Скачать:TXTPDF
Философия неравенства

человеческого общества упирается в эсхатологию. Но христианская эсхатология не может быть материализована. Хилиазм и был всегда материалистической эсхатологией. Это не значит, что христианское сознание принимает спиритуалистическую эсхатологию. Царство Христово будет не только на небе, но и на земле, оно будет не только духовным, но и телесным царством. Но это будет иная, преображенная земля и иное, преображённое тело. Сошествие небесного Иерусалима на землю не может мыслиться как его материализация. И оно никогда не произойдет в пределах истории трех измерений, оно есть четвертое измерение истории. Прославленная в Царстве Христовом телесность не есть уже материальная, физическая телесность. Сеется тело душевное, встает тело духовное. История во времени есть проекция на плоскости совершающегося в глубине, в вечности. И разрешающий конец в этой временной истории есть всегда неразрешимая антиномия, есть всегда обман зрения для рационального сознания. Новая жизнь, новый мир есть царство Божественной Истины, вечное, а не будущее, противополагающее себя прошедшему.

В христианском догматическом сознании, в христианской философии проблема эсхатологии не получила ясного и общеобязательного разрешения. Вокруг этой проблемы всегда раскрывались разные возможности. В истории христианства апокалипсис не вмещался полностью и тема об апокалипсисе всегда была темой о новом откровении в христианстве. Так стояло это некогда для Иоахима Флорского, так стоит и для многих религиозных мыслителей нашего времени, настроенных пророчественно. «Откровение св. Иоанна» было признано канонической книгою священного писания и внесено в Новый Завет. Но церковь не сделала такого применения из этой священной книги, как сделала из других священных книг. «Откровение св. Иоанна» не стало творческим источником ни для церковного догмата, ни для церковной практики христиан. Книга эта осталась таинственной, запечатанной под семью печатями. До времени так и должно было быть. И в наше время, которое мистически чуткие люди называют апокалиптическим временем, безответственное злоупотребление апокалипсисом производит неприятное впечатление. Предсказание наступления конца мира к определенному времени явно противоречит словам Христа, что о дне и часе этом никто не знает. Ожидание конца мира послезавтра утром снимает с людей всякую ответственность и делает их пассивными. В этих ожиданиях всегда чувствуется смешение разных планов, грубая материализация христианских тайн, духовная незрелость. Вступление христианской абсолютности в историческую относительность порождает ряд иррациональных антиномий. «Апокалиптическое» сознание может давать слишком грубые и насильственные разрешения этих антиномий. Внутри самого христианства очень сложно столкновение и взаимодействие абсолютного и относительного, вечного и исторического. Западный папоцезаризм и восточный цезарепапизм и был исканием абсолютного в относительном, вечного в историческом. На этой почве создавались все опыты земных теократий, священных царств. В них Царство Божье давалось лишь символически, а не реально-онтологически. Церковь не есть Царство Божье на земле, и существование в истории церкви Христовой, которой не одолеют и врата адовы, не говорит о возможности Царства Божьего на земле. Отождествление церкви с Царством Божьим, с Градом Божьим было ошибкой, допущенной бл. Августином, которая повлияла на католическую концепцию церкви. Церковь не есть теократия. Все внешние теократические притязания разрушены историей. Роковой процесс секуляризации не одолел и не одолеет святыни церкви Христовой, но он одолевает теократические притязания, он разбивает великие религиозные утопии священных царств. Царство Божье приходит неприметно. Незримо оно входит в мир и овладевает миром. Из глубины идет это царство и к глубине обращено оно. И слишком приметное, слишком зримое царство не есть ещё Царство Божье. Теократические иллюзии и были иллюзиями материализованного Царства Божьего, Царства Божьего в непреображённой природе, в трех измерениях земной жизни. И самую церковь можно брать в измерении историческом, в её явлениях на плане материальном, и в измерении глубины, в её сокровенном бытии. Есть церковь экзотерическая, демократическая, водительствующая массой человечества и религиозно воспитывающая её для высшей жизни, и есть церковь эзотерическая, сокровенная, в которой для более высокой иерархии раскрываются более глубокие тайны и более глубокое общение. Не может быть никакой противоположности между этими двумя пониманиями церкви. Единый, цельный мистический организм церкви, иерархической по своему строению, имеет ступени выявления, своё ядро и свою периферию. Демократизм исторического христианства охраняет аристократизм сокровенного христианства. Иллюзии Царства Божьего на земле основаны на том, что сокровенное мыслится окончательно выброшенным на поверхность, что эзотерическое становится совершенно экзотерическим, что духовное вполне материализуется. Но Царство Божье принадлежит сокровенной глубине бытия, а не поверхности его, не приметной и зримой его оболочке. Царство Божье неприметно, Царство Божье не от мира сего. Царство Божье есть совершенное преображение мира. Христианское общение не может быть внешней материальной теократией. Христианская общественность есть таинственное общение в духе, в любви Христовой. Она несоизмерима ни с какой подзаконной общественностью. Все попытки сопоставить и сблизить христианское общение в Духе с демократическими, социалистическими течениями есть религиозная ложь и обман. Свобода христианского общения в Духе не имеет ничего общего с «свободой» анархической, и братство христианского общения в Духе не имеет ничего общего с «братством» социалистическим. Христианское общение – благодатное общение, общение в любви Христовой. Анархическое и социалистическое общение целиком принадлежит к царству природной необходимости, к царству кесаря. Такую же религиозную ложь представляют все связывания христианской общественности с старым языческим государством или с отсталым натуральным хозяйством. Царство Божье и царство кесаря разделены Христом, и не может Царство Божье вместиться ни в какое царство кесаря, в старое или новое, реакционное или революционное. Братское общение во Христе есть уже таинственное вхождение в Царство Божье. И это братство Христово неприметно приходит в мир. В Царстве Божьем нет никаких коллективов, в нём есть только личности, оно все состоит из личностей разных иерархических ступеней. И в Царстве Божьем будет «иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится во славе».

В братстве Христовом нет никаких внешних социальных признаков, и не может быть никаких социальных для него критериев. В духе св. Франциска не было ничего связанного с социальным царством, в нём Царство Божье неприметно пришло в мир. Всё социальное связано с относительными средствами жизни, а не с абсолютными целями. Абсолютная социальная цель немыслима, абсолютная цель – религиозна, а не социальна. Все внешне социальное имеет в себе материальную относительность. И Царство Божье отодвигается, когда его начинают мыслить социальным царством, когда его считают осуществимым на земле, во времени. Тяжесть мира сковывает дух, когда относительное абсолютируют. Но пафос всех социальных утопий и есть такая абсолютизация относительного. Вы спорите – «правое» или «левое» Царство Божье. Но кощунственно применять к Царству Божьему эти жалкие мерила. Всё «правое» и всё «левое» преходит, когда вы прикасаетесь к тайне Царства Божьего. Против социальных утопий, выдающих себя за Царство Божье, необходимо утвердить здоровый пессимизм и аскетическую суровость. Этот пессимизм по отношению к миру и ко всему, что от мира, есть в Евангелии и Апокалипсисе. О нём вам следует чаще напоминать. И малые апокалипсисы Евангелия, и Апокалипсис св. Иоанна не предсказывают победы и торжества любви Христовой и правды Христовой на земле.

Христианские пророчества говорят о пришествии антихриста, о победе князя мира сего, об иссякании любви. И все утопии земного блаженства, земного совершенства, окончательного торжества правды на земле находятся в непримиримом противоречии с христианскими пророчествами. То, что говорится в Откровении св. Иоанна о тысячелетнем царстве Христовом, остается сокровенной тайной. И все попытки раскрыть эту тайну, переведя её на рациональный язык земных утопий, – не религиозны, в них искания царства мира сего сильнее исканий Царства Божьего. Апокалиптическое тысячелетнее царство Христово и есть чудесное преодоление антиномии времени и вечности, земного и небесного, посюстороннего и потустороннего, имманентного и трансцендентного. И потому невыразимо это царство на языке одного из полюсов этой антиномии, непереводимо в плоскость временного, земного и посюстороннего. Таинственность Апокалипсиса связана с тем, что язык этой книги – не наш язык. Поэтому постижима она лишь символически. Символвремя и вечность, мир земной и мир небесный. Царство Божье раскрывается нам символически. Это и есть радикальное возражение против всех попыток превратить Царство Божье в земную утопию. Вступая в атмосферу апокалиптическую, мы подвергаемся опасности подмен и двоений. Вся таинственность, неразгаданность, антиномичность, иррациональность Апокалипсиса связана с этой возможностью подмен и двоения, предоставленной свободе человеческой. В Апокалипсисе не может быть евангельской ясности и простоты. В нём раскрывается предельное духовное раздвоение, в нём является предельная ложь, обратное подобие Христа. В Евангелии всё совершается в атмосфере солнечной ясности, божественной простоты, Логос является во плоти, и ослепительно светлые лучи его проникают в души людей. В Апокалипсисе всё совершается в атмосфере смешанной и сложной, – в атмосфере этой всё раздваивается, в ней всё пропитано яростью и столкновением полярно противоположных начал. Солнечный луч от Лика Христова падает уже не на девственную почву душевной простоты и цельности, а на души страшно сложные, раздвоенные, утомленные и истерзанные долгой историей, поставленные перед совершенно новыми проблемами. Мы уже вышли из евангельской атмосферы и вошли в атмосферу апокалиптическую. Наша духовная атмосфера не походит на атмосферу первохристианскую. Лик Христов перестают ясно различать, Его смешивают с обратным подобием. Лик Христов двоится для современного человека. Страшно зыбка современная душа, двоится для нее добро, двоится для нее зло. Зло воспринимается ею в обманчивых образах добра. Антихристов дух и есть дух лжи и подмены, двусмысленный дух, неуловимый в своей внутренней сущности, ибо сущность эта – в небытии.

Утопия социального рая на земле есть одна из антихристовых подмен и обманов, из обратных подобий Царства Божьего. Безбрежная социальная мечтательность душ разрыхленных, потерявших всякую аскетическую дисциплину самоограничения, оторвавшихся от духовного центра жизни – благоприятная почва для антихристовых соблазнов. Антихрист прельщает осуществлением Царства Божьего на земле, социального блаженства. Он обещает осуществить то, чего не осуществил Христос-Распятый. После пришествия Христа в мир правда не победила на земле. И это многих соблазняет. Это соблазнило еврейский народ. Это вводит в соблазн и современных искателей земной правды. Будет выше Христа тот, кто осуществит правду на земле, или тот будет Христом Грядущим, кто осуществит эту правду, прекратит муку и страдания человеческие. Но Христос не только не осуществил правду и блаженство на земле, Он и не обещал этого осуществления. Он звал взять крест свой и идти за ним. Он учил, что жизнь на земле, в этом мире есть крест, что путь Царства Божьего лежит через Голгофу. И больше должен прельщать тот, кто обещает Царство Божье на земле без Голгофы и искупления.

Социалистическое и анархическое движение в мире имеет огромное религиозное значение, ибо движение это обостряет для христианского сознания проблему антихриста. Это движение подводит к пределам, оно переходит

Скачать:TXTPDF

Философия неравенства Бердяев читать, Философия неравенства Бердяев читать бесплатно, Философия неравенства Бердяев читать онлайн