любви» есть средство, а не цель. Объявляя и в этой важной области человеческой жизни борьбу за идеализм, я думаю, что только признание метафизического смысла любви может способствовать повышению ценности жизни, наполняя ее возвышающим душу содержанием. Так называемый «женский вопрос», который есть в такой же степени и мужской, будет решен, как часть общего «социального вопроса», тогда проблема любви предстанет во всей своей чистоте. Идеальная любовь с ее вечным романтизмом, красотой и поэзией есть одна из целей человеческой жизни и задача ее воплощения в жизнь должна быть выставлена на знамени духовной борьбы за нового человека, для которого социальная борьба готовит новое здание[223 — У Мережковского вообще есть склонность к художественному схематизму, у него мало индивидуальных оттенков.].
Метафизическое творчество в философии тоже, пожалуй, романтизм и романтизм вечный по своему соответствию сокровеннейшим запросам человеческого духа. И мы прежде всего желали бы воплощения в жизнь философского духа, духа великих мыслителей афинской аристократии, духа Платона и Бруно, Спинозы и Фихте, духа всех великих идеалистов, каких только знает борьба за прогресс. Для нас философский идеализм не специальная, оторванная от жизни теория, которая проповедуется с философских кафедр, это — звезда, озаряющая наш жизненный путь, полный активной борьбы за воплощение правды. Тут неуместно входить в обсуждение вопроса о задачах и содержании метафизики и о тех путях, которыми можно к ней прийти. Я бы только особенно хотел подчеркнуть следующий важный вывод: процесс познания истины, находящий высшее свое завершение в метафизическом понимании мира, имеет самостоятельную ценность, это не только полезное в борьбе за существование средство, это — цель, одна из идеальных целей жизни, возвышающих нас до уровня человека. И я думаю, что к той критике буржуазного общества, угнетающего и принижающего человека, которая раздается со стороны прогрессивной общественной науки и со стороны непосредственных чувств прогрессивных слоев общества, метафизический идеализм прибавит свое новое слово. С точки зрения вечных ценностей буржуазное общество и слуги тьмы будут преданы суду и — осуждены. Вызов, брошенный метафизическим идеализмом современной жизни, полной безобразия, будет глубже и величественнее всякого другого вызова, как голос вечной правды внутри приближающегося к ней человечества.
Идеализм в этике признает абсолютную ценность добра и его качественную самостоятельность. Прежде всего и больше всего идеалисты должны настаивать на том, что нравственное совершенство есть цель человеческой жизни, что совершенствование выше всякого довольства. Пора также расстаться с тем недоразумением, которое видит высшее проявление нравственности в пожертвовании собственной душой во имя блага других. Жизнь свою можно, а иногда и должно отдать, но душу свою нельзя отдать ни за что на свете. Только духовно развитая и совершенная душа может быть настоящим борцом прогресса, может вносить в жизнь человечества свет истины, добра и красоты. Каждая человеческая личность, не забитая и не окончательно пришибленная, должна сознавать свое естественное право на духовное совершенствование, право свободно творить в своей жизни абсолютную истину и красоту. Вульгаризация духа есть величайшее нравственное преступление. Когда оно совершается бессознательно, то за него бывает ответственна историческая обстановка, но никто не имеет нравственного права сознательно понижать свой духовный уровень. Общественный утилитаризм, поскольку он посягает на фаустовские стремления и унижает дух человека, является реакционным направлением человеческой мысли, какими бы демократическими формами он ни прикрывался. Когда человек приносит жертвы на алтарь своей правды, то дух его возвышается и мы встречаемся с нравственным величием. Но нет величия в идее жертвы собственным духом во имя мещанского благополучия X и Y. Борцы за идеализм должны прежде всего признать самоценность за нравственным содержанием жизни и понять демократизацию общества как его аристократизацию. Отсюда вытекает великая задача нашего времени: влить идеальное нравственное содержание в те социальные формы, которые несут за собою прогрессивные силы общества. Это значит поднять четвертое сословие до «идеи» четвертого сословия. Это значит также создать нравственно совершенного человека, дух которого будет чужд всякой буржуазности и разовьет все заложенные в него великие возможности и силы, — образ более высокий, более способный вдохновить к борьбе, чем образ просто довольного человека. Материальное довольство есть средство, элементарно необходимое условие, идеальное совершенство — цель.
В искусстве начинает возрождаться идеализм и романтизм, как реакция против реализма, дошедшего до самого пошлого, самого мелочного натурализма. Искусство стремится к новой красоте и новой постановке вечных вопросов, выражая более утонченную и сложную психику, необыкновенно тонкие настроения. Здоровое зерно «декадентства» я вйжу в воспроизведении тонких индивидуальных оттенков человеческой души и
в протесте против буржуазной грубости и полного отсутствия красоты в жизни. Символизм находит себе оправдание в теоретической эстетике, которая ни в каком случае не может считать искусства отражением действительности. Идеалистическое мировоззрение должно признать самостоятельное значение красоты и художественного творчества в жизни человечества. Красота есть идеальная цель жизни, возвышающая и облагораживающая человека. Мы признаем идею самостоятельного значения красоты, понимая под этим самоцельность красоты, и таким образом мы только подходим к полноте человеческих переживаний. В буржуазном обществе и его искусстве слишком мало красоты и оппозиция этому обществу должна внести в жизнь человечества как можно больше красоты, красоты в человеческие чувства, в искусство, во весь строй жизни. К прежним видам протеста присоединяется еще эстетический протест против буржуазного общества. Такова, напр., деятельность английского эстетика Морриса[224 — Я не утверждаю дуалистического решения и указываю только на огромную трудность этой проблемы, которую Мережковский обходит. Дьявольская стихия не только в плоскости и пошлости, но гораздо более еще в злобе и самолюбии. ]. На нашей стороне должна быть не только истина и справедливость, но также и красота. Современное искусство с его «декадентскими» течениями — искусство переходной эпохи и отражает на себе нервную развинченность нездоровой общественной атмосферы, но оно делает в принципе прогрессивные попытки сказать новое слово и подготовить нового человека с более красивой душой, полной индивидуальных настроений и красок, бесконечно ценных для интимной жизни человеческой личности. Таким образом, искусство способствует решению великой проблемы нашего времени: созданию прекрасной человеческой индивидуальности. Идеал красоты должен быть начерчен на нашем знамени, так как красота есть неотъемлемая сторона единой ‘ правды, реализующейся в человеческом прогрессе. Человек будущего должен быть прекрасен, только для такого человека стоит строить «жилища». С этой точки зрения мы можем сказать, что этическая и эстетическая критика Фр. Ницше имеет огромное значение, не- • смотря на его социальную наивность. В новую, культуру необходимо внести струю «трагической красоты»[225 — Мережковский ничего не говорит о Логосе.].
В последнее время начинает возрождаться несправедливо забытая теория «естественного права», а идея
«естественного права» и есть настоящая основа идеализма в политике. Этого идеализма нет и быть не может ни в плоской идее общественного утилитаризма, ни в логически нелепой теории необходимости социальной катастрофы. С точки зрения общественного благополучия можно все оправдать, любое бесправие. Общественный утилитаризм не может осудить идиллической картины крепостного права, в которой помещики идеальны, а крестьянству живется хорошо. Для сторонника идеалистической идеи «естественного права» бесправное счастье есть величайший позор, а прогресс, который, хотя и нарушает данную систему благополучия, но ведет к торжеству человеческого права, есть величайшее благо. Самые прекрасные цветы практического социального идеализма вырастают из идеи «естественного права» человека и гражданина. Идеализм видит в правах человека, в равенстве свободных индивидуальностей — самоценность, а не полезное для благоденствия средство. «Естественное право» человеческой личности есть святыня, на которую никто и ничто не может посягать, оно имеет метафизические корни, но человечество доходит до него лишь путем социального развития. Нет такого счастья и такой пользы, во имя которых можно было бы отнять у человека его «естественное право». Перед лицом «естественного права» нравственно бессильно и большинство голосов, и благополучие народа, и все т. п. Нужно бороться за новое общество под знаменем «естественного права», возвышающимся над всякими «мелкими делами». И эта мысль должна иметь особенное значение у нас, в нашей стране…
Но есть одна идея, в которую упирается идеалистический взгляд на мир и жизнь, это идея нравственного миропорядка. Если наука переходит в философию, то философия переходит в религию. Без религиозной веры в нравственный миропорядок, в кровную связь индивидуального с всеобщим и неумирающее значение всякого нравственного усилия — жить не стоит, так как жизнь бессмысленна и по замечательной французской поговорке rien ne vaut la peine de rien[226 — Напечатано в «Полярной Звезде», № 2, 1905’*.]. У многих живет суеверный страх перед религией, так как им все мецещатся ее исторические формы. Но пора признать, что религия, несмотря на текучесть своего содержания, есть вечная, трансцендентальная функция сознания и что всякое цельное понимание и отношение к миру должно быть религией. Величественный подъем духа и идеалистический энтузиазм возможен лишь в том случае, если я чувствую всем своим существом, что, служа человеческому прогрессу в его современной исторической форме, я служу вечной правде, что мои усилия и мои труды бессмертны по своим результатам и учитываются в миропорядке. И я думаю, что новый человек, стряхнув с себя старый мир с его суевериями, проникнется новой религией.
Задача борьбы за идеализм выпадет на долю той общественной группы, которая является в современную эпоху носительницей идеи общечеловеческого прогресса. Эта задача не может быть выполнена целиком социально-политической партией, которая преследует более специальные цели. «Идея» будущего осуществляется не только борьбой социально-политической партии, способы ее осуществления сложнее и многообразнее… Следует все время иметь в виду, что борьба за идеализм не есть борьба против реализма. Идеалистическая философия не может посягать на позитивную науку, социальный идеализм — на социальный реализм. Позиция трезвого социального реализма твердо установлена, он одержал верх над старой романтикой и идеалисты новейшей формации должны присоединиться к его традициям. Мы прекрасно помним, что прежде всего должны быть удовлетворены материальные потребности человеческой массы, как наиболее безотлагательные, и что только сила может быть акушером при рождении новой идеи. Вообще я думаю, что должен быть усилен, как наш идеализм, так и наш реализм, но теперь особенно нужно настаивать на идеалистическом моменте, так как до сих пор он слишком оставался в тени. Ибсенов- ский строитель Сольнес совершает реалистическую работу, это символ научного реализма в теории и трезвого социального реализма на практике. Прекрасный образ Гильды символизирует собой философский идеализм в теории и идеалистический дух практики жизни. Отныне Сольнес и Гильда пусть строят вместе и строят самое великое, самое чудное в мире — «воздушные замки на каменных фундаментах». Сольнес — слуга Гильды, он ее строитель и, повинуясь ее призыву, он должен добраться до самой верхушки «башни». Когда Сольнес начнет строить
