ее надобно было терпеть!.. Мало-помалу он начал продавать наши мебели… Предвидя разорение, я пошла к адвокату посоветоваться и спросить, как остановить мужа…
– Да ты просто бы выгнала его!
– Хорошо, да я не имела права!.. Адвокат сказал мне, что муж может располагать имуществом жены и ничего не делать; что это несчастие, которому следует покориться; что присутствие его приятельницы дает мне право требовать развода и раздела… но что на развод надобно четыреста или пятьсот франков… а я в год столько не наживу!.. Где занять столько денег?
– Да, – прервал Пик-Винегр с негодованием, – французское правосудие слишком дорого для бедняков. Вот ты моришь себя трудами для воспитания детей, а муж тебя бьет и грабит; ты просишь защиты у закона, а подьячие тебе отвечают: вы правы, муж ваш подлец, вас избавят от него, только пожалуйте пятьсот франков!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– Послушай, – продолжал Пик-Винегр, – обращаясь к сестре, – зачем же ты не прятала деньги от мужа?
– Я прятала, да он так меня бил, что я была принуждена уступить ему… не из боли, а потому что я говорила себе: если он изобьет меня так, что мне нельзя будет работать, если переломит мне руку, кто станет ходить за моими детьми, кормить их?.. Если меня отвезут в больницу, они в это время умрут с голоду!.. Вот почему я отдавала деньги мужу, только бы уцелеть и работать!..
– Бедная женщина!..
– А однакож я никогда никому не делала зла; я хотела только работать, угождать мужу и ходить за детьми… Как быть!.. На свете есть счастливцы и несчастные, как есть добрые и злые!
– Да и добрые-то удивительно как счастливы!.. Наконец избавилась ли ты от мужа?
– Он ушел, продав мою кровать и колыбели моих детей!.. Один раз он сказал мне: «У нас дочь красавица; глупо не пользоваться ее красотою!»
– А! продав мебель, он хотел продать и детей!
– Когда он это сказал, я вышла из себя, мои упреки заставили его покраснеть… Он прибил меня, ушел, и с тех пор я больше не видала его… Теперь я спокойна!.. Одно мучит меня: я не могу помочь тебе, братец, однакож постараюсь…
– Ба! ты думаешь, что я соглашусь принять твою помощь? Напротив, я буду собирать деньги с заключенных за мои сказки; а если они не дадут, так ничего не услышат… А ты между тем работай, трудись: когда ты опять наживешь что-нибудь, муж придет, ограбит тебя снова… да, пожалуй, продаст и дочь, как продал кровати…
– О! нет! он скорее убьет меня!
– Тебя-то он не убьет, а ее продаст… Ведь адвокат сказал, что муж твой – хозяин в доме, пока вас не разделят, а на раздел надобно пятьсот франков!.. У тебя нет пятисот франков, так отдавай мужу все… и дочь! Он поведет ее куда захочет…
– Боже мой! Если такая низость возможна, где же правосудие?
– Французское правосудие, как говядина… слишком дорого для бедных! – закричал Пик-Винегр с громким хохотом. – Если нужно послать в тюрьму или на галеры, так это делается даром!.. Если нужно отрезать голову… это тоже даром… Но если нужно оградить честную женщину от мужа-грабителя, который хочет и может продать дочь, так правосудие стоит пятьсот франков!.. Ну, бедная Анна, обойдись без него!
– О! твои слова поселяют смерть в душе моей!..
– Да и у меня смерть в душе, как я подумаю о твоей участи… об участи твоего семейства… я вижу, что не могу помочь тебе… я всегда смеюсь… но у меня два смеха: смех веселый и смех печальный… У меня нет ни духу, ни силы быть злым, сердитым или мстительным… Я всегда рассказываю истории, в которых злодеи получают достойное наказание… У меня есть одна повесть: Грингале и Резака, которую я расскажу сегодня вечером и напишу для твоих детей; это их позабавит…» (Ч. 7-я, стр. 65–67.)
А вот и еще рассказ той же самой Анны, которую читатель встречает уже в больнице и от которой он узнает конец ее истории с мужем и дочерью:
«– Мой муж был добрый ремесленник, потом расстроился… бросил меня с детьми, продав все, что у нас было. Я работала, добрые люди помогали мне; я поправлялась, как вдруг явился муж мой с какой-то женщиной и отнял у меня последнее.
– И вы не могли остановить его?
– Надобно было разводиться по закону, а французский закон слишком дорог для бедных людей!.. Вот что случилось: назад тому три дня я сидела с детьми и работала… входит муж. По лицу его я увидела, что он пьян… Я пришел за Катериной, говорит он. Я тотчас обняла дочь и отвечала ему: «Куда поведешь ее?» – «Не твое дело; она моя дочь и должна итти за мной». Вся кровь бросилась мне в голову; я знаю, что та женщина, которая приходила к нам с моим мужем, давно подбивает его на черное дело…
– О! какое чудовище!
– «Не отдам дочери, – кричала я Дюпору: – я знаю, что вы хотите с ней сделать!» – «Не упрямься или я убью тебя», – отвечал он; губы его побледнели от гнева, Катерина с плачем бросилась ко мне на шею и кричала: «я хочу остаться у маменьки!..» Дюпор взбесился, вырвал у меня дочь, ударил меня ногой в грудь, я упала… О! он, верно, не поступил бы так дурно со мною, если б был не пьян…
– Он бил меня ногами… ругал меня… Дети бросились на колена просить за меня… Тут он, как бешеный, сказал дочери: «Ступай за мною, или я непременно убью мать!» Кровь текла у меня горлом… я не могла двинуться, но все еше кричала Катерине: «Не уходи; лучше пусть убьет меня». – «Замолчишь ли ты?» – вскричал Дюпор и ударил меня так, что я упала без памяти.
– Боже мой! Боже мой!
– Когда я пришла в себя, мальчики мои плакали.
– А дочь ваша?
– Он увел ее, – отвечала несчастная мать, рыдая. – Он прибил и увел ее!
– И вы не пожаловались комиссару?
– Я об этом не подумала в первую минуту; я только могла плакать о Катерине… Скоро все тело мое разболелось… я не могла ходить. Тут я вспомнила, что говорила брату: муж так прибьет меня, что мне придется итти в больницу, и тогда что будет с моими детьми?.. Вот я и в больнице: что ж будет с моими детьми?..
– Так во Франции нет правосудия для бедных людей?
– Оно слишком дорого!.. Соседи мои послали за комиссаром. Он пришел с письмоводителем… Мне не хотелось жаловаться на мужа, но мысль о дочери принудила меня… Я сказала только, что во время ссоры за дочь он толкнул меня… Это ничего, но я хочу, чтоб мне возвратили дочь… чтоб не развратили ее.
– Что же отвечал вам письмоводитель?
– Что муж мой имеет право увести дочь, потому что он не разведен со мною; что жаль будет, если моя дочь испортится от дурных советов, но это одни предположения, а нельзя основать жалобы на предположениях. «Требуйте развода, – сказал письмоводитель, – побои, нанесенные вам мужем, его поведение с дурною женщиной, все это послужит в вашу пользу, и вам отдадут дочь… а иначе он имеет право оставить ее у себя». Требовать развода! а у меня нет денег, да еще я должна кормить детей… «Что ж мне делать, – отвечал письмоводитель, – так надобно…» И потому, что так надобно, дочь моя месяца через три будет таскаться по улицам…» (Часть 8-я, стр. 44–52.)
Этого отрывка достаточно, чтоб дать понять об идее «Парижских тайн» даже и не читавшим этого романа, и потому больше выписывать не нужно. Автор водит читателя по тавернам и кабакам, где сбираются убийцы, воры, мошенники, распутные женщины, – по тюрьмам, где подозреваемые в преступлении посажены в одну комнату с уличенными во множестве преступлений, с бежавшими не один раз с галер, – в больницы, где, для пользы науки, бедная женщина должна рассказывать своему доктору, при множестве его учеников, симптомы своей болезни, а после этого, если в ней есть женский стыд, чувствовать усиление болезни, – в домы умалишенных, которые, по описанию автора, представляют глазам филантропа более утешительное зрелище, чем все другие общественные заведения, – по чердакам и по подвалам, где скрываются бедные семейства, круглый год бледные от голода и изнурения, а зимою дрожащие от стужи, потому что они не знают, что такое дрова. В этих чердаках и подвалах – жилищах нищеты и отчаяния, часто живут высокие добродетели, но еще чаще гнездится разврат и преступление. Но что говорить о тех несчастных, которые сами себя называют детьми мостовой и с малолетства служат предметом спекуляции для подобных им нищих? – Разврат и преступление, так сказать, ждут их на пороге жизни, чтоб схватить в свои когти и повлечь по всем мытарствам побои, голода, обид, презрения, угнетения, наказаний, тюрем, галер, воспитывая в них закоренелых злодеев. Все это составляет содержание романа Эжена Сю. Мысль его – как из этого достаточно видно – благородная и прекрасная; взглянем на исполнение.
С этой стороны «Парижские тайны» являются самым жалким и бездарным произведением. Завязка романа основана на лжи и призраке, какими погнушалась бы в наше время даже сколько-нибудь порядочная мелодрама. И эта ложь, эта призрачность в особенности бросаются в глаза даже самому невзыскательному читателю в герое и героине романа, то есть в его светлости принце Родольфе герольштейнском и ее светлости, единородной дщери его, Певунье, воспитаннице Сычихи и нахлебнице Яги-Бабы. Оставив свои наследственные владения, в которых видно, по их микроскопической мелкости, его светлости нечего было делать, Родольф живет в Париже, занимаясь таким делом, которое может притти в голову разве только какому-нибудь подрядчику повестей в фельетоне журнала, но которое, слава богу, в наш прозаический век не придет в голову никому, тем менее принцу. Переодетый в блузу работника, Родольф шатается по кабакам и тавернам Сите и дерется там на кулачки с убийцами, ворами и мошенниками, защищая, как истинный дон-Кихот, слабых и невинных, наказывая порок и награждая добродетель. По словам автора, Родольф «отличался красотою, но не мужественною; его бледность, его полузакрытые черные глаза, ленивая походка, рассеянный взгляд, ироническая улыбка показывали человека отжившего век (хотя ему было не более тридцати лет); казалось, он был расслаблен аристократическою
