которого добровольно хочет человек. «Товарищ» есть недопустимое смешение «гражданина» и «брата», смешение государственного и церковного
общества, подмена одного плана другим, не то и не се. За эти месяцы в России слово «товарищ» приобрело смехотворное и почти постыдное значение. С
ним связано у нас истребление гражданства и окончательное отрицание братства любви. Класс в лице «товарища» восстал не только на класс, класс
восстал на человека. О человеке забыли в разъярении классовой ненависти.
А ведь человек есть подлинная, непреходящая реальность. Человек наследует вечность, а не класс. Всякий класс есть временное, преходящее явление,
его не было и не будет. Человек конкретен. Класс же есть абстракция. В этой абстракции объединяются схожие социальные интересы и схожие
социальные психики. Но эти абстрактные объединения никогда не могут образовать подлинной реальности, реальной ценности. «Пролетариат» социалистов
есть отвлеченная «идея», а не реальность. Реально существуют лишь разнородные группы рабочих, нередко различающихся и в своих интересах, и в
своих душевных укладах. Самих рабочих хотят принудить подчиниться отвлеченной идее пролетариата. И этой бескровной отвлеченности, как идолу,
приносят человеческие жертвы.
Класс не обладает также той реальностью, которой обладает нация, государство. Класс – очень относительное образование, он может занимать лишь
самое подчиненное положение. Все «классовое» относится к оболочкам жизни, а не к ядру. Попытка положить в основу судьбы общества идею класса и
факт класса есть демоническая попытка, она направлена на истребление человека, нации, государства, церкви, всех подлинных реальностей. Класс,
которому приписывают верховенство, разлагает все ценности и искажает все жизненные оценки. Рабочий класс, поверивший, что он единственный
избранный класс, не оставляет живого места, все сносит и калечит. В России не будет свободного гражданства, пока русские будут жить под властью
демонической идеи класса. И эта же темная классовая идея будет истреблять остатки братства в русском народе как народе христианском. Гипноз
классовой идеи коверкает и самый социализм и придает ему разрушительный и самоубийственный характер. Если возможен и допустим социализм, то в
основу его должен быть положен человек, а не класс. Против классового абсолютизма необходимо проповедовать крестовый поход. В темных русских
людях, одержимых лживой идеей, обманутых и изнасилованных, должно пробудить человека, человеческий образ и человеческое достоинство. Самомнение и
наглость класса не есть достоинство человека, в них погибает человек. В массе рабочих и крестьян не только не пробуждается человек, но
окончательно забывается и тонет в стихии темных инстинктов. Большевистский коллективизм и есть последствие нераскрытости в России человеческого
начала, человеческой личности, человеческого образа. Пролетарский классовый коммунизм на русской почве есть переживание дочеловеческого
первобытного коммунизма. Революция разнуздала эту коммунистическую тьму, но ничего не сделала для развития в народной массе свободного
гражданства. Новая и лучшая жизнь начнется в России, когда светлый дух человека победит темного демона класса.
«Народоправство», № 20, с. 2-4, 8 января 1918 г.
Духовный и материальный труд в русской революции
Памяти Федора Федоровича Кокошкина
Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны… Первым долгом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий
уровень наук и талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей!.. Рабы должны быть равны: без деспотизма еще не бывало
ни свободы, ни равенства, но в стаде должно быть равенство, и вот шигалёвщина… Горы сравнять – хорошая мысль… Не надо образования, довольно
науки… Жажда образования есть уже жажда аристократическая.
Достоевский. Бесы
I
В социальных последствиях русской революции есть очень много парадоксального и неожиданного. Совсем не там нужно искать основного конфликта этой
революции, где его обычно ищут. И не та социальная группа падает ее жертвой, которой полагается падать по популярной теории революции.
Социальной, а глубже и духовной сущности русской революции нужно искать не в столкновении классов трудящихся с классами имущими, не в борьбе
пролетариата с буржуазией, а прежде всего в столкновении жизненных интересов и в противоположности жизнеощущений представителей труда
материального и труда духовного. Это очень глубокий конфликт труда количественного с трудом качественным, это – трагическое для судьбы России
столкновение «народа» с «культурой». Народ восстал против дела Петра и Пушкина. Причины такого характера нашей несчастной революции заложены
очень глубоко в прошлом. По сравнению с этой основной противоположностью, обнаружившейся в стихии русской революции, совершенно меркнут все
остальные противоположности, которыми так занято привычное мышление. Конечно, в русской революции происходит столкновение и борьба
«социалистических» интересов трудящихся масс с «буржуазными» интересами классов имущих; конечно, обнаруживается в ней борьба типа мышления
«социалистического» с типом мышления «буржуазного». Но для нашей своеобразной по своей социальной и культурной обстановке революции, во многом
отличной от революций европейских, духовно показательны и существенны не эти столкновения и не эта борьба. Своеобразная трагедия русской
революции – в развержении зияющей бездны, разделяющей и противополагающей мир труда духовного, умственного, творческого, мир создателей ценностей
культуры и благ государства и мир труда материального, бескачественного, мир варварски враждебный всякой культуре и всякому государству. В России
столкнулось варварство и культура, огромное по объему варварство с очень небольшой по объему культурой. Революция не пробудила в народе жажды
света, движения вверх. Наоборот, темная стихия народная тянет верхи культурные вниз, требует понижения их качественного уровня. Труд материальный
заявляет исключительное притязание господствовать над трудом духовным. Вся умственная и духовная работа многих поколений, выковывающих все
ценности и блага цивилизованного существования, объявляется «буржуазной» и ненужной.
Настоящего рабочего движения, делающего созидательные усилия преодолеть злые стороны буржуазно-капиталистического строя, в России нет и быть не
может, так как Россия страна промышленно отсталая, пролетариат наш сравнительно малочислен, недостаточно организован и недостаточно развит. У нас
нет еще ни экономических, ни морально-психологических предпосылок рабочего социализма, направленного на организацию труда, на организацию
производства, менее анархическую, чем в индивидуально-капиталистическом хозяйстве. Русский «социализм» есть лишь западноевропейское наименование
для русской отсталости и русского бунтарства. В России, стране по преимуществу мужицкой, культурно отсталой и недисциплинированной, в тот
исторический час, когда с народной стихии спали все внешние сдержки и оковы и расшатались внутренние духовные скрепы и связи, столкнулись прежде
всего мир умственного, образовательного, духовного ценза с миром количественной массы, не обладающей такого рода цензом. Это – столкновение более
глубокое, чем столкновение мира цензового и мира трудового в материальном смысле этого слова. Конфликт количественного начала с качественным
началом, в котором жертвой падает начало качественное, – вот что оказалось роковым в русской революции. Острие русской революции оказалось
убийственно направленным против культуры и ее служителей. Массы жаждут раздела, но не хотят подниматься к более высокой жизни, всегда основанной
на творческом труде. Революция оказалась не прогрессивной и не творческой, а реакционной, дающей явное преобладание элементам тьмы над элементами
света. Восстание мира «социалистического» против мира «буржуазного» в русской революции совсем не означает борьбу организующего труда против
исключительного господства капитала, против власти имущих. Это – момент второстепенный. Солдатская масса, делающая революцию, неспособна к
положительной организации труда, она дезорганизует труд и создает царство лени и безделья. Существенно и характерно в русской революции восстание
необразованных против образованных, некультурных против культурных, невежественных против знающих, количественного, материального труда против
труда же, но качественного, духовного. И характерно, что психология восставших не трудовая, а потребительская психология. Воля восставших масс
направлена не на организацию труда, не на регуляцию социального целого, а на захваты и потребление. Это – менее всего психология производителей.
Производство не интересует революционные массы. Это только наглядно показывает, насколько подлинный труд имеет духовную основу и предполагает
нравственную самодисциплину трудящихся. Материалистическое отношение к труду ведет к разложению труда, и на этой нездоровой почве может расцвести
лишь лень и безделие.
II
Материальный труд, оторванный от всякой духовной основы, не может защитить себя. Защитить себя может лишь организованный производительный труд,
всегда предполагающий нравственную самодисциплину. Такой силы организованного и самодисциплинированного труда в русской революции не
обнаружилось, она не подготовлена всей прошедшей нашей историей. Вот почему трудящиеся массы сейчас разрушают производства, истребляют
промышленность и сельское хозяйство, отрицают самый труд. Нужно всегда помнить, что производительная инициатива принадлежит труду духовному, что
ему принадлежит руководительство в хозяйственной жизни страны. Рушатся экономические основы духовно-культурной жизни в России, потому что
разложились духовные основы экономической жизни, нравственная и религиозная дисциплина трудящейся личности. Невозможно отрицать прав
материального труда на организованное улучшение своего положения и увеличение своего общественного веса. Труд имеет свои священные права, и он не
должен находиться в исключительной и неограниченной власти капитала. Отношения труда и капитала не могут быть регулированы индивидуально,
предоставлены исключительной власти личной конкуренции – они подлежат государственной и общественной регуляции. Это можно признать достоянием
современного сознания. Но права труда не могут быть поняты, как права количества против качества. Начало качества представляется не капиталом, а
квалифицированным трудом. Капитал же дает возможность квалифицированному труду осуществлять свои производительные и творческие замыслы. Высшее
право принадлежит качественному труду, самое же высшее право принадлежит творчеству. В мире человеческого труда есть своя иерархия, свои
восходящие и нисходящие ступени. И труд может быть организован лишь иерархически, а не механически. Это превосходно понимали такие люди, как
Рёскин, который стоит многими головами выше социалистов, провозглашающих идеологию бескачественного, всеуравнивающего труда. Рёскин верен
благородной платоновской традиции. Разделение труда есть закон космической жизни. Свержение иерархии труда, в которой высшее качество получает
соответствующее ему место, есть реакционный бунт, отбрасывающий назад, понижающий уровень культуры, истребляющий все ценности. Такой реакционный
бунт, разрушающий иерархию труда и иерархию ценностей, и происходит сейчас в России.
Русское революционно-социалистическое движение не организует, а дезорганизует производство, оно в сущности враждебно труду. Русская
«революционная демократия» под «буржуазией», которую она хотела бы истребить, понимает не класс капиталистов, не промышленников и торговцев, не
обладающих имущественным цензом, а весь образованный, культурный мир, всех обладающих умственным цензом. К «образованным» злобная вражда еще
сильнее, чем к «имущим». Это очень характерно. Социалистическая идеология всегда грешила тем, что она являлась идеологией бескачественного
материального труда, что она отрицает в труде начало иерархическое, что она не дает соответствующего места качеству, способности, образованию и
призванию, что она механически уравнивает трудящихся и исключает возможность подбора лучших и их преобладания в общественной жизни.
Материалистический социализм, взятый в чистом и отвлеченном виде роковым образом ведет к подбору худших и к их преобладанию, он должен кончиться
охлократией. Если и западный социализм, более культурный, грешит невниманием к значению квалифицированного, духовного труда, то социализм
русский, обнаруживший совершенно варварскую природу, готов громить представителей этого высшего труда. Горы сравнять с долинами – вот пафос
русского социализма. Это и есть «шигалёвщина», гениально раскрытая Достоевским в «Бесах». Это и есть «махаевщина», которая лет пятнадцать тому
