ты, Катенька! Кстати – слова два! Скажи мне – влюблена ты в кого-нибудь?
КАТЕНЬКА. Что за вопрос, дяденька?
ГОРСКИЙ. Что ж – труден?
КАТЕНЬКА. Нет, я… не влюблена ни в кого…
ГОРСКИЙ. Как – и в Володю?
КАТЕНЬКА. Да… я не влюблена в него.
ГОРСКИЙ. Да как же ты хотела за него выйти?
КАТЕНЬКА. Во-первых, дяденька, я не хотела – шутить еще не значит хотеть; во-вторых, если бы и вы, и он захотели этого – то почему ж?
ГОРСКИЙ. Как! – только потому, что другие желают?
КАТЕНЬКА. Да я и сама, хоть и не желаю, а вышла бы за него без отвращения и без принуждения… Он прекрасный молодой человек, хоть и любит важничать…
ГОРСКИЙ. Ну, а если я скажу тебе, что Володя уж не хочет жениться на тебе – он только любит тебя, а не влюблен?..
КАТЕНЬКА. Что ж – я рада!..
ГОРСКИЙ. Я не понимаю тебя – ты себе противоречишь – то вышла бы охотно, то рада, что не выйдешь…
КАТЕНЬКА. Но, милый дяденька, ведь то и другое хорошо – ведь участь человека решается богом – я этому верю – к готова на всё… Я тоже иногда, как и все, думаю о своей будущей судьбе – да от этого так становится грустно и тяжело, что я начинаю дурачиться, чтоб только не думать… А когда надеешься на бога и о себе думаешь, то так хорошо, весело на душе…
ГОРСКИЙ. Правда твоя, правда!.. Ну, а не чувствуешь ли ты к кому-нибудь другому склонности?..
КАТЕНЬКА. Да что это вы пристали ко мне, дяденька? – уж не думаете ли вы, что я в вас влюблена?
ГОРСКИЙ. Теперь не время шутить, Катенька, – говори дело. Как тебе кажется Алексей Степанович Коркин?
КАТЕНЬКА. Умный… благородный… словом, прекраснейший человек… даже немножко смешон при этом…
КАТЕНЬКА. Злой дяденька! с чего вы это вздумали!..
ГОРСКИЙ. Не замечала ли в нем склонности к себе?
КАТЕНЬКА. Ах, он такой флегматик, что в нем ничего не заметишь… кроме постоянного благоразумия… досадный человек!..
ГОРСКИЙ. Ну, так вот же что: он сватается за тебя.
КАТЕНЬКА. Как?.. Что вы?..
ГОРСКИЙ. Не красней, не красней, моя милая ветреница… Я не дал ему слова, но обнадежил его… Что ты на это скажешь?
КАТЕНЬКА. Что?.. Ну, дяденька, не думала же я, чтобы вы когда-нибудь так поймали меня!..
ГОРСКИЙ. Так я поймал тебя!
КАТЕНЬКА. Прощайте пока – мне некогда с вами…
ГОРСКИЙ (удерживая ее). Постой… поди позови сюда всех… Да что это? – у тебя слезы на глазах?..
КАТЕНЬКА. Ах, дяденька, как вы привязчивые. Вам все скажи, а догадаться не любите!..
Явление XX
Входит Мальский.
МАЛЬСКИЙ. Вы едете, дядюшка! Возьмите и меня с собой.
ГОРСКИЙ. Нет, ты останешься.
КАТЕНЬКА (грозя пальцем Мальскому). А, господин изменник!.. Так-то вы!.. Постойте же – и я вам отплачу!..
МАЛЬСКИЙ. Как!.. Что это значит?..
ГОРСКИЙ. Ты изменил Катеньке, а она за это изменяет тебе и выходит за Алексея Степановича – вот и всё!..
МАЛЬСКИЙ. Боже мой!.. Правда ли это?.. Катерина Петровна!.. одно ваше слово!..
КАТЕНЬКА. Вас бы надо помучить хорошенько и за измену, а больше за неоткровенность и скрытность; но уж так и быть… помиримся и будем попрежнему друзьями…
МАЛЬСКИЙ. О, какую ужасную тяжесть сняли вы с души моей!..
ГОРСКИЙ. Но погоди – тебя ожидает другая – только – та легче…
МАЛЬСКИЙ. Что вы хотите сказать?..
ГОРСКИЙ. Ничего худого, а всё хорошее… для тебя…
Явление XXI
Те же и Коркин.
КАТЕНЬКА. Ах!.. (Хочет убежать).
ГОРСКИЙ (берет ее руку и подает ее Коркину). Алексей Степанович, не пускай эту ветреницу…
КОРКИН (в радости и смущении). Катерина Петровна!… Верить ли мне!..{73}
Явление XXII
Входят: Лизанька, Бражкин и трое Хватовых{74}.
БРАЖКИН. Ну, Николай Матвеевич, как хотите, а я больше ждать не могу: дайте мне решительный ответ. А то сами знаете – я могу упустить другую выгодную партию…
ГОРСКИЙ. Сейчас, Федор Кузмич… Одну минутку… А пока поздравьте Катеньку и Алексея Степановича…{75}
ХВАТОВА (про себя). Вот тебе раз!..
ГОРСКИЙ. Ну, это кончено… Теперь другое дело… уж последнее… (Берет за руки Лизаньку и Мальского){76}. Милые мои, будьте счастливы… Я знаю, что вы давно любите друг друга… случай обнаружил мне вашу тайну..{77}
ЛИЗАНЬКА (упадая в слезах на грудь Горского). Дяденька!..
МАЛЬСКИЙ (в изумлении). Что это значит, дяденька?.. Вы смеетесь?..
ГОРСКИЙ. Полноте… будьте счастливы…{78} Не нужно слов… О!.. (Отходит в сторону и плачет).
ХВАТОВА. А, так вот для кого я трудилась и хлопотала!..
БРАЖКИН (подходя к Хватовой). Как же это, Матрена Карповна?.. Ведь я сватался?..
ХВАТОВА. Да остался с носом… Я сама в дурах…
БРАЖКИН. А! Ну, делать нечего… Поищем в другом месте… время еще не ушло… Приезжайте, Матрена Карповна, погостить ко мне… в мушку поиграем… (Уходит; за ним и Хватовы).
Явление XXIII
Горский, Мальский, Коркин, Катенька и Лизанька.
ГОРСКИЙ (берет Мальского за руку и отводит его в сторону). Поди сюда, Володя… Будь счастлив, друг мой… Люби ее… Сделай ее счастливою… Только на этом условии и отдаю я тебе ее… Она, Володя, дорого стоит… велика ей цена – вся жизнь твоя, душа, сердце, мысли, любовь – весь ты – твое будущее спасение – вот цена! Я еду на Кавказ – пользоваться водами… Надеюсь скоро увидеться с вами, но в смерти и животе бог волен. И если ты не лгал самым бесстыдным образом, когда называл меня дядею и вторым отцом своим, если ты хочешь, чтобы мои кости спокойно лежали в могиле, смотри же – чтоб ни одной слезы… ни одного вздоха не знала она от тебя… Иначе я и из могилы прокляну тебя…
МАЛЬСКИЙ. Дядюшка!.. Отец!..{79}
ГОРСКИЙ (обнимая его). Прощай… прощай… Не нужно больше слов… Оставь меня на минуту…
ЛИЗАНЬКА (бросаясь на шею к Горскому). Дяденька!.. Но нет, вы не оставите меня. Неужели это необходимо?.. Неужели на земле нет полного счастия?..
ГОРСКИЙ. Полно… полно… Еще увидимся… Теперь же прощай… будь счастлива… так счастлива, чтобы люди поверили наконец, что есть на земле счастие… А мне – слезу, когда умру… и улыбку, когда увидимся… Поди к ним… (Толкает ее к Мальскому, Катеньке и Коркину){80}. Я тверд… как никогда не был… Они обнимаются… плачут от счастия… от блаженства… Пусть же им счастие!.. А я!.. Замолчи, змея души моей!.. Мне нет – значит и не надо… По крайней мере, я сделал свое дело, а там – будь воля божия!..
Примечания
1
«Моск. наблюдатель» 1839, ч. II, № 3 (ценз. разр. 1/III), отд. II, стр. 1–110).
По словам В. С. Межевича, близко знавшего Белинского, «Пятидесятилетний дядюшка» писался две-три недели для бенефиса М. С. Щепкина, очевидно, по просьбе последнего. Пьеса была представлена в московский театр 2 декабря 1838 г. Следовательно, она была написана в ноябре этого года. Ольдекоп, цензуровавший пьесу Белинского 9 декабря 1838 г., в своем отзыве о ней писал, что среди пьес, рассмотренных им, «Пятидесятилетний дядюшка» – «самая скучная, предлинная и утомительная, но, к счастью, невинная пьеса. Старый дядя влюблен в молодую свою племянницу и готов на ной жениться, но, узнав, что она любит своего двоюродного брата, он великодушно отступает и соединяет молодых» (Архив петроградских академических театров. Цензурный отдел, 1839, № 620). В первый раз «Пятидесятилетний дядюшка» шел на московской сцене в бенефис М. С. Щепкина 27 января 1839 г., а затем повторен 30 января того же года. Пьеса в общем имела успех, хотя больше и не появлялась на сцене. Обстоятельный отзыв о пьесе и постановке ее на сцене дал Л. Л. (В. С. Межевич) на страницах «Галатеи» (1839, № 6).
Другой отзыв, менее обстоятельный, помещен на страницах «Моск. наблюдателя» (1839, ч. I, № 2, отд. VII, стр. 34–39); он представляет собою вторую часть статьи «Театральная хроника», первая часть которой написана Белинским (см. № 30 и примеч. 1411).
Для второго спектакля Белинский исключил из «Пятидесятилетнего дядюшки» отца Катеньки и Лизаньки Думского, горничную Машу и сократил текст его почти на треть. Сделал он это с помощью М. С. Щепкина, следы правки которого сохранились в рукописи пьесы. Цензурный экземпляр пьесы со всеми внесенными в нее переделками хранится в Центральной библиотеке русской драмы государственных академических театров (XVIII. 3. 83. 5975). Рукопись заключает в себе 3 ненумерованных и 57 нумерованных листов писчей бумаги in folio, занятых текстом с обеих сторон. Листы сшиты и заключены в картонный переплет. На лицевой стороне первого нумерованного листа имеются пометы карандашом: «М. Дек. 2 № 2374», и далее чернилами: «Пьеса сия назначена к представлению в последних числах сего декабря месяца 1838 года № 37. Пятидесятилетний дядюшка, или Странная болезнь, драма в пяти действиях. Сочинение Виссариона Белинского № 620. Одобряется к представлению. СПб. 9 декабря 1838 года. Ценсор Евст. Ольдекоп. Из Библиотеки императорского театра».
По этой рукописи в сокращенном и переработанном виде Белинский напечатал «Пятидесятилетнего дядюшку» на страницах «Моск. наблюдателя» (см. выше, стр. 1053).
Первая редакция пьесы, т. е. текст рукописи до правки и сокращения, полностью воспроизведена в издании: «В. Г. Белинский. Пятидесятилетний дядюшка, или Странная болезнь, драма в пяти действиях. Неизданный текст с предисловием и примечаниями А. С. Полякова. Книгоиздательство «Путь к знанию», Петроград – 1923».
Среди рукописей Белинского, обнаруженных в 1952 г. в Государственном Историческом музее (Москва), сохранились отдельные фрагменты «Пятидесятилетнего дядюшки» (конец III, IV и V явления первого действия, I–X явления второго действия, конец VI явления третьего действия и часть VII явления четвертого действия). Всего 12 л. in folio, на синей плотной бумаге, с текстом на обеих сторонах листа. Авторская пагинация: 7–14, 16, 20, 21 и без номера. Судя по ряду внешних признаков, рукопись служила наборным оригиналом при печатании драмы в «Моск. наблюдателе». Рукопись чистовая, с рядом крупных купюр, сделанных чернилами, рукой самого Белинского. Одна купюра произведена карандашом, неустановленной рукой: в действии I, явлении IV, в реплике Горского, после слов «беспорядка, суматохи» зачеркнуто: «Бочки уж должны быть поставлены и доски на них положены – стряпки чтоб не зевали».
Остальные купюры в рукописи совпадают с купюрами, сделанными Белинским в описанной выше рукописи, представленной в театральную цензуру, и приводимыми ниже. Только в конце явления I второго действия, в монологе Лизаньки, после слов: «что нам надо расстаться», Белинским зачеркнуто: «Мое положение так странно, и с другой стороны… Во мне происходит что-то непонятное и странное… Жизнь мне становится в тягость».
В настоящем издании воспроизводится вторая редакция «Пятидесятилетнего дядюшки» по тексту «Моск. наблюдателя». Наиболее существенные варианты и выкидки, имеющиеся в цензурном экземпляре рукописи, приводятся ниже.
Комментарии
1
Далее в рукописи (ниже сокращенно – Р) зачеркнуто простым карандашом:
(Смотрит на стенные часы). Еще, кажись, нету и седьмого часу – часовая-то скоро станет… постой… три палочки – это я знаю – третий час, а четыре палочки – четвертый, а
