то никогда бы не позволил жене моей заключать в тесные пределы стройную и природную свою талию, разве только в таком случае, когда б дражайшая моя половина была так толста, как ваша приходская попадья.
Какие аркадские понятия о прелести, придаваемой женщинам костюмом! Верно, во времена Стеньки Разина издавался какой-нибудь чувствительный «Дамский журнал»!.. И потом, какое остроумие со стороны молодого человека XVII века!.. О! этот молодой человек знал толк!..
– Однако ж вы здесь, верно, не новичок и не последний насмешник? – сказала Мария… – Извините меня, сударыня, в сем неуместном сравнении, – отвечал Стефан. Произнеся сии слова, целует еще руку Марии, совершенно им обвороженной; но он имел другую цель, ибо знал, что от приобретения благорасположения Марии зависело его счастие.
Владимир, которому эти нежности показались смешны, начал подшучивать над своею женою, которая, оставив высокий слог, отвечала ему низким: «Не сойди-ка с ума, плешивая обезьяна!» За сим Владимир рассказал Стефану, как его сожительница, в продолжение тридцатилетней их брачной жизни, осыпала его бранью, оделяла толчками и сделала его плешивым, вцепляясь, как кошка в крысу, в его курчавые волосы, когда он увещевал ее плетью меньше скалить зубы с молодыми мужчинами и не бесчестить себя. Признаюсь откровенно, это мне не понравилось, и воля ваша, г. неизвестный, но тем не менее знаменитый автор «Прекрасной астраханки», а тут есть противоречие. Если Мария иногда выражалась немного сально, так это потому, чтобы разнообразить свой слог, вследствие предписаний риторики; но чтобы она, начитанная романами, знавшая французский язык, соблюдавшая строго bon ton,[3] обладавшая таким красноречием, – чтобы она, говорю, могла доходить до такого mauvais genre[4] – это, право, неестественно. Впрочем, может быть, такое обращение супругов между собою во времена Стеньки Разина почиталось за хороший тон? В таком случае, не спорю, но зато не хочу быть согласным с Дормедоном Васильевичем Прутиковым, чтобы в старину всё было лучше нынешнего.
Супруги скоро помирились, и вошла Анастасия в белом атласном платье, опоясанном зеленым бархатным поясом с бриллиантовою пряжкою, с пукетом роз, приколотых к груди, с зеленою лентою, унизанною крупным жемчугом, и бриллиантовым склаважем{9} на голове, с браслетами на руках. Как прекрасна она была в этом костюме, почти не изменившемся со времен Стеньки Разина до нашего времени!..
Но этим не всё кончилось: по приказанию матери, Анастасия принесла арфу, настроила ее и, сделав несколько аккордов, запела следующий романс, сочиненный ею экспромтом:
Сияет солнце над востоком
В лазуре – золотым лучом!
Пловец в челне, ведомый роком,
В одежде рыцарской, с мечом;
Пристал к сим берегам Кутума,
Вступил в незнаемый чертог!
Какая быть должна владельцев дума?..
Об нем?.. Но верно его бог
Руководил в пути избранном,
Эгидой ангел осенял!
Гостеприимство здесь спознал!
Хлеб, соль ему здесь предлагают,
Но мысль его не постигают?
Скажи, скажи, пришлец незнамый! —
Зачем пристал к сим берегам?
Коль хочешь быть теперь упрямый, —
Иди, оставь спокойство нам?
Вот чувства, сердца выраженья!..
Скажи, скажи – ты мне в ответ,
Зачем пришел в чужи селенья?
Сначала импровизация Анастасии привела Стефана в большое затруднение, но – говорит автор —
Оборотливый ум, просвещенный воспитанием, недолго остается в бездействии и находит скоро ответы на самую трудную задачу. Я знаю отечественных поэтов, которые, нимало не думавши, говорят то в одну минуту, что наш брат-сочинитель должен решить в течение целого месяца; но, щадя их, я не смею здесь наименовать, ибо публика очень известна об их талантах.
Мы думаем, что наши знаменитые поэты должны быть очень благодарны автору «Прекрасной астраханки» за его комплимент, а более за пощаду, которую он им дает, за его скромность насчет утайки их имен.
Мой Стефан (продолжает автор), будучи из числа не последних в своем роде, сейчас нашел или приискал скоро на заданную ему Анастасией задачу ответ. Взявши у ней арфу и акампанируя, пропел следующее объяснение:
На что, красавица прелестна!
Ты ищешь объясненья слов?
При мудрости твоей чудесной
Я чту гостеприимный кров,
В которой принят я с приязней,
Не как пришлец, но как родной;
Твой взор, твой ум всего опасней,
Но клятвы я держусь одной, —
Природа чувства мне те дала…
Но мыслю, что могу излить!
Тобой пленен я с перва взгляда,
С тобой хочу счастливым быть.
Когда ж отнимется отрада…
Не стану я на свете жить!
Оставь до время изъясненья:
Тебе, клянусь!.. откроюсь я! —
Прерви души моей мученья…
Иль кончу жизнь я – здесь стеня.
– Каков ответ! – вскричала Мария: – не ангельской ли голос проник в мою душу! О, сколь он очарователен, любезен, и какую прелестную гармонию вливает в сердца наши! – О! дочь! милая моя Анастасия! Вот лучший учитель, могущий образовать твои способности! Что эти надутые эгоисты? Эти сребролюбцы, ищущие своей выгоды, которые, занимаясь один час твоим учением, стараются только превознести себя похвалами к талантам, коих они никогда не имели! Они превозносят тебя до небес, в надежде более получить от нас платы, но незнакомец, в первый раз нас видевший, доказал нам, как они ничтожны! Бери, дочь моя! бери от сего господина уроки, и ты будешь идеалом для всех образованных дам в нашем городе!
Нужно ли говорить, что Стефан согласился? Сын Стеньки Разина был отличный виртуоз и любил Анастасию – чего ж лучше! Но довольно! прочтите сами роман, а я не хочу отнимать у вас удовольствия, рассказав вам вполне содержание этого прекрасного романа. Да не та была и цель моя: я хотел только дать понятие о неслыханных красотах сего произведения. Когда же вы прочтете его сами, тогда я напишу на него настоящую критику, в которой докажу, как 2 × 2 = 4, что современная русская литература совсем не так бедна, как думают некоторые беспокойные крикуны, что если она теперь немножко и вздремнула, зато часто грезит, и «Прекрасная астраханка» есть одна из самых поэтических, самых пленительных ее грез.
Во второй части есть ужасно высокая сцена, сцена свидания Стефана с отцом своим, Стенькою Разиным: в этой сцене они оба говорят высоким слогом. Вообще этот роман напоминает собою лучшее произведение гениального Дюкре-Дюмениля, сперва сосланного неблагодарным потомством в лакейскую, а потом в подвалы: «Виктор, или Дитя в лесу»; но, почтенные читатели, «Прекрасная астраханка» только напоминает «Виктора», а не есть подражание оному, хотя и обретаются такие невежды, которые думают, что сие российское сочинение есть будто бы пародия на оное французское произведение, что будто бы «Прекрасная астраханка» есть тот же самый «Виктор», перетесанный топором и скобелью на российские нравы. Вообще надо заметить, что у Дюкре-Дюмениля слог прелестный, а у нашего автора высокий, и потому пальма первенства должна остаться за российским сочинителем.
Сноски
1 Какая галантность! какая учтивость! (Франц.). – Ред.
2 О доброе старое время! (Франц.). – Ред.
3 хороший тон (франц.). – Ред.
4 до таких дурных манер (франц.). – Ред.
Комментарии
1 «Молва» 1836, ч. XI, № 4 (ценз. разр. 17/III), стр. 118–131. Без подписи.
2 «Провинциальные бредни и записки Дормедона Васильевича Прутикова» (см. н. т., № 16).
3 «Черная женщина» – роман Н. И. Греча, многократно упоминаемый Белинским, в период «Телескопа» и «Молвы», как образец безвкусия и бездарности. В 1838 г., разбирая сочинения Н. И. Греча, Белинский отнесся к нему с большей снисходительностью (см. н. т., № 111).
4 Курсивом как здесь, так и далее, в пересказе и цитатах, а также замечаниями, заключенными в скобках, Белинский выделяет наиболее курьезные и безграмотные выражения, взятые из текста романа.
5 «Постоялый двор» – роман А. П. Степанова (см. н. т., № 3).
6 Сергей Строев (псевд. Скромненко), бывший студент Московского университета, входивший в кружок Станкевича. Он был хорошо известен Белинскому.
7 В. Т. Плаксин – автор «Руководства к познанию истории литературы», 1833 г., и «Краткого курса словесности, приспособленного к прозаическим сочинениям», 2 изд., 1835. А. Г. Глаголев – автор «Умозрительных попыток основания словесности», в четырех частях, 1834.
8 Так называется первая часть сказки «О купцовой жене и о приказчике», выходившей во многих лубочных изданиях, начиная со второй половины XVIII и до второй половины XIX века.
9 Склаваж – название головного убора, имеющего вид цепи; произведено от французского слова: esclavage – рабство.
