истина, что России

предстоит еще пройти через эпоху капиталистического промышленного развития, что буржуазии предстоит еще у нас политически и экономически

прогрессивная роль, что не может быть скачка в социалистическое царство из во всех отношениях отсталого старого русского царства, была

основательно забыта социал-демократами еще в 1905 году. Ныне же в русской социал-демократии возрождается старый народнический утопизм, буржуазия

объявляется классом контрреволюционным, торжество социальной революции считается возможным в стране, прошедшей лишь первые стадии промышленного

развития и культурно отсталой, еще не прошедшей элементарной школы свободной гражданственности. Русский революционный социализм легко переходит в

извращенный русский мессианизм, основанный на смешении разных планов и разных миров. В русской революционной стихии вечно рождается разгоряченная

мечта о царстве Божьем на земле, царстве всечеловеческом, которое раскроется всему миру из пожара, загоревшегося в России. В этом чувствуется

исконная хлыстовская русская стихия, и в ней тонет сознание личности. У Бакунина была идея русского революционного мессианизма, революционного

света с Востока. Она по-своему конкурировала с консервативным мессианизмом славянофилов. Основана эта идея на преклонении перед народом и

народной стихийностью, и переходит она в идолопоклонство перед количественной массой. Эта старая идея вновь вспыхивает в стихии русской

революции.

II

«Большевизм» г. Ленина есть крайнее выражение этой идеи, зародившейся в стихийном опьянении. В Григории Распутине нашла себе выражение черная

хлыстовская стихия. В г. Ленине и кружащихся вокруг него ярко выражена красная хлыстовская стихия. Крайности сходятся в одинаковой вражде к

началам личности и культуры. В ленинском большевизме идея братства человечества и царства правды на земле, которая пойдет в мир от русской

революции, утверждается в исступленной ненависти и раздоре, в обречении на гибель большей части человечества, именуемой «буржуазией».

Человечеством признается лишь пролетариат. В «мессианизме» большевиков и максималистов соединяется русская мечтательность и жертвенность с

кровавой исступленностью, овечий дух – с разъяренной злобой и ненавистью, чувство братства – с жаждой разъединения и раздора. Так образуется

стихия, в которой зло принимает обличье добра, а добро – обличье зла, в которой все двоится, в которой личность человеческая тонет. За самыми

прекрасными и добрыми лозунгами могут скрываться самые злые страсти. Утверждение крайней правды может быть одержимостью.

Что такое идея интернационала, столь сейчас пленяющая и завораживающая? Идея интернационала есть болезненное классовое извращение и искажение

великой идеи единства человечества и братства народов. Интернационал не может быть братством народов, он может быть лишь упразднением народов,

утверждением бескачественной трудовой человеческой массы, в которой утопает все индивидуальное и конкретное. Братство народов во всяком случае

предполагает существование народов, оно может быть лишь братством национальных индивидуальностей. Это так же верно, как и то, что братство людей

предполагает существование человеческих индивидуальностей и их любовное обращение друг к другу. Нации – конкретные реальности, некие существа,

которые должны быть и должны утверждаться для того, чтобы они могли братски соединяться или приносить жертвы. Если не укреплено национальное

бытие, если нет национального лика, то не может быть и речи ни о братстве народов, ни о народных жертвах и самоотречениях. Россия прежде всего

должна быть, должна иметь свой лик и быть могущественной. Тогда только можно говорить об ее отношениях к другим народам и к человечеству.

Между национальным единством и единством человечества не может быть никакого принципиального противоположения. Бессмысленно ставить дилемму:

нация или человечество, национальное или общечеловеческое сознание. Дилемма эта порождена рационалистическим гуманизмом, который не признает

ступеней иерархии конкретных индивидуальностей.

Единство человечества как некая высшая иерархическая ступень осуществляется через единства национальные, через укрепление и развитие национальных

индивидуальностей. Начала всечеловеческие раскрываются в национальном бытии, через движение вглубь и ввысь. Национальность должна быть вознесена

до всечеловеческого значения. Всякая культура на вершинах своих и национальна, и всечеловечна. Гёте и Достоевский в такой же мере всечеловечны,

как и национальны. Это – элементарная аксиома. Всечеловечность ни в каком смысле не есть утрата и упразднение национальности. Одна иерархическая

ступень входит в другую иерархическую ступень. Интернационализм же хочет достигнуть единства человечества, всечеловечности через срыв в сторону,

через движение вбок, в какую-то пустоту, упразднив целую вечную иерархическую ступень бытия. Вот почему идею пролетариата следует рассматривать

как ограбление человечества, отнятие у него качеств и ценности национального бытия, национальных индивидуальностей. Это есть путь в пустую

бескачественную отвлеченность. Никакая высшая ступень единства не может отрицать предшествующих ступеней – в ней должны достигать высшего

развития и осуществляться все градации индивидуальностей. Во всечеловечество входят целиком все нации, как и все человеческие индивидуальности.

Это подобно тому, как в Боге не погибает и не упраздняется весь космос со всеми своими ступенями, а лишь получает свое полное реальное

осуществление. К всечеловечеству, к братству народов нет других путей, как через национальности, через малые национальные единства и большие

империалистические единства, это – единственный конкретно-реальный путь. Национальные индивидуальности, образующиеся и изживающие свою судьбу в

кровавой трагедии истории, должны быть донесены не только до всечеловечества, но и до божественного всеединства. Основы и задачи как малых

национальных тел, так и больших империалистических тел – космические. Интернационализм же и антиисторичен, и антикосмичен.

III

Россия есть некая конкретная реальность в мире, некое индивидуальное существо, имеющее свою судьбу, свой удел, свою задачу. Об этой элементарной

истине нужно ныне громко кричать. Россия может послужить всечеловечеству лишь через утверждение своего единства и своей особенности, а не через

свое раздробление и обезличивание. И если бы Россия перестала быть Россией, а русские перестали быть русскими, то Россия и русские были бы

потеряны для всечеловечества, не сказали бы своего всечеловеческого слова, не сделали бы никакого великого дела в истории. Русский человек лишь

через Россию может запечатлеть в мире свой всечеловеческий дух. Без России русские люди превратились бы в бескачественную массу, которая ничем не

может обогатить мировую жизнь. Только единая, великая, сильная Россия может сказать миру свою идею, только такая Россия может быть дарящей и

жертвенной, источающей свой свет. И если Россия начнет свободное существование с самоупразднения, с раздробления, с утраты своего образа среди

народов мира, то источник возможного света от нее погаснет, и русские люди превратятся в рассыпающуюся бесцветную массу. Ослабление и падение

русского государства будет также ослаблением и падением русской духовной культуры. Русский народ мог бы вступить в период исторического упадка и

оказался бы вытесненным на второй план. Никто не ждет уже великих слов и великих дел от испанцев, все их величие в прошлом. Никто не ждет уже

ничего от персов. Национальное и государственное падение влечет за собою также и падение творческой личности. Для многих русских людей, для

русских интеллигентов и русских рабочих не велика жертва отречься от отечества, отдать Россию; они с легкостью готовы это сделать,

интернациональная настроенность является для них естественным состоянием и движением в направлении наименьшего сопротивления. Но всякая жертва

ценна лишь тогда, когда она является движением в направлении наибольшего сопротивления. Источником жертвенности бывает лишь сила. Для немцев,

французов, англичан преодоление национализма происходит в атмосфере силы, оно трудно и потому жертвенно. Русское же отсутствие патриотизма и

русская интернационалистическая настроенность может быть лишь слабостью. Либкнехт и Ленин психологически противоположны. Нужно сначала быть и

быть в силе, тогда лишь возможно самоотречение и жертва. Это верно и относительно целого народа и относительно отдельного человека. В России

прежде всего необходим закал личного характера и закал народного характера.

Идея интернационала, идея отвлеченно-пустая, расслабляет русскую душу и подрывает силу России. В русском народе есть великие духовные качества,

неведомые западным народам, есть подлинная всечеловечность. Но нужно прямо сказать, что легкость, с которой принимается у нас интернационализм и

отвергается национальность, есть проявление слабости характера. В слабоволии, в отсутствии сурового закала личного характера скрыты величайшие

опасности для России. У русских есть добродетели, которые опаснее пороков, есть какой-то расслабляющий морализм, есть что-то овечье. Слабость

характера и овечьи добродетели – благоприятная почва для всякой демагогии. Нам не хватает более суровых добродетелей. Это связано у нас с

недостаточной выраженностью личного человеческого начала, с погруженностью в коллектив. Всегда приходится вспоминать, что в России не было

рыцарского начала. И это факт роковой для нашего морального и общественного развития. Мы слишком легко переходим от старого коллективизма, от

старой стихийности к новому коллективизму, к новой стихийности. И минуем дисциплину личности, культуру личности, развитие личности. Но новый

свободный коллектив может выковаться лишь через выковывание личности. Идея личности XX века не может быть абстрактной, как в XVIII веке, она

может быть лишь конкретной. И нужно признать, что конкретная личность выковывается лишь через национальную дисциплину и в нации. Личность, нация,

человечество – реальности. Интернационал же есть отвлеченная и пустая фантазия. Столь же пустой фантазией является и международный пролетариат.

Даже пролетариат внутри каждой страны есть некая абстракция; конкретно существуют лишь разнохарактерные группы рабочих, отличные по своим

интересам и по своей психологии. Идея пролетариата есть лжерелигиозная фикция класса-богоносца. В известные мгновения могут быть одержимые этой

фиктивной идеей; но в ней нет ничего подлинно реального. Политика реальная, в эмпирическом и метафизическом смысле этого слова, может быть

основана лишь на идеях личности и нации, с которыми должны быть согласованы и которым должны быть подчинены все групповые и классовые интересы.

Нация есть некая идея, идущая вдаль, класс же есть интерес, по существу непревратимый в идею. Но идея интернационала и есть попытка превратить

класс в универсальную идею, всепоглощающую и всепожирающую. Это противоестественная, лжерелигиозная и антирелигиозная попытка разлагает всю

иерархию реальностей, реальность и нации, и человечества, и личности. Все тонет в стихийном опьянении идеей интернационального пролетариата,

реальное и призрачное перемешивается. И ныне перед ответственным сознанием и мыслью стоит задача отделить реальности от призраков и фикций.

Нельзя допустить смешения чистого экстаза и горения духа с одержимостью и стихийно-пьяным разгулом. Наряду с политическим и социальным

строительством должны все время идти у нас духовная и культурная работа и творчество. Мы должны духовно бороться за личность, за нацию, за

человечество с разлагающими, стихийно-хаотическими веяниями. И это будет истинным освобождением от рабства.

«Русская свобода», 22 апреля 1917 г.

Народническое и национальное сознание

I

Очень своевременно теперь вдуматься в то исконное русское направление и настроение, которое носит наименование «народничества». В нынешний час

русской истории происходит острое столкновение сознания «народнического» с сознанием «национальным» и явно преобладает первый тип сознания. В

народничестве есть что-то очень русское, очень национальное даже в самом своем отрицании национальности, и оно принимало самые разнообразные

формы, от самых религиозных и мистических до самых материалистических, от самых правых до самых левых. Крайности у нас всегда сходятся, наша

черная