же (весьма кстати) узнал, что мамзель Ботип его «обожает», а узнав это, он сию же минуту (зачем откладывать в долгий ящик!) начал ее «боготворить», предлагая ей руку и сердце. Друг Германа, Ламов, питал к Эмилии несчастную страсть, и когда она вышла замуж за его друга, он уехал с горя за границу и, гуляя по швейцарским Альпам, сперва запел «Не белы-то снеги», а потом заплакал, вспомнив о друге, отнявшем у него все счастие. Повесть, как по всему видно, самая «идеальная», без всякой примеси «реальности», даже со стороны здравого смыслу. Знание «гостиной» (salon) в этой повести удивительное: «барышни» то и дело мешают французские фразы с русскими a la madame de Kourdukoff [1], и Мария не иначе называет Германа, как мьсе Henri, а он ее не иначе, как Мария Петровна…
В «Медведе», новой повести графа Соллогуба, напечатанной, как известно, в «Утренней заре» на 1843-й год, есть отрывистый и бессвязный разговор четы, которая, догадываясь о своем взаимном чувстве, робко порывается к объяснению. После этого мастерски изложенного разговора автор замечает от себя:
Я всегда удивлялся, как гладко и красноречиво объясняются влюбленные в повестях и комедиях. Слова их так и сыплются чувствительным градом, и самые страстные признанья так тщательно отделаны и округлены, что любо читать. – На деле бывает иначе. Сомнение и неизвестность вселяют страх в самого храброго человека. Смертная бледность покрывает чело; судорожная дрожь объемлет все члены; слова прилипают к устам и, как бы объятые пламенем, с трудом вылетают одно за другим.
Замечание глубоко справедливое! Но так может думать только человек с талантом, который внутри себя носит ясновидение тайн чувства, им изображаемого: бездарность же, ничего не находя в пустой груди своей, сидя с пером в руке, ловит в памяти своей – словно мух в воздухе – читанные ею там и сям выражения чуждых ее натуре страстей и чувств… Но мы удалились от предмета. Вот, между прочим, как в повести г. Фурмана говорит одно действующее лицо своей любезной:
– Простите, простите мою дерзость!.. – сказал он наконец, оставив руку ее. – Но я так счастлив! о, да, я счастлив. Все, что я ощущаю в эту минуту, так много для меня, что мне кажется, будто я просыпаюсь после долгого, тяжкого сна! Я говорю, что люблю вас (,) и взор ваш не горит негодованием вы не отгоняете меня… я даже смею надеяться, что и вы некогда, оценив любовь мою, полюбите меня! Все, все в глазах моих приняло другой вид! небо сияет необыкновенным светом – ветерок сквозь это растворенное окно навевает благоухания, которые я впервые вдыхаю, – я должен переучиться жить, дышать, говорить, для другой жизни, другого воздуха других ощущений – я люблю вас! и в этом слове вся моя жизнь, она вся в вашей любви; почести, богатство, слава… пустые звуки, они мне не нужны я обладаю сокровищем, ничем не заменимым: небольшое наследие отца моего, труд неутомимый и ваша любовь – чего ж мне более? Ах (,) Мария, все, чего ищут и чему завидуют люди, золото, этот презренный металл, который они обоготворяют, различие почестей и славы, все это ничто перед любовью, этим блаженным чувством, которое я к вам питаю и которого слепцы, ищущие богатств, почестей и славы (,) не могут понять! О, теперь я постигаю, почему доселе был ко всему этому равнодушен… Я ожидал страсти, единственной, могущей наполнить мое сердце (,) и наполнить его столько, чтобы вытеснить все остальное!..
Издание «Сказки за сказкой» уж чересчур серенько; не мешало бы ему быть и побелее и поисправнее со стороны знаков препинания.
Сноски
1 на манер г-жи Курдюковой (фр.){5}. – Ред.
Комментарии
1 Повесть Н. В. Кукольника вызвала недовольство в правительственных кругах (см. об этом: М. К. Лемке. Николаевские жандармы и литература 1826–1855 гг. СПб., 1908, с. 133–134). Белинский узнал об этом позже (см. его письмо к М. С. Щепкину от 14 апреля 1842 г.).
2 Например, в статье «Русская литература в 1842 году».
3 Белинский сравнивает повесть Кукольника с лубочным изданием И. Гурьянова «Не любо – не слушай, лгать не мешай, или Чудная и любопытная жизнь Пустомелева, помещика Хвастуновской округи, села Вралихи, лежащего при реке Лживке» (М., 1833).
4 Казак Луганский – В. И. Даль.
5 Г-жа Курдюкова – героиня шуточной поэмы И. П. Мятлева «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границей, дан л’этранже». (т. I–III. СПб., 1840–1844). В своей речи г-жа Курдюкова смешивает русские и французские слова самым невероятным образом.
