мучимого человечества, сопроводите ее в сердце нечестивого тирана вселенной. Я обещаюсь принести вам тучную жертву и вспомоществовать всеми моими силами и во весь мой век страждущему человечеству».
По совершении Светлосаном молитвы, гром возгремел в десной его стране, и блеснувшая молния казалася стремящеюся на здание замка. Князь паки пал на землю, благодаря богов за толь явственное предвозвещание их благоволения. После чего, наполнясь несомненным надеянием на помощь бессмертных, пошел он прямо к замку. Чем ближе он к нему подходил, тем больше умножалося великолепие оного. Чертоги его, подобящиеся высокой и утесистой горе, были сооружены из разноцветных блистающих камней; злато и сребро были последние стен их украшения; преизящнейшие истуканы изобиловали на них повсюду; крыльцы, переходы и теремки являли на себе вид неподражаемого художества. Одним словом, здание сие походило на некий священный храм, превосходящий красотою и великолепием своим все те преузорочные достопамятности, которые греками седмью чудесами именовались. Но сколько замок сей был великолепен, столько приступ к нему был труден: стены его, сооруженные из крепчайшего мрамора, утыканы были наподобие щетины острыми рожнами, а вороты его состояли из непроницаемого булата. Кроме сей твердой заграды, окружала замок глубокая и быстрая река, наполненная преужасными чудовищами, которые, всплывая на поверхность вод, произносили страшный свист и рев, являя огромные и гнусные свои тела. Сверх того, находился на берегу железный истукан, вооруженный всеми орудиями, какие только изобрела кровавая война для отнятия жизни у людей. Сей грозный истукан, произнося престрашные завывания и вопли, обегал быстрее вихря берег, окружающий замок, и грозил умертвить всякого, кто б ни отважился в оный вступить, ибо силе его ничто противиться не могло.
Славенский князь, усмотря сего стража, обнажил свой меч и, надеясь помощью его крепости одолеть сие страшилище, пошел к нему безбоязненно. Железный страж, увидя идущего на себя Светлосана, бросился к нему с ужасною свирепостью и, подняв медную свою палицу, хотел его сразить ею нарозно, как вдруг, посмотрев на сего князя, возопил томным голосом и отскочил от него весьма поспешно. Столь нечаянный случай привел Светлосана в некоторый род недоумения и робости: он не ведал, что ему о сем приключении мыслить; между тем подходил он к нему ближе, желая получше его рассмотреть и, ежели можно, уведать от него о всем, о чем ему нужно было узнать. Но истукан, усмотря его к себе приближение, побежал к мосту, ведущему чрез реку, который состоял весь из железных пружин, сплоченных совокупно, и встал на конце оного; и как только Светлосан к нему подошел, то железный сей муж топнул в мост ногою, проговоря несколько слов, отчего оный тот же миг съежился. Сие удивительное приключение еще в большее привело удивление Славенского князя. Между тем истукан то отдалялся от Светлосана, то приближался к нему на железном своем мосте; во время отдаления своего делал он разные телодвижения и знаки и весьма печальные и смешные рожи, которыми старался он нечто дать знать Славенскому князю, а приближался к берегу, хотел его поразить. Сие чудное действие привело в вящее недоумение Светлосана: он не знал, что начать, ибо знаками своими испрашивал у него истукан некоей милости, а нападениями своими приводил его в раздражение. Но в самое то время, когда юный князь о сем размышлял, а железный муж подплыл к нему на мосте, делая нападения, налетел на Светлосана от стороны замка и почти из-за самого истукана превеликий морской орел, как будто бы желая на него напасть и с ним сразиться. Возбужденный сею нечаянною опасностью князь устремил на него свой меч, но вместо оного поразил им железного стража, который в самый тот миг превратился в человека средних лет, одетого в армянское платье, а орел между тем от них скрылся.
Превратившийся из истукана армянин пал в ноги Светлосану и, объемля его колена.
— Государь, — сказал ему, — я не обманулся, с самого первого на тебя взора почтя тебя витязем и любимцем богов, ибо хотя способом сего прежде принадлежавшего меча и избавил ты меня, но, не спомоществуемый вышеестественными силами, не мог бы ты дойти до сего неприступного места.
— Как! — перехватил речь его князь. — Разве ты Левсил?
— Так, государь, — отвечал он, — я муж несчастной Превраты; лютый Карачун, вспомоществуемый предательством неверного моего друга, разлучил меня с нею и, лишив всего, превратил меня в то ужасное состояние, из коего храбрость твоя меня извлекла, ибо окончание моего очарования состояло в поражении меня моим мечом.
После чего рассказал он ему подробно все свое похождение и распрю с Карачуном.
— Сей ужасный чародей, — присовокупил он, — всполошил меня в моем замке и изблевав на меня тьму ругательств, повелел оковать меня тяжкими цепями и, окружа бесчисленною стаею мрачных духов, увлек меня из прелестного моего жилища в сии места, исполненные плача и стенания. И когда мы поравнялися над поверхностью сей реки, тогда нежалостливый мой похититель, схватя меня в преогромные свои руки (ибо он имел тогда образ исполина), кинул на сей железный мост, произнеся сии слова: «Восприими свойство и крепость сего моста и из лютейшего моего врага соделайся ужасным стражем сего места по тех пор, пока не поразит тебя опасное твое оружие!» Слова его раздались с ужасным громом и треском по всему горизонту и низошли до врат свирепого ада. А я, летя с превеликим стремлением, ударился об мост, который от удара сего съежился, произнеся томный и пронзительный звон. Падение сие долженствовало бы естественно лишить меня жизни, но злодей мой устроил так, что я в самый миг моего удара превратился в железный истукан и, потеряв прежнюю свободу моих мыслей, наполнился неистовым алканием убивать всех попадающихся мне в глаза. Получа сие варварское стремление, скочил я с моста на берег и помчался быстрее вихря вокруг замка; попадшиеся мне звери и птицы вскоре почувствовали неистовую мою ярость; я их всех перестрелял моими стрелами и в один день учинил пустым и неприступным сей берег. С тех самых пор до сего часа, обегая повсеминутно сей берег, не видал я никого из живущих до самого твоего прихода, который возвратил мне прежний мой вид.
Окончив свою повесть, бросился было армянин паки к Светлосану в ноги, но князь до того его не допустил и, прияв в свои объятья, уверял его в своей дружбе, благодаря притом за угощение себе от его супруги.
— Как, государь, — вскричал удивленный Левсил, — неужели жена моя имела счастье угостить у себя столь великого витязя? А я ее почитал уже равно погибшею от наглости нашего злодея.
— Она бы действительно и теперь еще от ударов его страдала, — ответствовал князь, — ежели бы боги не освободили ее посредством моей руки от сего страшного тирана.
Посем рассказал он ему вкратце свои и ее приключения.
— О небо! — возопил тогда армянин. — Кого же тебе осталося поражать, ежели ты оставляешь без казни и такового злодея! Государь, — продолжал он говорить Светлосану, — я думаю, однако ж, что он недолго уже будет пользоваться плодами своих злодейств. Повсеместные жалобы ежечасно призывают богов к отмщению, и, ежели я не обманываюсь, то и сам Карачун предузнает скорую свою погибель: я его ныне зрю всегда уже смущенна и робеюща. Редкие его посещения в сей замок довольно доказывают его беспокойство. Он беспрестанно окружает как сей, так и собственный свой замок ужаснейшими страшилищами, мня ими заградить всякому в них вход, но может ли он ими воспрепятствовать мщению на себя бессмертных? Тебя, государь, — продолжал он, — познаю я орудием и исполнителем праведного их гнева, и ежели сие истинно, так, вооружася их покровительством, ступай наказать тирана и избавить несчастных от сего лютого изверга природы!
Таким образом говоря, побуждал он вступить Светлосана на железный мост, но едва занес на него князь ногу, как мост, восшумя престрашным образом, съежился, а наполняющие реку чудовища, вынырнув все из воды, разинули свои пасти и, произнося престрашный вой, свист и рев, угрожали Светлосану пожранием, ежели осмелится он переправляться чрез реку. Но сей неустрашимый князь, возлагая надежду на богов и призывая их на помощь, начал поражать своим мечом приближившихся к нему страшилищ. При всяком ударе мужество его получало награждение, ибо на каком месте ни поражал он чудовищ, то в мгновение ока становилось оное твердым, а вода со страшилищами исчезала. Ободренный сим успехом, Светлосан подвигался все далее, поражая уродов и очищая тем путь за собою Левсилу. Таким образом вскоре дошел он до другого берега и лишь только на оный вступил, то вся река, окружавшая замок, провалилась сквозь землю с превеликим шумом и треском. Светлосан и Левсил, познавая в сем чуде ясно божескую к себе помощь, пали на землю, принося благодарение небожителям.
По таковых успехах, Славенский князь не сомневался уже более преодолеть заград, препинавших ему вход в замок. Ополченный бодростью и надеянием, подошел он к воротам замка, чтоб попытаться и оные себе отверсти, но едва он к ним приступил, как стальные их вереи превратились в преужасных волотов, зияющих пламенем, а двери в престрашную огненную хлябь, преисполненную разнообразных чудовищ. Все сии страшилища, увидев идущего к себе князя, приготовилися к совокупному на него нападению, но Светлосан, призвав на помощь бессмертных и возвысив свой меч, пошел на них без всякой боязни. По нескольких его ударах, почувствовал он себя угрызенна в лядвию; сие угрызение воспалило еще более его храбрость; горя отмщением за сие ему оскорбление и собрав все свои силы, поразил он своим мечом в самое отверстие зиявшей на него хляби, желая одним ударом сокрушить всех ее страшилищ. Напряжение его столь было сильно, что он упал, но как он удивился, когда по восстании своем увидел себя уже внутри замка! Последовавший ему Левсил вывел его тотчас из сего удивления, объявив ему следующее (ибо он все сие действие приметил, следуя за ним издалека): что когда Светлосан поражал пламенных чудовищ, то оные поминутно от него помалу исчезали; между тем одна преужасная саламандра, исторгнувшись из самой глубины хляби, хотела его стремлением своим опровергнуть, но в самый тот миг поразила ее нисшедшая с небес огненная стрела; чудовище исчезло, а князь, воспаленный гневом, поразил мечом во хлябь, которая в ту ж минуту сокрылась, и Светлосан, увлеченный своим напряжением, принужден был упасть во внутренность замка.
Сия очевидная божеская помощь извлекла радостные слезы из очей Славенского князя; он принес благодарение бессмертным, в чем и Левсил ему
