную помощь. Добравшись с немалым трудом до сего отломка, сел он на него и, отдохнув довольное время, почувствовал в себе изнуряющий голод и жажду. Весьма долго боролся он с ними, но напоследок побуждающая его к насыщению природа начала изнемогать и лишать его чувств. В сие время притуплённые его взоры, едва уже обращающиеся по поверхности вод, ласкаясь надеждою обрести на них нечто к утолению алча и жажды, увидели вдали плывущее животное, которое несло нечто во рту. Некая надежда обновилась в сердце Светлосанове; он поднял голову, чтоб рассмотреть получше сие животное, которое приплывало к нему час от часу ближе, и с великою радостью увидел наконец, что это был морской лев, который нес во рте своем превеликий куст с кокосовыми орехами. Как скоро подплыл он к Светлосану, то, оставив при ногах его свою ношу, нырнул в воду и по нескольких минутах, вынырнув от него в немалом расстоянии, поднялся в воздух в виде великой птицы.
Но Светлосан в тогдашнем своем состоянии не весьма старался то приметить и все свое попечение обратил к кокосовой ветви. При ослаблении своих сил едва он выволок ее из воды и напоследок, разрезав один орех своим мечом, выпил из оного сок, который показался ему тогда настоящим нектаром. Таким образом сия неожиданная помощь возвратила ему жизнь, столь много крат бывшую подверженну смерти. Сие счастливое приключение привело его в состояние путешествовать далее: снабдясь сим приятным плодом и принеся молитву небесам, вдался он паки своему путешествию, и, по счастью своему, чрез несколько дней увидел он остров, окруженный отвсюду дремучим лесом и каменистыми утесами. С превеликим трудом пробрался он сквозь чащу оного, в надежде сыскать несколько плодов, способных в пищу. По прошествии им сей густоты, увидел он высокие кремнистые горы, покрытые льдом и снегом и на которые никоим образом человеку не можно было взойти. Однако же Светлосан, вознамерясь осмотреть остров, превозмог сию трудность, вспомоществуем будучи сандалиями. Но какое было его удивление, когда он, по восшествии на сии горы, увидел с них дол, изобилующий плодоносными древами и благовонными цветами, а далее того великолепный замок, наподобие превысокой горы, украшенной разновидными цветами. При сем приятном виде Славенский князь пал на колени и, воздев руки к небу, произнес сию молитву: «Великий Перун и ты, многомощное божество бедствующих людей! Внемлите молению смертного, обожающего вас нелицемерно: если я не обманываюсь, то сие великолепное здание есть творение гордого Карачуна; вспомоществуйте мне прейти безбедственно все оставшиеся трудности, споборствуйте моему подвигу и, устрояя мою руку на отмщение
