Сайт продается, подробности: whatsapp telegram
Скачать:TXTPDF
Стихотворения

раз от них мне удалиться.

К чему прибегнуть мне? Не знаю, что начать?

Судьею разве быть, в приказные пуститься?

Судьею?.. Боже мой! Нет, этому не быть!

Скорее Стукодей бранить всех перестанет,

Скорей любовников Лаиса отошлет

И мужа своего любить как мужа станет,

Скорей Глицера свой скорей язык уймет,

Чем я пойду в судьи! Не вижу средства боле,

Как прочь отсюдова сейчас же убежать

И в мире тихо жить в моей несчастной доле,

В Москву проклятую опять не заезжать.

В ней честность с счастием всегда почти бранится,

Порок здесь царствует, порок здесь властелин,

Он в лентах, в орденах повсюду ясно зрится,

Забыта честность, но фортуны милый сын,

Хоть плут, глупец, злодей, в богатстве утопает,

И даже он везде… Не смею говорить

Какого стоика сие не раздражает?

Кто может, не браня, здесь целый век прожить?

Без Феба всякий здесь хорошими стихами

Опишет город вам, и в гневе стихотвор

На гору не пойдет Парнас с двумя холмами.

Он правдой удивит без вымыслов убор.

«Потише, — скажут мне, — зачем там горячиться?

Зачем так свысока? Немного удержись!

Ведь в гневе пользы нет: не лучше ли смириться?

А если хочешь врать, на кафедру взберись.

Там можно говорить и хорошо, и глупо,

Никто не сердится, спокойно всякий спит.

На правду у людей, поверь мне, ухо тупо».

Пусть светски мудрецы, пусть так все рассуждают!

Противен, знаю, им всегда был правды свет.

Они любезностью пороки закрывают,

Для них священного и в целом мире нет.

Любезно дружество, любезна добродетель,

Невинность чистая, любовь, краса сердец,

И совесть самая, всех наших дел свидетель,

Для них — мечта одна! Постой, о лжемудрец!

Куда влечешь меня? Я жить хочу с мечтою.

Постой! Болезнь к тебе, я вижу, смерть ведет,

Уж крылия ее простерты над тобою.

Мечта ли то теперь? Увы, к несчастью, нет!

Кого переменю моими я словами?

Я верю, что есть ад, святые, дьявол, рай,

Что сам Илья гремит над нашими главами.

А здесь, в Москве… Итак, прощай, Москва, прощай!..

1804 или 1805

ВИДЕНИЕ НА БРЕГАХ ЛЕТЫ

Ma muse sage et discrete

Sait de l’homme d’honneur distinguer le poete.

Boileau[19]

Вчера, Бобровым утомленный,

Я спал и видел чудный сон!

Как будто светлый Аполлон,

За что, не знаю, прогневленный,

Поэтам нашим смерть изрек;

Изрек — и все упали мертвы,

Невинны Аполлона жертвы!

Иной из них окончил век,

Сидя на чердаке высоком

В издранном шлафроке широком,

Голоден, наг и утомлен

Упрямой рифмой к светлу небу.

Другой, в Цитеру пренесен,

Красу, умильную как Гебу,

Хотел для нас насильнопеть

И пал без чувств в конце эклоги;

Везде, о милосердны боги!

Везде пирует алчна смерть,

Косою острой быстро машет,

Богату ниву аду пашет

И губит Фебовых детей,

Как ветр осенний злак полей!

Меж тем в Элизии священном,

Лавровым лесом осененном,

Под шумом Касталийских вод,

Певцов нечаянный приход

Узнал почтенный Ломоносов,

Херасков, честь и слава россов,

Честолюбивый Фебов сын,

Насмешник, грозный бич пороков,

Замысловатый Сумароков

И, Мельпомены друг, Княжнин.

И ты сидел в толпе избранной,

Стыдливо Грацией венчанный,

Певец прелестный мечты,

Между Психеи легкокрылой

И бога нежной красоты;

И ты там был, наездник хилой

Строптива девственниц седла,

Трудолюбивый, как пчела,

Отец стихов «Телемахиды»,

И ты, что сотворил обиды,

Венере девственной, Барков!

И ты, о мой певец незлобный,

Хемницер, в баснях бесподобный! —

Все, словом, коих бог певцов

Венчал бессмертия лучами,

Сидели там олив в тени,

Обнявшись с прежними врагами;

Но спорили еще они

О том о сем — и не без шума

(И в рае, думаю, у нас

У всякого своя есть дума,

Рассудок свой, и вкус, и глаз).

Садились все за пир богатый,

Как вдруг Маинин сын крылатый,

Присланный вышним божеством,

Сказал сидящим за столом:

«Сюда, на берег тихой Леты,

Бредут покойные поэты;

Они в реке сей погрузят

Себя и вместе юных чад.

Здесь опыт будет правосудный:

Стихи и проза безрассудны

Потонут вмиг: так Феб судил!» —

Сказал Эрмий — и силой крил

От ада к небу воспарил.

«Ага! — Фонвизин молвил братьям,

Здесь будет встреча не по платьям,

Но по заслугам и уму». —

«Да много ли, — в ответ ему

Шептал, смеяся, Сумароков, —

Певцов найдется без пороков?

Поглотит Леты всех струя,

Поглотит всех, иль я не я!» —

«Посмотрим, — продолжал вполгласа

Поэт, проклятый от Парнаса, —

Егда прийдут…» Но вот они,

Подобно как в осенни дни

Поблеклы листвия древесны,

Что буря в долах разнесла, —

Так теням сим не весть числа!

Идут толпой в ущелья тесны,

К реке забвения стихов,

Идут под бременем трудов;

Безгласны, бледны, приступают,

Любезных чад своих купают…

И более не зрят в волнах!

Но тут Минос, певцам на страх,

Старик угрюмый и курносый,

Чинит жестокие вопросы:

«Кто ты, вещай?» — «Я тот поэт,

По счастью, очень плодовитый

(Был тени маленькой ответ),

Я тот венками роз увитый

Поэт-философ-педагог,

Который задушил Вергилья,

Алкею окоротил крылья.

Я здесь, сего бо хощет бог

И долг священный природы…»[20]—

«Кто ж ты, болтун?» — «Я… Мер-зля-ков!» —

«Ступай и окунися в воды!» —

«Иду… во мне вся мерзнет кровь

Душа всего… душа природы,

Спаси, спаси меня, любовь!

Авось…» — «Нет, нет, болтун несчастный,

Довольно я с тобою выл!»[21]—

Сказал ему Эрот прекрасный, —

Который тут с Психеей был. —

«Ступай!» — Нырнул — и нет педанта.

«Кто ты?» — спросил допросчик тень,

Несущу связку фолианта.

«Увы, я делу ночь и день

Писал, пишу и вечно буду

Писать; все прозой, без еров.

Невинен я; на эту груду

Смотри, здесь тысячи листов,

Священной пылию покрытых,

Печатью мелкою убитых

И нет ера ни одного.

Да, я!..» — «Скорей купать его!»

Но тут явились лица новы

Из белокаменной Москвы.

Какие странные обновы!

От самых ног до головы

Обшиты платья их листами,

Где прозой детской и стихами

Иной кладбище, мавзолей,

Другой журнал души своей,

Другой Меланию, Зюльмису,

Глафиру, Хлою, Милитрису,

Луну, Веспера, голубков,

Баранов, кошек и котов[22]

Воспел в стихах своих унылых

На всякий лад для женщин милых

(О, век железный!..). А оне

Не только въяве, но во сне

Поэтов не видали бедных.

Из этих лиц уныло-бледных

Один, причесанный в тупей,

Поэт присяжный, князь вралей,

На суд явил творенья новы.

«Кто ты?» — «Увы, я пастушок,

Вздыхатель, завсегда готовый;

Вот мой венок и посошок,

Вот мой букет цветов тафтяных,

Вот список всех красот упрямых,

Которыми дышал и жил,

Которым я насильно мил.

Вот мой Амур, моя Аглая»[23]—

Сказал и, тягостно зевая,

Спросонья в Лету поскользнул!

«Уф! я устал, подайте стул,

Позвольте мне, я очень славен.

Бессмертен я, пока забавен». —

«Кто ж ты?» — «Я Русский и поэт.

Бегом бегу, лечу за славой,

Мне враг чужой рассудок здравый.

Для Русских прав мой толк кривой,

И в том клянусь моей сумой». —

«Да кто же ты?» — «Жан-Жак я Русский.

Расин и Юнг, и Локк я Русский,

Три драмы Русских сочинил

Для Русских; нет уж боле сил

Писать для Русских драмы слезны;

Труды мои все бесполезны!

Вина тому — разврат умов», —

Сказал — в реку! и был таков!

Тут Сафы русские печальны,

Как бабки наши повивальны,

Несли расплаканных детей.

Одна — прости бог эту даму! —

Несла уродливую драму,

Позор себе и для мужей,

У коих сочиняют жены.

«Вот мой Густав, герой влюбленный…» —

«Ага! — судья певице сей, —

Названья этого довольно:

Сударыня! мне очень больно,

Что вы, забыв последний стыд,

Убили драмою Густава.

В реку, в реку!» О, жалкий вид!

О, тщетная поэтов слава!

Исчезла Сафо наших дней

С печальной драмою своей;

Потом и две другие дамы,

На дам живые эпиграммы,

Нырнули в глубь туманных вод.

«Кто ты?» — «Я — виноносный гений.

Поэмы три да сотню од,

Где всюду ночь, где всюду тени,

Где роща ржуща ружий ржот[24]

Писал с заказу Глазунова

Всегда на срок… Что вижу я?

Здесь реет между вод ладья,

А там, в разрывах черна крова,

Урания — душа сих сфер

И все титаны ледовиты,

Прозрачной мантией покрыты,

Слезят!» — Иссякнул изувер

От взора грозныя Эгиды.

Один отец «Телемахиды»

Слова сии умел понять.

На том брегу реки забвенья

Стояли тени в изумленьи

От речи сей: «Изволь купать

Себя и всех своих уродов», —

Сказал, не слушая доводов,

Угрюмый ада судия.

«Да всех поглотит вас струя!..»

Но вдруг на адский берег дикий

Призрак чудесный и великий

В огромном дедовском возке

Тихонько тянется к реке.

Наместо клячей запряженны,

Там люди в хомуты вложенны

И тянут кое-как, гужом!

За ним, как в осень трутни праздны,

Крылатым в воздухе полком

Летят толпою тени разны

И там и сям. По слову «Сгон

Кивнула бледна тень главой

И вышла с кашлем из повозки.

«Кто ты? — спросил ее Минос, —

И кто сии?» — На сей вопрос:

«Мы все с Невы, поэты росски», —

Сказала тень. «Но кто сии

Несчастны, в клячей превращенны?»

«Сочлены юные мои,

Любовью к славе вдохновенны,

Они Пожарского поют

И тянут старца Гермогена;

Их мысль на небеса вперенна,

Слова ж из Библии берут;

Стихи их хоть немножко жестки,

Но истинно варяго-росски»,—

«Да кто ты сам?» — «Я также член;

Кургановым писать учен;

Известен стал не пустяками,

Терпеньем, потом и трудами;

Аз есмь зело славенофил», —

Сказал и пролог растворил.

При слове сем в блаженной сени

Поэтов приподнялись тени;

Певец любовныя езды

Осклабил взор усмешкой блудной[25]

И рек; «О муж, умом не скудный!

Обретший редки красоты

И смысл в моей «Деидамии»,

Се ты! се ты!..» — «Слова пустые», —

Угрюмый судия сказал

И в реку путь им показал.

К реке все двинулись толпою,

Ныряли всячески в водах;

Тот книжку потопил в струях,

Тот целу книжищу с собою.

Один, один славенофил,

И то повыбившись из сил,

За всю трудов своих громаду

За твердый ум и за дела

Вкусил бессмертия награду.

Тут тень к М иносу подошла

Неряхой и в наряде странном,

В широком шлафроке издранном,

В пуху, с нечесаной главой,

С салфеткой, с книгой под рукой.

«Меня врасплох, — она сказала, —

В обед нарочно смерть застала,

Но с вами я опять готов

Еще хоть сызнова отведать

Вина и адских пирогов:

Теперь же час, друзья, обедать,

Я — вам знакомый, я — Крылов!»[26]

«Крылов, Крылов», — в одно вскричало

Собранье шумное духов,

И эхо глухо повторяло

Под сводом адским: «Здесь Крылов!» —

«Садись сюда, приятель милый!

Здоров ли ты?» — «И так и сяк». —

«Ну, что ж ты делал?» — «Все пустяк

Тянул тихонько век унылый,

Пил, сладко ел, а боле спал.

Ну, вот, Минос, мои творенья,

С собой я очень мало взял:

Комедии, стихотворенья

Да басни, — все купай, купай!»

О, чудо! — всплыли все, и вскоре

Крылов, забыв житейско горе,

Пошел обедать прямо в рай.

Еще продлилось сновиденье,

Но ваше длится ли терпенье

Дослушать до конца его?

Болтать, друзья, неосторожно —

Другого и обидеть можно.

А боже упаси того!

1809

ПЕВЕЦ В БЕСЕДЕ ЛЮБИТЕЛЕЙ

РУССКОГО СЛОВА

Певец

Друзья! все гости по домам!

От чтенья охмелели!

Конец и прозе, и стихам

До будущей недели!

Мы здесь одни!.. Что делать? Пить

Вино из полной чаши!

Давайте взапуски хвалить

Славянски оды наши.

Сотрудники

Мы здесь одни!.. Что делать? Пить (и проч.).

Певец

Сей кубок чадам древних лет!

Вам слава, наши деды!

Друзья! Почто покойных нет

Певцов среди «Беседы»!

Их вирши сгнили в кладовых

Иль съедены мышами,

Иль продают на рынке в них

Салакушку с сельдями.

Но дух отцов воскрес в сынах,

Мы все для славы дышим,

Давно здесь в прозе и стихах,

Как Тредьяковский, пишем.

Сотрудники

Но дух отцов воскрес в сынах (и проч.).

Певец

Чья тень парит под потолком

Над нашими главами?

За ней, пред ней… о страх! — кругом

Поэты со стихами!

Се Тредьяковский в парике

Засаленном, с кудрями,

С «Телемахидою» в руке,

С Ролленем за плечами!

Почто на нас, о муж седой!

Вперил ты грозны очи?

Мы все клялись, клялись тобой

С утра до полуночи

Писать, как ты, тебе служить;

Мы все с рассудком в споре,

Для славы будем жить и пить,

Нам по колено море!

Напьемся пьяны музе в дань,

Так пили наши деды!

Рассудку — гибель, вкусу — брань,

Хвала сынам «Беседы»!

Пусть Ломоносов был умен,

И нас еще умнее;

За пьянство стал бессмертен он,

А мы его пьянее.

Сотрудники

Для славы будем жить и пить.

Врагу беда и горе!

Почто рассудок нам щадить?

Нам по колено море.

Певец

Друзья! большой бокал отцов

За лавку Глазунова!

Там царство вечное стихов

Шихматова лихова.

Родного крова милый свет,

Знакомые подвалы,

Златые игры прежних лет —

Невинны мадригалы!

Что вашу прелесть заменит?

О лавка дорогая!

Какое сердце не дрожит,

Тебя благословляя?

Сотрудники

Что вашу прелесть заменит (и проч.).

Певец

Там все знакомо для певцов,

Там наши дети

Скачать:TXTPDF

Стихотворения Батюшков читать, Стихотворения Батюшков читать бесплатно, Стихотворения Батюшков читать онлайн