Сайт продается, подробности: whatsapp telegram
Скачать:TXTPDF
Стихотворения

готов!

Д. Эммануил

(в подобном положении)

Сам молви ласковое слово,

Ты — младший, дай любви пример!

Д. Цезарь

Не потому, что я виновен

Иль брата старшего слабей?

Д. Эммануил

Всем доблесть рыцаря известна:

Ты скромен, следственно, не слаб.

Д. Цезарь

Или так мыслишь ты о брате

Воистину?

Д. Эммануил

Не знаю лжи;

Как ты, душою выше чванства.

Д. Цезарь

Презренья не могу снести;

Но ты в пылу жестокой распри

О брате низко не вещал!

Д. Эммануил

Моей ты смерти не алкал.

Я знаю: ты казнил монаха,

Что мне готовил тайно яд.

Д. Цезарь

О, если б брата прежде знал!

Что было… верно б не случилось!

Д. Эммануил

Не зная сердца твоего,

Я матерь горестно обидел.

Д. Цезарь

Ты мне жестоким был описан.

Д. Эммануил

Несчастие: князей клевреты

Владеют тайно их душой!

Д. Цезарь

(быстро)

Всему виновники они…

Д. Эммануил

Два сердца разлучивши злобой…

Д. Цезарь

Наветом, хитрой клеветой…

Д. Эммануил

И ядом лести и коварства…

Д. Цезарь

Питая яростную рану…

Д. Эммануил

Нас сделали рабами их…

Д. Цезарь

Игралищем страстей чужих.

Д. Эммануил

Так, правда! чуждый друг неверен!

Д. Цезарь

Опасный: матерь нам вещала.

Д. Эммануил

Так дай же руку, милый брат!

Д. Цезарь

Она твоя навеки, брат!

Д. Эммануил

Чем боле на тебя смотрю,

Тем боле, с сладким удивленьем,

Сретаю матери черты…

Д. Цезарь

Вглядись, как сходен ты со мной:

Бесценное для брата сходство!

Д. Эммануил

Ты ль это, брат? Твои ли речи

И ласки к младшему, скажи?

Д. Цезарь

Ты ль это, юноша прелестный,

Столь злобный некогда мне враг?

Д. Эммануил

Как права, требуя коней

Из славного отца наследства,

Ты рыцаря прислал за ними,

И я дал рыцарю отказ.

Д. Цезарь

Они твои, не мыслю боле…

Д. Эммануил

Нет! нет! твои — и колесница

Прими как брата первый дар!

Д. Цезарь

Приму, но ты сей твердый замок,

Воздвигнутый над морем шумным,

Вражды источник обоюдный,

Прими как дань любви моей!

Д. Эммануил

Я не приму, но вместе там

Как братья станем жить отныне!

Д. Цезарь

Ты прав, к чему добром делиться,

Когда два сердца заодно?

Д. Эммануил

Союзом будем мы сильнее;

Против врагов, против судьбины

Нам дружба неизменный щит!

Д. Цезарь

Отныне мой ты стал навеки!

Хор

Но что мы, клевреты, стоим в неприязни?

Примеры благие дают нам князья:

Сомкнем же десницы без низкой боязни

И будем отныне навеки друзья!

1813 (?)

ПОДРАЖАНИЕ ГОРАЦИЮ

Я памятник воздвиг огромный и чудесный,

Прославя вас в стихах: не знает смерти он]

Как образ ваш и добрый и прелестный

(И в том порукою наш друг Наполеон),

Не знаю смерти я. И все мои творенья,

От тлена убежав, в печати будут жить:

Не Аполлон, но я кую сей цепи звенья,

В которую могу вселенну заключить.

Так первый я дерзнул в забавном русском слоге

О добродетели Елизы говорить,

В сердечной простоте беседовать о боге

И истину царям громами возгласить.

Царицы, царствуйте, и ты, императрица!

Не царствуйте, цари: я сам на Пинде царь!

Венера мне сестра, и ты моя сестрица,

А кесарь мой — святой косарь.

8 июля 1826

САТИРЫ

ПОСЛАНИЕ К СТИХАМ МОИМ

Sifflez-moi librement,

je vous le rends, mes freres.

Voltaire[18]

Стихи мои! опять за вас я принимаюсь!

С тех пор как с Музами, к несчастью, обращаюсь,

Покою ни на час… О, мой враждебный рок!

Во сне и наяву Кастальский льется ток!

Но с страстию писать не я один родился:

Чуть стопы размерять кто только научился,

За славою бежит — и бедный рифмотвор

В награду обретет не славу, но позор.

Куда ни погляжу, везде стихи марают,

Под кровлей песенки и оды сочиняют.

И бедный Стукодей, что прежде был капрал,

Не знаю для чего, теперь поэтом стал:

Нет хлеба ни куска, а роскошь выхваляет

И Грациям стихи голодный сочиняет;

Пьет воду, а вино в стихах льет через край;

Филису нам твердит: «Филиса, ты мой рай!»

Потом, возвысив тон, героев воспевает:

В стихах его и сам Суворов умирает!

Бедняга! удержись… брось, брось писать совсем!

Не лучше ли тебе маршировать с ружьем!

Плаксивин на слезах с ума у нас сошел:

Все пишет, что друзей на свете не нашел!

Поверю: ведь с людьми нельзя ему ужиться,

И так не мудрено, что с ними он бранится.

Безрифмин говорит о милых… о сердцах…

Чувствительность души твердит в своих стихах;

Но книг его — увы! — никто не покупает,

Хотя и (Глазунов) в газетах выхваляет.

Глупон за деньги рад нам всякого бранить,

И даже он готов поэмой уморить.

Иному в ум придет, что вкус восстановляет:

Мы верим все ему — кругами утверждает!

Другой уже спешит нам драму написать,

За коей будем мы не плакать, а зевать.

А третий, наконец… Но можно ли помыслить

Все глупости людей в подробности исчислить?..

Напрасный будет труд, но в нем и пользы нет:

Сатирою нельзя переменить нам свет.

Зачем с Глупоном мне, зачем всегда браниться?

Он также на меня готов вооружиться.

Зачем Безрифмину бумагу не марать?

Всяк пишет для себя: зачем же не писать?

Дым славы, хоть пустой, любезен нам, приятен;

Глас разума — увы! — к несчастию, не внятен.

Поэты есть у нас, есть скучные врали;

Они не вверх летят, не к небу, но к земли.

Давно я сам в себе, давно уже признался,

Что в мире, в тишине мой век бы провождался,

Когда б проклятый Феб мне не вскружил весь ум;

Я презрел бы тогда и славы тщетный шум

И жил бы так, как хан во славном Кашемире,

Не мысля о стихах, о Музах и о лире.

Но нет… Стихи мои, без вас нельзя мне жить,

И дня без рифм, без стоп не можно проводить!

К несчастью моему, мне надобно признаться,

Стихи как женщины: нам с ними ли расстаться?..

Когда не любят нас, хотим мы презирать,

Но все не престаем прекрасных обожать!

1804 или 1805

ПОСЛАНИЕ К ХЛОЕ

Подражание

Решилась, Хлоя, ты со мною удалиться

И в мирну хижину навек переселиться.

Веселий шумных мы забудем дым пустой:

Он скуку завсегда ведет лишь за собой.

За счастьем мы бежим, но редко достигаем,

Бежим за ним вослед — ив пропасть упадаем!

Как путник, огнь в лесу когда блудящий зрит,

Стремится к оному, но призрак прочь бежит,

В болота вязкие его он завлекает

И в страшной тишине в пустыне исчезает, —

Таков и человек! Куда ни бросим взгляд,

Узрим тотчас, что он и в счастии не рад.

Довольны все умом, Фортуною — нимало.

Что нравилось сперва, теперь то скучно стало;

То денег, то чинов, то славы он желает,

Но славы посреди и денег он — зевает!

Из хижины своей брось, Хлоя, взгляд на свет:

Четыре бьет часа — и кончился обед:

Из дому своего Глицера поспешает,

Чтоб ехать, — а куда? — беспечная не знает.

Карета подана, и лошади уж мчат.

«Постой!» — она кричит, и лошади стоят.

К Лаисе входит в дом, Лаису обнимает,

Садится, говорит о модах — и зевает;

О времени потом, о карточной игре,

О лентах, о пере, о платье и дворе.

Окончив разговор, который истощился,

От скуки уж поет. Глупонов тут явился,

Надутый, как павлин, с пустою головой,

Глядится в зеркало и шаркает ногой.

Вдруг входит Брумербас; все в зале замолкает.

Вступает в разговор и голос возвышает:

«Париж я верно б взял, — кричит из всех он сил, —

И Амстердам потом, гишпанцев бы разбил…»

Тут вспыхнет, как огонь, затопает ногами,

Пойдет по комнате широкими шагами;

Вообразит себе, что неприятель тут,

Что режут, что палят, кричат «ура!» и жгут.

Заплюет всем глаза герой наш плодовитый,

Но вдруг смиряется и бросит вид сердитый;

Начнет рассказывать, как турка задавил,

Как роту целую янычаров убил,

Турчанки нежные в него как все влюблялись,

Как турки в полону от злости запыхались,

И битые часа он три проговорит!..

Никто не слушает, а он кричит, кричит!

Но в зале разговор тут общим становится,

Всяк хочет говорить и хочет отличиться,

Какой ужасный шум! Нельзя ничто понять,

Нельзя и клевету от правды различать.

Но вдруг прервали крик и вдруг все замолчали,

Ни слова не слыхать! Немыми будто стали.

Придите, карты, к нам: все спят уже без вас!

Без карт покажется за век один и час.

К зеленому столу все гости прибегают

И жадность к золоту весельем прикрывают.

Окончили игру и к ужину спешат,

Смеются за столом, с соседом говорят:

И бедный человек живее становится,

За пищей, кажется, он вновь переродится.

Какой я слышу здесь чуднейший разговор!

Какие глупости! какая ложь и вздор!

Педант бранит войну и вместе мир ругает,

Сердечкин тут стихи любовные читает,

Тут старые Бурун нам новости твердит,

А здесь уже Глупон от скуки чуть не спит!

И так-то, Хлоя, век свой люди провождают

И так-то целый день в бездействии теряют,

День долгий, тягостный ленивому глупцу,

Но краткий, напротив, полезный мудрецу.

Сокроемся, мой друг, и навсегда простимся

С людьми и с городом: в деревне поселимся,

Под мирной кровлею дни будем провождать:

Как сладко тишину по буре нам вкушать!

1804 или 1805

ПЕРЕВОД 1-й САТИРЫ БОАЛО

Бедняга и поэт, и нелюдим несчастный,

Дамон, который нас стихами все морил,

Дамон, теперь презрев и славы шум напрасный,

Заимодавцев всех своих предупредил.

Боясь судей, тюрьмы, он в бегство обратился,

Как новый Диоген, надел свой плащ дурной,

Как рыцарь, посохом своим вооружился

И, связку навязав сатир, понес с собой.

Но в тот день, из Москвы как в путь он собирался,

Кипя досадою и с гневом на глазах,

Бледнее, чем Глупон, который проигрался,

Свой гнев истощевал почти что в сих словах:

«Возможно ль здесь мне жить? Здесь честности не знают!

Проклятая Москва! Проклятый скучный век!

Пороки все тебя лютейши поглощают,

Незнаем и забыт здесь честный человек.

С тобою должно мне навеки распроститься,

Бежать от должников, бежать из всех мне ног

И в тихом уголке надолго притаиться.

Ах! если б поскорей найти сей уголок!..

Забыл бы в нем людей, забыл бы их навеки.

Пока дней Парка нить еще моих прядет,

Спокоен я бы был, не лил бы слезны реки.

Пускай за счастием, пускай иной идет,

Пускай найдет его Бурун с кривой душою,

Он пусть живет в Москве, но здесь зачем мне жить?

Я людям ввек не льстил, не хвастал и собою,

Не лгал, не сплетничал, но чтил, что должно чтить.

Святая истина в стихах моих блистала

И Музой мне была, но правда глаз нам жжет.

Зато Фортуна мне, к несчастью, не ласкала.

Богаты подлецы, что заполняют свет,

Вооружились все против меня и гнали

За то, что правду я им вечно говорил.

Глупцы не разумом, не честностью блистали,

Но золотом одним. А я чтоб их хвалил!..

Скорее я почту простого селянина,

Который потом хлеб кропит насущный свой,

Чем этого глупца, большого господина,

С презреньем давит что людей на мостовой!

Но кто тебе велит (все скажут мне) браниться?

Немудрено, что ты в несчастий живешь;

Тебе никак нельзя, поверь, с людьми ужиться:

Ты беден, чином мал — зачем же не ползешь?

Смотри, как Сплетнин здесь тотчас обогатился,

Он князем уж давноТаков железный век:

Кто прежде был в пыли, тот в знати очутился!

Фортуна ветрена, и этот человек,

Который в золотой карете разъезжает,

Без помощи ее на козлах бы сидел

И правил лошадьми, — теперь повелевает,

Теперь он славен стал и сам в карету сел.

А между тем Честон, который не умеет

Стоять с почтением в лакейской у бояр,

И беден, и презрен, ступить шага не смеет;

В грязи замаран весь, он терпит холод, жар.

Бедняга с честностью забыт людьми и светом:

Итак, не лучше ли в стихах нам всех хвалить?

Зато богатым быть, в покое жить негретом,

Чем добродетелью своей себя морить?

То правда, государь нам часто помогает

И Музу спящую, лишь взглянет, — оживит,

Он Феба из тюрьмы нередко извлекает.

Чего не может царь!.. Захочет — и творит.

Но Мецената нет, увы! — и Август дремлет.

Притом захочет ли мне кто благотворить?

Кто участь в жалобах несчастного приемлет

И можно ли толпу просителей пробить,

Толпу несносную сынов несчастных Феба?

За оду просит тот, сей песню сочинил,

А этотмадригал. Проклятая от неба,

Прямая саранча! Терпеть нет боле сил!..

И лучше во сто

Скачать:TXTPDF

Стихотворения Батюшков читать, Стихотворения Батюшков читать бесплатно, Стихотворения Батюшков читать онлайн